Золотая кровь 3 - Зелинская Ляна

— Ах да, должна признаться, это я испортила ауроскоп, вылила кислоту и заменила её водой. А камалео графа Морено слишком слаба, чтобы видеть всех эйфайров. Некоторых она видеть просто не может.

— Почему?

— Ониксид со временем убивает эйфайра. А Кэтэрина носит его слишком долго. Если посмотреть на её ауру, то можно понять, кого она сможет увидеть, а кого нет. Я же видела её в сенате.

— Значит, она не смогла увидеть твоей ауры в сенате? Но ты же не знала, кто будет в сенате, но не побоялась туда пойти. Почему? Тебя могли там поймать.

— Почему же не побоялась? — хмыкнула Эмбер. — Нет, Ваша светлость, я до чёртиков боялась и даже собиралась сбежать. И предложила сходить в университет, думая, вы меня отпустите. В общем… так получилось. Но Кэтэрина меня не опознала, и вышло всё удачно.

И она снова говорила правду. И снова лгала. Она как будто хотела разозлить его, бравируя своим обманом. Она что-то скрывала, но он не мог понять что — слишком хорошо её правда пряталась в её лжи.

— Значит, ты не сожалеешь ни о чём? И не боишься?

— Почему же, я сожалею. О том, что попалась. И, конечно, я боюсь, только дурак бы не боялся. Но какой у меня выбор? — она снова развела руками и невесело усмехнулась.

— На самом деле выбор есть, — ответил Виго. — Ты можешь искупить то, что сделала, принеся пользу.

— Искупить?! — Эмбер рассмеялась. — Хорошее слово. И что же я должна искупать?

— Тот вред, который ты нанесла.

— Ах вред! Ну да. И как же я это сделаю? — казалось её не на шутку развеселило это предложение. — Камни вы вернули. Больше я ничего не взяла. С меня теперь никакого проку. Если только вы тоже не хотите что-нибудь украсть, воспользовавшись моими навыками.

— Нет, твои воровские навыки мне без надобности. А вот другие вполне пригодятся. Твои способности эйфайры — станешь моей камалео и поможешь распутать оставшийся клубок расследования. И тогда… мы можем поговорить о смягчении наказания, — произнёс он со всей серьёзностью, на какую был способен в этот момент.

— Что?! — весь налёт иронии вмиг слетел с её лица. — Стать вашей камалео? Вы с ума сошли, Ваша светлость? Меня же убьют! А вас убьют вместе со мной. Вы же понимаете, что эйфайр сдающий других эйфайров, тому, кто хочет их всех уничтожить, тому, кто создал устройство для того, чтобы их находить и хочет принять закон, по которому их загонят на бойню, как стадо быков, такой эйфайр станет врагом номер один для всех остальных эйфайров отсюда и до последней кочки в Пантанале! Нет! Я не стану вашей камалео! Ни за что! Можете прямо здесь меня повесить! — воскликнула она горячо.

— Видишь ли, Эмбер… Сегодня кое — что произошло, — произнёс Виго негромко, глядя ей прямо в глаза, — сегодня было заседание в сенате, и я наложил вето на закон о резервации. Закон не приняли и отправили на доработку. Рассмотрят теперь уже после сорокадневного поста.

Она метнула на него острый взгляд, будто пытаясь прочесть что-то в его лице и спросила тихо:

— Почему?

— Я и сам толком не знаю, — ответил Виго, откинувшись на спинку кресла. — Может потому, что узнал много нового о своей семье, может из чувства справедливости, а может… из — за тебя.

Он увидел, как по её лицу скользнула тень смущения, она быстро отвела взгляд, и принялась изучать стену с расследованием Мориса, завешенную белым полотном.

— Вы поступили опрометчиво, Ваша светлость, и наверняка нажили себе немало врагов, — ответила она, слегка пожав плечами, — и если я стану вашей камалео, что само по себе звучит дико, то врагов у вас станет ещё больше. Почему вы решили, что я стану сдавать вам других эйфайров?

Она снова посмотрела ему в глаза.

— Знаешь, я не буду тебе лгать. В этом нет смысла. Поэтому скажу как есть. Думаю, сейчас уже весь город знает, что в моём доме поймали эйфайру. И донна Виолетта помчалась разносить эту новость по всему Голубому холму. И ты права, после отклонения закона половина сената записала меня в кровные враги…

Он рассказал ей о том, что сегодня произошло, о Фелипе, о чучеле, о том, что дон Диего и его отец стояли за организацией нападений.

— Поэтому пути у меня два, либо сдать тебя полиции и тогда тебя непременно повесят, в качестве доказательства преступлений эйфайров и в поддержку закона. Либо дать тебе возможность сбежать, но тогда тебя будет ловить полиция, и костяные муравьи. И муравьи, я уверен, поймают тебя первыми, а потом… Сама знаешь, что будет потом. Но ты спасла мне жизнь, и ты спасла Изабель, и пусть у тебя были корыстные мотивы, но это не отменяет того, что ты сделала. И в качестве благодарности, я спасу твою жизнь. Потому что, как минимум от полиции и виселицы статус камалео дома Агиларов тебя защитит. А что делать сКостяным королём… это мы решим позже. Но на Голубой холм он и его приспешники так просто уже не попадут. Этот дом теперь охраняет две дюжины надежных людей. Дона Диего и Джулиана я отсюда выставил, их можно не опасаться.

— Вы хотите меня спасти? В качестве благодарности? — спросила она с изумлением. — Стать вашей камалео? Ох, Лучезарная! Вы точно спятили! Вы же понимаете, что вам придётся мне доверять? Той, кого вы назвали мошенницей, воровкой, лгуньей! А ну как я вас стану обманывать? А я стану! Непременно стану! Стану играть с вами и манипулировать! И попытаюсь сбежать! У вас, кажется, ум помутился из — за эйфории!

Она злилась и была расстроена, и это очень удивило Виго. Ему казалось, она расстроена именно тем, что он пытается её спасти. Как будто хотела, чтобы он её оттолкнул.

— Тебе не ясны мои мотивы? Ладно. Я не буду лгать. Скажу правду, пусть это и не самая лёгкая правда для меня, — произнёс он негромко, встал и отошёл к окну, — но ты права. Между камалео и его хозяином должно быть доверие. И я тебе, в некотором смысле, доверяю, как бы странно это ни звучало. Доверяю больше, чем членам своей семьи. И в этом виновата не эйфория, я могу отличить одно от другого. Эйфория дарит наслаждение и заставляет желать его снова, заставляет отдавать всё, чтобы получать её ещё и ещё. Это мучительная зависимость. И это правда, что я хочу тебе помочь, но не из — за эйфории, а просто так. Я хочу позаботиться о тебе, хочу быть рядом, видеть тебя, слышать, разговаривать, чувствовать… Я не хочу этого умом, но хочу сердцем. И я знаю, что ты эмпат, что ты умеешь подстраиваться под чужие желания, ты умеешь давать человеку то, чего он хочет, отражать его потребности и именно это ты делаешь со мной. Ты долго была рядом, ты меня изучила, и я для тебя стал лёгкой добычей. И это стократ хуже всего, понимать, что всё это была ложью, просто оболочкой, а могло быть настоящим. Я знаю, что не должен тебе верить, и мой ум пытается меня останавливать, но сердце всё равно заставляет желать того, что ты создаёшь. Этой иллюзии. Желать и верить, что может быть… а вдруг это правда? И хотя я знаю, что это всего лишь театр, а ты кукла из папье — маше внутри которой ничего нет, но… я люблю тебя. Люблю тебя той, какая ты есть, и, наверное, я просто люблю в тебе ту часть своей мечты о той, кем ты могла бы быть, — он обернулся и посмотрел на Эмбер. — Я знаю, что ты будешь пытаться выбраться, ты будешь использовать мои чувства против меня, ты будешь лгать, играть и говорить мне то, что я хочу услышать. Вот поэтому я говорю тебе это открыто, чтобы ты не питала иллюзий, что тебе удастся обмануть мои чувства. Мой ум не проиграет моему сердцу. Мне просто нужно немного времени, чтобы эти чувства победить. Поэтому, Эмбер, я тебя прошу — не пытайся казаться влюблённой или соблазнить меня. Не взывай к моим чувствам. Я всё равно в это не поверю. Единственный способ для тебя выбраться из всей этой истории живой — сотрудничество. Я с тобой абсолютно честен, и даю тебе слово, что если ты тоже будешь честна, не будешь мне лгать, то ты покинешь этот дом, как только мы закончим с расследованием. Ты знаешь, я умею держать слово. И если ты согласна, то мы обсудим правила игры.

Эти слова ему приходилось выдирать из своего горла. Он говорил, а сам ждал, что она оборвёт его, скажет, что всё это неправда, что у неё тоже есть чувства, и что они настоящие. И даже если она бы солгала — он всё равно хотел и ждал этих слов.