Ева Никольская - Подарок из Преисподней
Она замолчала, глядя на представшую их взорам сцену, которую услужливо отобразило "магическое зеркало" колодца.
— Оп-па, — как-то нервно хохотнул перевертыш, перегнувшись через каменный бордюр. — С этого момента, милая, — он поднял голову и выразительно посмотрел на Эру: — каждый сам за себя.
— А сделка?! — возмутилась та.
— Помнишь, я говорил про непредвиденные обссстоятельства?
— Но…
— Извини, Эра. Сделка аннулирована, — оставив обалдевшую женщину одну, бросил на ходу Лу.
— Ты куда?! — завопила она и метнулась следом.
— Домой, ессстественно. Заберу только кое-что и свалю. Счастливо оставаться, невессста, — демон послал ей воздушный поцелуй и исчез, растаяв в ворохе синих искр.
"Не портал, а какое-то хитрое заклинание, мешающее отследить его, — поняла Эра, но легче от этого ей не стало. — Предатель… Тварь двуличная! Хотя… следовало ожидать!"
А в Хранилище корагов тем временем творилось что-то невероятное. Посреди большого и мрачного зала разгуливала белокурая девушка в алом платье. Иногда она останавливалась и, запрокинув голову, безудержно хохотала. Громкий, злой смех походил на истерику, но Лили не задумывалась над его природой, ей просто было хорошо. Она упивалась своей местью, купаясь в волнах этого темного наслаждения. Черные тени уже выпущенных корагов кружили вокруг, перешептываясь, другие метались по "банкам", ожидая своей очереди. Ее "пили", но не убивали, несмотря на многовековой голод. И дело тут было вовсе не в благодарности за дарованную волю. Вышедшие на свободу сущности чувствовали в ней родную душу… не демона, но и не человека. За семь условных лет дух Лилигрим не только обрел способность являться обитателям дома в человеческом облике, но и впитал в себя мрачную энергию этого каменного "склепа", наполнился ею… И, как следствие, изменился. Лили не получила никаких уникальных способностей, не превратилась в одночасье в великого и могучего мага, она просто стала иной. И эту ее инородность бывшие пленники воспринимали за родство.
Мэл же, лежащую без сознания на полу, от неминуемой смерти спасал лишь ее затянувшийся обморок. Бледная, растрепанная, с кровавой раной на лбу и покрытой странными пятнами кожей — черноволосая Арэ сейчас вполне могла бы сойти за покойницу, но сердце ее билось. И, будто стервятники, над телом ее кружили кораги. А сквозь багряную печать на месте открытой настежь двери на происходящее внутри смотрели двое: Смерть, перенесенный сюда порталом Эры, да Фабиан, почуявший боль и ужас своей Арэ и разыскавший ее с помощью связи.
Они пришли почти одновременно и, встретившись у входа в хранилище, так и застыли там, не зная, что предпринять. Не только специальные контейнеры-ловушки, но и сами стены "тюрьмы" удерживали пленников от бегства. Снять магическую печать сейчас означало выпустить этих изголодавшихся тварей на свободу. А не снять — отдать им на "съедение" еще живую, но сильно ослабленную Мэл. Обнаружив приход гостей, Лилигрим перестала хохотать, однако мстительная ухмылка так и не сошла с ее лица. Демонстративно открыв очередную "банку" с пленником, девушка медленно двинулась к выходу. Карие глаза ее лихорадочно горели, губы кривились, а из горла уже готовы были вырваться наболевшие обвинения в адрес всех и вся, как вдруг раненая застонала. Метавшиеся по залу кораги черными струйками дыма замерли в воздухе. А четэри, обеспокоенный видом друга, крепко сжал его плечи, не давая двинуться.
Жена Фэба приподнялась, схватилась за разбитую голову и, мазнув взглядом по вероломной блондинке и призракам, уставилась, как загипнотизированная, на запечатанный магией проем, за которым стоял ее муж. Время для этих двоих будто замерло. Они смотрели в глаза друг другу всего мгновение, но перед мысленным взором обоих успела проскользнуть вся их жизнь. А потом Мэл закричала от страха, боли и неизбежности, а еще от стремительно растущей в душе пустоты (духи, ощутившие прилив ее эмоций, приступили к "трапезе"). Видя, как в хищном тумане исчезает искаженное ужасом лицо возлюбленной, пятый Хранитель вывернулся из захвата сослуживца, врезал на автомате ему в челюсть и принялся яростно взламывать магическую печать. Та шипела, искрила, но не поддавалась. Смерть снова попытался вразумить его, но Фабиан ни на что не реагировал. Связь заветного дара неумолимо таяла, отзываясь нестерпимой болью в его сердце. Мэл умирала, а он не мог к ней прорваться.
— Это не наша печать! Она наложена изнутри! — заорал четэри, перехватив руку друга, с которой готово было сорваться убийственное заклинание, опасное больше для него самого, нежели для двери. — Прекрати! Ты не откроешь! А если откроешь, то эти твари уничтожат все живое в Карнаэле!
— Фээээб! — жалобно проскулила его Арэ, сделав неуклюжую попытку вырваться из объятий туманных сущностей. — Фэ… — ее голос оборвался.
Фабиан ринулся на таран затянутого магической сетью прохода, а Лилигрим, о которой все снова забыли, занятые судьбой Мэл, стремительно подошла к порогу и… разорвала свое магическое плетение. Часть корагов рванула на свободу, другая облепила переполненного эмоциями Хранителя, подбежавшего к жене. Третья принялась лакомиться чувствами застывшего на месте четэри. Лили снова засмеялась: тихо и зло, а еще немного хрипло. Ее эмоции тоже уменьшались, но накопленная за годы посмертия обида, помноженная на мстительность и стервозность девушки, разгоралась в ней быстрее, чем успевали ее пить кораги.
А Смерть стоял и смотрел на нее постепенно стекленеющими глазами. Желание придушить мстительную мерзавку испарилось, а вместе с ним ушло и беспокойство за друзей, за Дом и за Равновесие. Все переживания стали казаться ему такими далекими и неважными, а копошащийся вокруг него туман — чем-то само собой разумеющимся.
— Сдохните, сдохните! Вы все сдохните, пррредатели! — крикнула блондинка, обведя победным взглядом сначала Фабиана, сидящего на полу с обмякшим телом Мэл на руках, а затем и Смерть, с обидным безразличием смотрящего сквозь нее. Открыв очередную ловушку, девушка направилась к следующей, затем остановилась, обернулась и самодовольно заявила своему бывшему мужу. — Вас выпьют, а я буду жить! Потому что, в отличие от вас, они, — указательный палец ткнул в зависшего рядом корага, — мои друзья! — четэри никак не отреагировал на ее речь и Лили, психанув, закричала: — Слышишь меня, любимый?! Я буду жи… — голос ее оборвался, захлебнувшись на полуслове.
От яркой вспышки, метнувшейся к ней из коридора, девушку откинуло на несколько метров назад. Не удержав равновесия, она упала на пол и, удивленно моргнув, посмотрела на миниатюрный сгусток света, застрявший между ее ребрами. Алая ткань платья начала стремительно темнеть от крови, но боли не было. Лишь легкое жжение онемевшего вдруг тела, ватного, неуклюжего… чужого. Грудная клетка последний раз поднялась, изо рта девушки потекла кровь, а из глаз брызнули слезы. Последний вздох, последний взгляд, последняя попытка удержать контроль над умирающим телом. А потом темнота, и пропитанная досадой мысль, растворяющаяся во мраке.
