Наталия Ломовская - Лебяжье ущелье
Она была довольна мужем, как люди вообще бывают довольны удачным приобретением. Юрий был внимателен, нежен и мил, не скупился на подарки, аккуратно вел дела, не пил сверх меры, а если и уделял чрезмерное внимание длинноногим блондинкам, то, по крайней мере, устраивался так, чтобы жена ничего не знала. Впрочем, даже если бы он был пьяницей и бездельником, и приходил домой с губной помадой на трусах, Ганна все равно была бы довольна. Она его полюбила. Влюбилась безоглядно, со всей страстью пробудившейся женщины. Когда он обнимал ее, ей казалось – он душу ее держит в руках. И он любил ее, почему бы нет? Почему бы ему не любить ее?
Дела в «Лебяжьем ущелье» шли хорошо, пожаловаться нельзя. Супруги Рыжовы купили иномарку, два раза позволяли себе заграничные турне – один раз в Египет, пожариться на солнышке, другой раз – во Францию, в сказочный Париж. Ганна хотела непременно ехать на Новый год, но не вышло, в новогодние праздники в пансионате дым коромыслом пойдет, нельзя без пригляду оставить. Ганна ловко прыгала по голубым искрящимся сугробам в роскошной, тоже голубой и искрящейся шубе, и сердце в ней тоже прыгало, радовалось. Она достигла всего, всего, что только можно было пожелать. Все, насколько хватает глаз, принадлежит здесь только ей, и она ни с кем не будет делиться, только с Юрочкой – но ведь и Юрочка принадлежит ей!
Иной раз в беспробудном этом счастье все же были трезвые минутки, когда Ганна ощущала короткий укол совести. Дело в том, что, занявшись «лебедиными» делами, она забыла обо всем остальном, и в эту обширную категорию «всего остального» вошла и тетка ее, тетя Ксана. Сначала Ганна навещала ее раз в неделю, потом стала заглядывать раз в месяц, а с сентября по февраль не зашла ни разу, пропустила целых полгода, после чего запросто ввалиться в гости было, право же, как-то неудобно. Ганна пару раз собиралась позвонить ей, даже поднимала трубку, но не решалась набрать шесть знакомых цифр. Жарясь под ярким египетским солнышком, она вдруг припоминала теткино лицо, узкое, со впалыми щеками, с легкой синевой под глазами. Ей бы тоже погреться на курорте, поесть этих невиданных фруктов, отдохнуть и поправиться… Вспоминались долгие вечера, которые две женщины коротали на кухне за чашкой чая, вспоминалось, какой тонкий аромат шел от теткиных свежеиспеченных куличей, как мирно заводил свою песенку закипающий чайник, и Ксения Адамовна, сбросив с узеньких плеч пуховый платок, вдохновенно читала свое любимое, заветное, пасхальное:
Расписала Аннушка игуменье писанку
Черною глаголицей: Христос воскрес!
По красному полю золотые листья
Золотые гвозди, и копье, и крест.
Все-то мы хлопочем, все-то украшаемся,
Писанки да венчики, пасхи, куличи,
В этих куличах-то все и забывается.
В сердце Божьей Матери стрелы и мечи.
Божий сын во гробе, ангелы в смятении,
По церквям рыдальные гласы похорон,
Славят страсти Господа и Его терпение,
А у нас-то скалок, мисок перезвон.
Радостно было от этих простеньких строк, и из церквушки «Утоли мои печали», что неподалеку, рвался к ним пасхальный светлый благовест.
А теперь Пасха была только весенним воскресным днем, и тебе ни праздников, ни буден, по праздникам-то Ганне как раз самая работа, она даже про свой день рождения едва не забыла. Спасибо, муж у нее внимательный, заказал столик в ресторане и преподнес драгоценную безделушку, колечко. Бриллиант в обрамлении изумрудов. Как странно, отчего же опять в жизни Ганны появляется это роковое сочетание, неужели нет больше на свете других камней? Кольца она не стала носить, благо и так драгоценностей Маргарита Строганцева ей оставила полный ларец. Спрятала на дно от себя самой.
Кольцо сослужило дурную службу, в голову начали приходить совсем уж странные мысли. Вспомнилась вдруг семья, родители, братья и сестры. Матери она со своего отъезда так и не видела больше, отец несколько раз заезжал по пути, и не мог скрыть, что делает это от матери тайком… Говорить было не о чем. А теперь вдруг засосало – как они там? Мать, наверное, постарела. Как она кричала тогда, что еще молода, может еще родить детей! Интересно, есть ли у Ганны еще братья или сестры, кроме тех, что она смутно помнит? Лешка-оболтус, близняшки Витька и Вовка, Наташка-подружка, и маленькая. Как ее звали? Но этого Ганна не помнила, и томилась сильней, и не понимала причины своего томления.
Однажды Нина пришла не вовремя, застала хозяйку в слезах. Сидит в кухне, куда сроду не заглядывала, потому что готовить не умела и не любила, ножки под себя подобрала, подперла щеку рукой, а слезки у сердечной так и катятся светлыми горошинками! Домработница забеспокоилась, стала расспрашивать. Что да что с вами, Ганна Федоровна? А та и толком сказать ничего не может, только губой дрожит. Ну, Нинка на то и ушлая баба, много в жизни повидала, может вывод правильный сделать:
– Родить вам пора, вот чего!
Ганна так и подскочила.
– Ну да! Ни к чему мне это! Не люблю детей!
– Эх, Ганна Федоровна, милая вы моя, так природе, ей нет никакого дела до того, хочете вы ребят или не хочете! Организм женский этого требует, так вынь ему да подай! Возраст такой подошел.
Пришлось признать правоту Нины. Не по братьям и сестрам тоскует Ганна, а по детям, хотя ей лично пищащие младенцы противны до отвращения, она подумать спокойно об этом не может! Представьте только, гадость какая! В тебе, в твоем животе, в самой нежной и беззащитной части твоего существа поселяется нечто чуждое, какой-то пришелец, и начинает тянуть из тебя соки. Оно ест и пьет то, что ешь и пьешь ты, оно забирает у тебя витамины и всякие полезные вещества, отчего у беременных выпадают зубы, редеют волосы, тускнеет кожа. Не довольно ли Ганна ходила в дурнушках, чтобы повторить это еще раз, а там, глядишь, и не один? А потом роды, отвратительный процесс, который ты не можешь остановить, не можешь предотвратить, не можешь властвовать над своим телом. И самое тошнотворное – грудное вскармливание! Пришелец вылез из тебя, он дышит рядом, но продолжает тянуть из тебя соки! Хорошо, допустим, все это можно как-то решить, пойти на кесарево сечение, чтобы не орать и не тужиться, вскармливать пришельца искусственно. Но ведь это еще не все! Он будет расти рядом, он будет требовать чего-то себе, всего – себе! Внимания, любви, денег! Девочка начнет таскать у Ганны косметику и драгоценности, на которые та не надышится, а мальчик… О, эта мысль еще страшнее! Мальчишка может покуситься на самое дорогое, на то, что в глазах Ганны ценнее бриллиантов, он может забрать у нее часть любви Юрия!
– А ежли муж не хочет, так вы его не слушайте, – поучала тем временем Нина. – Они, мужики, все сперва кочевряжатся, фантазии у них там разные насчет потомства, а как увидят, да еще ежели пацан, как возьмут на руки, так и не оторвешь! Бывает, что и муж негодящий, а отец золотой.
