Amore mio Юля Котова (СИ) - Устинова Юлия "Julia Joe"
— Неправда! — мой протест прозвучал слишком громко, и я поклонилась Сильвии, извиняясь за свои вопли. — Ты очень смелая, и твой парень должен гордиться тобой… Так что с женитьбой? Что он сказал?
— Ничего. Дал мне время ещё раз подумать над моим же предложением! — она выглядела расстроенной. — Нет… я знаю, он любит меня… Это все из-за болезни. Хигаши… наверное, думает, что испортит мне жизнь. Он не знает, что я знаю… А я не знаю, как ему об этом сказать, — скомкано проговорила девушка. — Я только хуже сделаю, если встану между ним и его матерью. Он — это все, что у нее есть. Я… совсем запуталась, — она опустила голову и покачала ей. — Извини, что вот так все вывалила на тебя. Дома я веду себя очень сдержанно, а здесь… Мне ведь даже поговорить не с кем.
— Не извиняйся, Рина, — я коснулась ее плеча ладонью и сжала его.
— Как бы я хотела быть другим человеком! Например, таким, как ты, Джули. Как же здорово иметь возможность делать то, что хочешь и быть рядом с тем, кого любишь! — воскликнула она.
— Ты уже это делаешь. Посмотри на себя. Ты пьешь пиво в компании русской студентки и итальянской бабули в то время, как твой парень пошел за пивом. Тебе не нужно быть другим человеком, чтобы быть счастливой! А насчет меня… у нас, — я кивнула в сторону стула, где ранее сидел Бредин, — у нас тоже все сложно.
— Он чем-то болен? — теперь Рина смотрела на меня с жалостью.
— Нет, — я замотала головой.
— Значит… ваши родители против?
— В некотором роде. Хотя… проблема не в этом. Он обидел меня… унизил, понимаешь? Я должна была ненавидеть его, но вместо этого… — я указала на стул Бредина и развела руками.
— Ты любишь его?
— Вероятно… — Как же меня достала эта теория вероятностей! Я внимательно смотрела на Рину, снова обдумывая ее вопрос. — Да, люблю, — уверенно добавила.
Это было очень странно. Я знала эту девушку всего несколько суток, но по какой-то неизвестной причине лишь ей смогла доверить свой секрет.
— А что он?
— Он… кажется таким убедительным.
Рина коснулась моей руки и решительно заявила:
— Вам надо поговорить!
— Ага. Вам тоже, — напомнила ей.
— Нет, только не сегодня, — она усмехнулась и покачала головой. — Сегодня я напьюсь!
— Отличный тост, — похвалила я.
— Кампай, Джули — чан? — Рина подняла свой стакан.
— Кампай, — я проделала то же со своим.
— Кампай! — Рина обратилась к бабуле.
Та, покончив с карри, придвинула к себе свой стакан с водой.
— Non ascoltare nessuno. Ascolta il tuo cuore (Никого не слушайте. Слушайте свое сердце), — она постучала ладонью по груди, упакованной в футболку с шахматным принтом. — Altrimenti… quando avrai novantotto anni, non avrai nulla da ricordare (Иначе… когда вам будет девяносто восемь, то и вспомнить будет нечего).
Тогда я впервые заподозрила бабулю в том, что она не была честна со мной, когда говорила, что не владеет английским…
А после был четверг…
В этот день в одной из старейших аудиторий состоялась открытая лекция Умберто Франко, директора Болонского университета, благодаря которому мы с Брединым тут и оказались.
Лекция проходила в палаццо Поджи — главном здании университета, украшенном фресками и скульптурами. По огромной парадной лестнице мы поднялись в зал и заняли места в третьем ряду у прохода возле стены.
— Юль, как насчёт того, чтобы повторить наш успех перед ректором? — спросил Бредин, закинув руку на спинку моего стула.
Я покосилась на парня и ответила:
— Я что-то не в настроении.
— Ты не в настроении, чтобы спорить со мной? — усмехнулся тот, устраивая другую ладонь на моем бедре. — Это совсем не похоже на тебя.
— Я сама себя не узнаю.
Я коснулась его руки, продолжая смотреть прямо перед собой. Бредин склонился ко мне и прошептал:
— Давай сбежим отсюда.
Повернувшись, я заметила его многообещающий взгляд и улыбку.
— Ты предлагаешь прогулять лекцию ректора?
— Точно, — кивнул парень. — Пойдем погуляем по городу, сегодня такая погода… и съедим чего-нибудь. Если хочешь, можем напиться.
Уловив его намек на мое непристойное поведение двумя днями ранее, я прищурилась и покачала головой.
— Даже не мечтай об этом. Я в завязке.
— Ты вчера пила то пиво с японцами, — напомнил Бредин.
— Ну и что?.. Я праздновала начало трезвого образа жизни. Ясно?
Поглаживая мою ногу, он настаивал:
— Отметим ещё раз.
— Бредин, ты плохо на меня влияешь.
Я прикусила губу, чтобы сдержать улыбку. Мы оба имели друг над другом особую власть, и не было смысла это отрицать. Я вынуждала парня делать глупые вещи, а он, не прилагая особых усилий, заставлял меня делать то, что я тщетно пыталась себе запретить.
— Юль, тебе не кажется несколько странным звать меня по фамилии… учитывая то, что происходит между нами?
— И что же происходит между нами?
Мы смотрели друг на друга: я — с немым укором, а парень — с нежностью, которая моментально меня обезоружила.
— Вот вы где! — услышав знакомый голос, я смахнула руку Бредина с бедра.
Жанна Бернардовна стояла возле стульев в первом ряду. Там же сидела Дарья и профессор Лоретти.
А он-то что здесь забыл?!
— Идите к нам! — Жанна кивнула мне. — Я заняла вам место.
— Блин, Юля! — Бредин снова склонился ко мне. — Твоя преподша начинает раздражать. Она какая-то слишком гиперактивная! Чего она к нам привязалась? У меня такое чувство, что я приехал сюда со своей бабушкой.
— Тогда ты точно должен быть счастлив. Идём, Бредин, наши места в вип-ложе!
Синьор Франко вошел в зал несколько минут спустя. Марчелло встал, чтобы поприветствовать начальство, хотя эти двое, скорее, выглядели, как друзья, нежели руководитель и подчиненный. Затем итальянский ректор поздоровался с Жанной, пожав руку ей и Дарье. Та вдруг разулыбалась и впервые не выглядела так, будто страдает недельным запором. И, наконец, пришла наша очередь.
— Vecchi amici! (Старые знакомые!) — улыбнулся синьор Франко. — Come ti piacciono? (Как вам у нас?)
Он выглядел точно таким, каким я его и запомнила: густые темные волосы, тронутые сединой, строгий темный костюм и красный галстук, очки в коричневой оправе, за которыми был тот же взгляд — пытливый и пронизывающий.
— Grazie per l'invito, signore. Ci piace davvero qui (Спасибо за приглашение, синьор. Нам очень здесь нравится).
Жанна одобрительно кивнула, оценив мой прогресс в итальянском. А меня тут же посетила мысль об «автомате» по ее предмету в летнюю сессию.
Когда именитый лектор отправился к кафедре, я заметила знакомое лицо в толпе студентов через несколько рядов от нашего. Это был Кеннеди. Поймав мой взгляд, он кивнул в сторону Франко и изобразил удивление, а затем что-то сказал на ухо девушке, сидевшей рядом. Она пристально смотрела на меня.
— Мы могли бы сейчас пить вино и есть эти твои круассаны, — прошептал Бредин, когда я повернулась к нему.
— Тише, имей совесть, — шикнула я, настраиваясь на лекцию.
Эти три дня выдались такими разными и насыщенными, а вот вечера у нас с парнем проходили по одной схеме. Когда на город опускался сумрак, мы торчали в комнате, где целовались и… целовались. В перерывах пытались что-то читать из заданного в университете, но потом Бредин снова вторгался в мое личное пространство, и все повторялось.
Наши отношения принимали странную форму и просто тонули в недосказанности. Бредин осторожничал, не предпринимая попыток начать разговор или двинуться дальше поцелуев. А я была готова двинуться с ним куда угодно, но вела себя с точностью наоборот. Впрочем, как и всегда. Все казалось зыбким и непонятным, но это были лучшие дни моей жизни, когда я позволила себе не думать о причинах, по которым нам не следовало быть вместе.
Но сегодня я больше не могла о них не думать.
Было около десяти, когда мы вернулись после прогулки к двум «падающим башням» и похода в булочную, куда меня затащил Бредин, чтобы угостить тем самым круассаном. Тут снова не обошлось без вездесущей Жанны и японской парочки, которую мы прихватили с собой, чтобы полюбоваться видами со смотровой площадки башни Азинелли. Она находилась в самом центре города, на пересечении пяти улиц, в двух шагах от «сердца» Болоньи — Базилики Сан-Петронио. Высотой чуть менее ста метров, эта башня являлась самым высоким строением исторического центра города и самой высокой из «падающих башен».