Восемь рун в сердце зимы (СИ) - Консуэло Ольга

— И всё? — с подозрением уточнил Рик.

— И всё, — устало вздохнула девушка, прекрасно понимавшая, что обсуждать с одним мужчиной признания другого категорически нельзя.

Но парень не унимался:

— По-моему, он к тебе клеится.

— Α по — моему, ему просто нравится флиртовать со всеми подряд. Наверное, это у него такая защитная реакция после того, как его бросила невеста.

— Но ведь к Реде он интереса не проявлял, — упорствовал Рик.

— А к Тисе — еще как проявлял, — возразила Ρиса. — Да и сам посуди, Ρеда по-своему очень миленькая, но выглядит всё-таки сущим ребенком. Маловероятно, что при виде такой девушки у мужчины возникнут мысли о ни к чему не обязывающем флирте.

— Ни к чему не обязывающем? Точно?

— Точно, — с усталым вздохом подтвердила Риса. — И хватит об этом, давай побережем силы, нам еще больше часа топать. Пошли уже.

И они пошли.

Когда Риса и Рик добрались до «Сердца зимы», оказалось, что Ρеде уже лучше, и они с Альбом даже общими усилиями накрыли к обеду. Что было очень кстати, поскольку все сильно устали и проголодались.

А после обеда пришло время обсудить увиденное на поляне. Каждый описал то, что видел, и оказалось, что все видели одно и то же. В том числе и неизвестного мужчину, проводившего ритуал.

— Так что же получается, — выразила всеобщее мнение Риса, — что Птица не сама заявилась, а её кто-то вызвал?

— Ну или, как вариант, появилась она всё-таки сама, но её появление кто-то использовал для своего ритуала, — добавил Альб.

Все задумчиво замолчали, Реда даже как будто впала в легкий транс, а, очнувшись, неожиданно поинтересовалась у Рика:

— Α эта история, которую твой отец изложил в том письме, сколько лет назад она случилась?

Рик задумался, беззвучно шевеля губами в мысленных подсчетаx, а потом ошарашенно посмотрел на ясновидящую:

— А ведь и точно! Это было как раз тридцать три года назад, на зимних каникулах, а значит, на Йоль.

— Что ж, я думаю, теперь все со мной согласятся, — мрачно усмехнулась Риса, — что тем проводившим ритуал человеком, которого мы сегодня видели, как раз и был ан Тиркенссан.

— А тот, с артефактом на шее, — добавила Реда, — должно быть, твой отец.

— Но отец ничего не написал ни о каком ритуале! — запротестовал Рик.

— Возможно, он ничего о нем и не помнил и принял версию, которую ему озвучил ан Тиркенссан. Люди, пострадавшие от темной магии, довольно часто ничего не помнят, — высказал свое мнение Альб.

И все замолчали, обдумывая новую версию происходящего.

Через некоторое время Риса прервала всеобщие раздумья:

— Если Птицу можно вызвать с помощью ритуала, значит, её можно также при помощи ритуала и отправить назад?

— Не обязательно, — с сожалением заметил Αльб.

И после паузы добавил:

— Хотя обычно смерть того, кто проводит ритуал, его прерывает.

— Но мы же не можем вот так вот взять и убить ана Тиркенссана без суда и следствия! — всполошилась Реда.

— Конечно, нет, — согласился рунстих, — но помнить о такой возможности всё-таки стоит. Да и всё равно мы не можем узнать точно, он ли проводит этот ритуал, и ритуал ли это вообще, и как появилась Птица.

— Зато узнать, он ли проводил тот ритуал, который мы видели, и если да, то также и выяснить, была ли Птица вызвана этим ритуалом или просто использована, раз уж появилась, мы можем попытаться, — снова удивила всех Ρеда.

— А как? — Ρиса успела спросить первой.

— Я могу попробовать настроиться на ана Тиркенссана, ведь в его состоянии он не сможет этому противодействовать, — ясновидящая нервно хихикнула, — и посмотреть, как тогда всё происходило, его глазами.

— А это не опасно? — встревожился Альб.

— Риска для жизни нет, — успокоила его Реда, — просто сил уйдет много.

— Но ты и так уже сегодня выложилась, — обеспокоенной заметил Рик.

— Но ведь это наш шанс найти выход! — горячо возразила ясновидящая. — Нельзя же просто сидеть и ждать!

— А пойду-ка я посмотрю у Тисы в комнате, нет ли у нее чего-нибудь укрепляющего, — поднялась с места Ρиса. — Нехорошо, конечно, рыться без разрешения в чужих вещах, но, учитывая обстоятельства, уверена, что Тиса нас простит. «Если выживет», — добавила девушка про себя.

И укрепляющая настойка действительно нашлась. И действительно помогла. Так что за здоровье Реды пока можно было не беспокоиться.

В спальню хозяина дома отправились все вместе. Поскольку ясновидящей помощь не требовалась, остальные расселись в ожидании на принесенных из хозяйского кабинета стульях, а Реда присела на кровать, положила руки на заледеневшего Норта («Не простудилась бы», — обеспокоенно подумала Риса.) и, закрыв глаза, замерла.

На этот раз транс ясновидящей длился почти час, и остальные уже начали беспокоиться, поскольку она становилась всё более и более бледной, но наконец-то девушка очнулась и со слабой улыбкой произнесла:

— Получилось!

Норт Тиркенссан, тридцать три года назад

Сколько себя помнил, Норт хотел стать рунстихом, только об этом с раннего детства и мечтал. И лучший, а в общем-то и единственный, друг Енси эту мечту полностью разделял, что ещё больше укрепляло их дружбу.

Для того, чтобы пойти учиться на рунстиха, нужны были способности к стихийной магии не ниже полновесной второй категории, так чтобы сама по себе была, без помощи рун. И шансы иметь такую категорию у Норта были, ведь у его отца как раз и была вторая категория, а с рунами — почти что первая.

Мечта рухнула в четырнадцать лет на обязательном магическом освидетельствовании, проводившемся после окончания школы перед переходом в соответствующую специализированную гимназию. До полноценной второй категории Норт не дотянул. С рунами и со временем, да, мог получить вторую, но с таким уровнем магии пойти учиться можно было только на бытовика, а уже потом, в магистратуре, получить смешанный класс бытовика-руниста, как раз и предназначенный для таких вот «недотянувших». Всё же полноценных рунстихов в Аллиумии было мало, а потребность в тех, кто хоть как-то мог воздействовать на природные стихии, была большая, так что и такие «половинки» были хорошо востребованы.

Но это было совершенно не то!

Жизнь была кончена, и ничто уже не имело смысла для юңого Тиркенссана. Однако внешне он своего отчаяния никак не показывал, и даже верный Енси не понимал, насколько другу плохо. Не понимал и продолжал, получив свою первую категорию, делиться планами на будущее в качестве рунстиха. Надо ли говорить, что Норт его практически возненавидел?

Со дня освидетельствования прошел почти год, Норту уже исполнилось пятнадцать, и он почти смирился с тем, что рунстихом ему не быть. И даже планы, которые по-прежнему строил Енси, почти перестали его раздражать.

Да, он почти смирился. Почти, да не совсем.

И когда однажды, готовя доклад по истории родного края, чтобы подправить по этой самой истории оценку, он среди подшивок старых газет нашел обрывок карты, на обороте которого было нацарапано карандашом «Хижина Темного отшельника», ни минуты не сомневаясь, положил его в карман и в первые же выходные, сказав родителям, что поедет в Стадстрен с Енси, а Εнси — что поедет в Стадстрен с родителями, отправился на поиски.

Отмеченное на карте место Норт обнаружил без труда: тому, кто точно знает, куда идти, сохранившийся отвод глаз помешать не мог, и решительно вошел в ещё довольно крепкий лесной домик, дверь которого почему-то оказалась незаперта.

Кстати, точно выяснить, что это был за «Темный отшельник», парню не удалось, в газетах только очень скупо сообщалось, что таковой был пойман и отправлен в Стадстрен, но даже имя этого человека названо не было.

В силу того, что о темной магии Норту в сущности было известно только то, что она существует и что она опасна, та легкость, с которой он не только проник в хижину, но и обнаружил тайник её хозяина, в которым хранились несколько темных артефактов, а главное — гримуар Темного отшельника, совершенно его не удивила. А должна была бы, поскольку всё, что им принадлежало, темные маги имели привычку защищать смертельными заклятьями.