Карен Ченс - Метка тьмы
— Ah, bon. Ce n'est pas très grave[9], - пробормотал он. Увидев выражение моего лица, он улыбнулся, и эта улыбка отразилась даже в глазах. — Это не опасно, — перевел он. Я еле сдерживалась, чтобы не закричать.
Луи-Сезар поднялся и отошел к соседнему столу, и тут же ко мне вернулась способность дышать. Я попыталась разобраться, что же в нем было такого, что вызывало у меня такую сильную тревогу, но так и не нашла никаких реальных оснований. Его приятные и располагающие к себе черты лица могли бы принадлежать мужчине примерно на пять или шесть лет старше меня, но если судить по его одежде, он прожил уже не одно столетие. Взгляд его был мягким — в светло-голубых с серыми крапинками глазах не было даже намека на попытку оказать на меня давление — и в то же время его манера держаться, несмотря на обходительность, была совсем не присуща простому смертному. Может быть, он все же не притворялся. Нужно признать, что мои нервы сегодня не в лучшей форме — даже для меня, готовой ко всему, две попытки убийства за ночь стали перебором — но это не объясняло, почему из всех возможных кандидатов именно Луи-Сезар вызывал у меня тревогу.
Он возвращался, и с каждым сделанным им шагом моя паника нарастала. Я наблюдала за ним, как маленькая зверушка следит за хищником, сохраняя полную неподвижность, за исключением дыхания, в надежде, что огромная, плохая тварь не накинется на нее. И вот он снова оказался на коленях в ворохе сверкающего атласа и кружев, свет, падающий сверху, проходя через его волосы, заставил несколько его темно-рыжих прядей вспыхнуть как пламя. Он вернулся с аптечкой, из которой извлек антисептик, несколько марлевых прокладок и упаковку влажный салфеток для малышей, и выстроил все это в ряд на плитках перед камином.
— Я очищу вашу рану, мадемуазель, и наложу на нее повязку. Завтра приедет медсестра, которая сможет оказать вам более квалифицированную помощь, чем я своими неуклюжими действиями. — Он вел себя непринужденно и даже подшучивал, но все же мне потребовалась каждая частичка моего самообладания, для того, чтобы не ринуться к двери.
Бледная тонкая рука, обрамленная каскадом белых кружев, обхватила мой чумазый, запачканный кровью подбородок. От его пальцев исходила прохлада, когда он без нажима удерживал его, возможно, он рассчитывал, что это прикосновение успокоит меня. Ничего подобного. Неважно насколько он был осторожен, я знала, что хватка может в мгновенье усилиться, и я буду скована крепче, чем наручниками. Сначала я почувствовала, как он пальцами другой руки слегка касается моей ободранной кожи, а затем им на смену пришли еле ощутимые касания ткани, когда он начал очищать ее. Несмотря на то, что антисептик лишь чуть-чуть жалил кожу, я вздрагивала, прикрыв глаза. Мне стало плохо оттого, что я поняла, что сейчас должно произойти.
— Мадемуазель, вам плохо? — Его голос доносился как бы издалека и резонировал в моих ушах. Почувствовав, как на меня нахлынуло хорошо знакомое ощущение дезориентации, я начала сопротивляться изо всех сил. Я сражалась с особой ожесточенностью, как никогда прежде, пытаясь затолкнуть это обратно в некий отдаленный уголок внутри себя, где обычно были запрятаны мои способности, умоляя их вернуться ко сну. Неважно, что должно было поведать мне видение, я была на сто процентов уверена, что не желаю этого видеть. Но впрочем, как всегда, дар оказался сильнее меня. Я смирилась с неизбежностью, ощутив холодный озноб, охвативший мое лицо. В гостиной, где я находилась, было тепло, но какая-то часть меня уже покинула ее. Я сделала глубокий вздох и открыла глаза.
Холод шел от оставленного приоткрытым на ночь окна.
Ветерок пощипывал мою обнаженную кожу, вызывая мурашки по всей длине оголенного тела. Конструкция окна чем-то напоминала витраж, только без цветных стекол и без узоров, если не считать маленькой карты, образованной множеством стеклышек соединенных друг с другом. Стекло было толстым и неровным, как в некоторых архитектурных памятниках Чили, и в нем можно было разглядеть лишь размытые очертания. Но этого оказалось достаточно, чтобы у меня началась гипервентиляция.
В панике озираясь вокруг, я натолкнулась глазами на зеркало, с противоположной стороны комнаты. Отражение в нем тоже было нечетким, но не столько из-за плохого качества стекла, сколько из-за тусклого освещения, исходящего от нескольких свечей и слабо горящего пламени в камине. На самом деле это зеркало являлось произведением искусства — огромное, с массивной позолоченной рамкой, роскошное, как и остальная вырезанная из дерева массивная мебель. Обстановка комнаты предрасполагала к неге: пламя, потрескивающее в мраморном камине, слабо освещало темно-вишневого цвета огромную кровать с балдахином и отражалось на тяжелых бархатных шторах навеса. Каменные стены были завешаны гобеленами, цвет которых был насыщенным и ярким так, словно они были сотканы только вчера. Букет бордовых роз стоял на столе рядом с кроватью в расписной фарфоровой вазе. В данный момент я была совершенно не настроена восхищаться окружающей обстановкой, даже находясь в далеком прошлом, так как была слишком смущена отражением в зеркале.
Мужчина стоял на коленях на кровати приблизительно там, где должна была находиться я. Мне было трудно определить, кто это, так как большую часть его лица скрывала черная бархатная маска с прорезями для глаз. Она выглядела довольно комично — как деталь развратного хэллоуинского костюма, но у меня не возникало желания посмеяться. Возможно, потому что маска была единственной вещью на нем. Густая масса длинных темно-рыжих кудрей, свисая вниз, укрывала верхнюю часть его тела и переливалась золотыми и бронзовыми нитями в свете горящих свечей. От жаркого бледно-золотистого пламени в комнате его тело стало влажным, и капельки пота, стекая вниз по коже мускулистой груди на плоский подтянутый живот, скапливались в небольшом углублении пупка. Холод, идущий от окна, так и не высушил на его торсе капельки пота, сверкавшие мелким бисером, в результате создавалось впечатление, что он одет в прозрачную рубашку, расшитую крошечными алмазами. Мужчина был подобен ожившей позолоченной статуе, за исключением того, что, как правило, у статуй не бывает сильной эрекции. Я сглотнула и он тоже, его голубые глаза в зеркале начали расширяться, от внезапной догадки.
Но это было безумием; такого просто не могло быть. Я никогда не играла главную роль в своих видениях, всегда оставаясь наблюдателем на периферии, столь же невидимым и отстраненным как призрак. Или, по крайней мере, так было до сегодняшнего вечера. Прежде, чем я смогла сориентироваться, что мне делать дальше, я почувствовала теплую руку на мне в очень интимном месте, в шоке посмотрев вниз, я обнаружила молоденькую брюнетку, лежащую подо мной, утопающую в куче одеял на кровати. Комната пропиталась затхлым и тяжелым запахом секса, и теперь мне стало понятно почему.