Крыса (СИ) - Цыпленкова Лариса
Ритуальный зал заполнило молчание. Я слышала хруст отгрызаемой бумаги, биение сердца своей хозяйки, взволнованное дыхание — и её, и подруг, — но ни одного звука от магистра, словно мужчина даже не дышал.
— Что. Это. Такое? — тихо-тихо спросил магистр.
— Сожрала… чертёж… — выдохнула какая-то из девушек.
И тут меня оглушило: вся защита, которую я ставила с такой тщательностью, была смыта невероятной смесью эмоций Вивьенн. Облегчение, одобрение, злорадство хлынули на меня бурным потоком одновременно с истеричным воплем хозяйки:
— Флёр!!! Моя прелесть! Не ешь бяку!
А потом Вивьенн схватила меня поперёк тела, прижала к груди и запричитала:
— Вы её напугали, магистр Детруа! Флёр такая нежная, трепетная, я даже ментальную связь пока не установила! Говорящий-с-Малыми запретил! Флёр, маленькая, зачем ты съела эту бумажку? Теперь тебе будет плохо, как бедняжке Тигэ!
Но в сердце своём Вивьенн пела победную песнь, исполненную злорадства. Её руки держали меня крепко, но не сдавливая, она то причитала, то начинала меня гладить. Я расслабилась и болталась в хозяйских руках, как крысиная шкурка, только попискивала и стучала зубами от смеха. Кошка мессеры Армель выбрала этот момент, чтобы вновь начать орать: её снова тошнило. Девушки разахались и начали метаться от кошки ко мне и обратно, все, кроме Джосет Бер, которая спокойно и методично заканчивала уборку зала, уворачиваясь от благородных девиц, многословно выражавших сочувствие то Вивьенн, то Армель.
Магистр Детруа закрыл глаза и простоял так минуты две или даже три. Мне показалось, что губы его шевелятся; то ли мужчина ругался беззвучно, то ли считал про себя до ста. Или до двухсот. Или до тысячи. В общем, когда преподаватель открыл глаза, он держал себя в руках. Сухим тоном он предложил адепткам освободить ритуальный зал и продолжить вечер у кого-нибудь в апартаментах, после чего оставил девичью компанию, позабыв закрыть дверь. Его тяжёлые шаги удалились куда-то в конец коридора и стихли.
Девушки, не снимая завесу пустой болтовни, закончили уборку, собрали вещички и вымелись из ритуалки. Конечно, никто не захотел «продолжать вечер», все разбежались по собственным комнатам. Слишком устали адептки, не столько физически, сколько душой; очень уж много было сегодня внезапностей и неприятностей. Вивьенн приняла ванну и легла спать только после того, как убедилась: руководство к ритуалу на месте. Она спрятала лишние копии среди книг, а «оригинал», придуманный мэтром Сидом, перепрятала в ящик стола и заперла собственной магией. Уже уходя в спальню, хозяйка мимоходом похвалила меня за инициативу, бросила на пол вольера пару печений и, зевая, оставила меня одну. Дверь в спальню она заперла на защёлку; не прошло и пяти минут, как я услышала тихий скрип кровати, а вскоре — и сонное сопение.
Мне же такая радость, как ночной сон, не светила. На рассвете истекал срок одной из клятв, и тёмная вязь «браслета» ощутимо грела запястье. Убедившись, что ведьма спит, я вытащила из своего домика бумаги и обернулась человеком. Бесшумно ступая, прокралась в кабинет, а там зажгла светильник и принялась разбирать листочки. Руководство, полученное Магали от кузена Дени — в одну сторону, мой образец на восковке — в другую. На образец я нанесла красным грифельным карандашом те изменения, которые запомнила, а потом свернула в тонкую трубочку и опять спрятала в вольере, в одном из дуплистых стволов.
А вот ритуал с вызовом демонов я сложила вчетверо, сверху обернула листом плотной хорошей бумаги и залила срез воском, припечатав его первой попавшейся монетой из тех, что валялись на столе хозяйки. Чёткими печатными буквами написала: «В Лигу Ловчих из АМИ, что в Зертане. Срочно». Ещё просмотрела оригинал и копии, убедилась, что руководство, которое я написала для Вивьенн, не содержит тех самых ошибок, которые сделали его рабочим. Копии тоже были выполнены безупречно — и тоже работать не будут. Отлично! Теперь только я знаю, как начертить настоящий сигил! Запирающее заклинание на меня не среагировало, ведь я сейчас была своего рода частью Вивьенн, её третьей рукой, если можно так сказать. Всё это время я прислушивалась к каждому шороху, каждому скрипу. Раньше я никогда не представляла, как много шумов издаёт ночью жильё; сейчас я то и дело вздрагивала от тревоги и от нагревающегося клятвенного браслета. Дождавшись, пока чернила высохнут, я открыла фамильярское окно и положила письмо на пологий отлив. Потушила магический светильник, села на подоконник, обернулась крысой и сразу нацепила ошейник.
Выбравшись наружу, я аккуратно столкнула письмо вниз, убедившись, что оно не должно ни за что зацепиться. Конверт тихо шлёпнулся на вскопанную землю: клумбы готовили к зиме, цветы уже убрали, и письмо почти светилось на тёмном фоне. Крысой я спустилась вниз, кое-как отволокла письмо с клумбы на пожухлую заиндевевшую траву, а там и на ближайшую дорожку, то и дело поджимая лапы от холода. На гранитных плитах дорожки я позволила себе сменить форму на волчью, подхватила зубами ошейник и письмо и, не особо скрываясь, порысила к главному зданию.
В такое время главные двери были, разумеется, закрыты, но и здесь была лазейка для фамильяров. Кое-как протиснувшись в неё, я дотащила письмо до почтового ящика, а там уж пришлось опять становиться человеком. Письмо было немножко помято и обслюнявлено, а ещё, кажется, зубы отпечатались. Волчьи. Ничего страшного, пусть себе ищут в Академии волка, а маленькая пушистая крыска слишком незначительна для таких уважаемых и страшных господ, как Ловчие. Гусь Лапчатый укоризненно следил за тем, как я бросаю письмо в ящик, а я волновалась: вправду ли разрешена бесплатная отправка донесений в Лигу? В тёмном вестибюле вспышка почтового отправления показалась мне ярко-розовой, почти белой, как молния. Сработало. Я не ошиблась: Лига Ловчих принимала даже неоплаченные письма за свой счёт. Подозреваю, если найдётся шутник и попытается отправить им ложные сведения или пустое письмо, Ловчие его найдут и стрясут стоимость почтовых услуг и ещё кое-что сверх того, да и кто рискнёт с ними шутить?
Правое запястье полыхнуло болью, я пискнула жалобнее крысы и подняла руку; один из темных браслетов исчез, выцвел. Клятва исполнена. Я опустилась на пол, тихо дрожа: страх отступал, и тело расслаблялось, мышцы таяли, как масло на горячей сковороде. Если бы не было так холодно, я, может, и рухнула бы без сил и без памяти прямо на полированный камень. Но нет, пришлось собирать себя в одно целое, оборачиваться крысой, надевать ошейник… Крысиные пальчики мёрзли и дрожали, но я чувствовала, что ещё одной смены формы не переживу. Бегом-бегом-бегом до женского общежития, по ледяным камням, по колкой траве в кристалликах инея, а потом — вверх, цепляясь за скульптурные детали лапами, скользя коготками, вытягивая ставшее вдруг тяжёлым тельце. Еле добралась до окна, ввалилась в тепло, на подоконник, и с трудом закрыла щеколду. Почти упала на пол, из последних сил дорысила до вольера и упала в домик, где меня ждала та самая парочка печений и орехи… Дивные орехи!
Я сгрызла печенья почти мгновенно, не осознавая, что делаю. В животе затрепетал слабый источник тепла, и я принялась устраивать гнездо из гамака, подстилки и подушечки. Укрывшись со всех сторон, уже спокойнее принялась за орехи. Толстая колючая скорлупа сдавалась крысиным зубам быстро, не причиняя мне вреда, и маслянистые ароматные ядрышки служили отличной наградой. Тепло от желудка распространилось по всему телу, навевая сонливость. Надо было, конечно, выбросить из домика скорлупу, но сил не оставалось совершенно. Утром.
Я свернулась клубочком, пригревшись в своем бархатном гнёздышке, и попыталась заснуть. Как ни странно, сон не шёл, видно, слишком много я сегодня пугалась. В голову лезли слова придуманных заклинаний, а стоило закрыть глаза, как на внутренней стороне век начинала мерцать красно-золотая гептаграмма. Когда мне вроде бы удалось задремать, я, как наяву, услышала вопль магистра Детруа: «Крыса!»; тут же проснулась. Тьфу! Чтоб ему пусто было! Ничего, вот найдут Ловчие, кто в АМИ тёмными ритуалами разбрасывается, тут-то мы и похохочем. Покрутившись ещё, я поняла, что уснуть не удаётся, и всё-таки навела порядок в домике, утащив ореховую скорлупу в пустую миску. Заодно и попила, и помыться сходила — только лапы, конечно, а то так можно и простудиться. Если Вивьенн завтра не понесёт меня на лекции, то я точно воспользуюсь её ванной и мылом!
