Ирина Лакина - Арабские сны
Эта картина заставила меня согнуться пополам и зарыдать. Я сползла по стенке на пол и, прикрыв руками лицо, тихонько завыла. Захотелось домой, в свою кровать – проснуться и понять, что все это всего лишь дурной сон.
Однако уже через минуту перед глазами пронеслась прошедшая в объятиях Джахана ночь, и домой как-то сразу перехотелось.
Я задумалась и не заметила, как скрипнула дверь покоев Дэрьи Хатун. Неожиданно надо мной склонилось озабоченное лицо Арзу-калфы, которая нежно взяла меня за подбородок и, цокая языком, покачала головой.
– Ай-ай-ай, Рамаль Хатун! Что я вижу? Что еще за слезы? И почему ты еще здесь?
Я подняла на нее мокрые глаза и, всхлипнув, утерла ладонью покрасневший нос.
– Все пропало, Арзу-калфа, – прошептала я, – она теперь почти что член семьи, а я кто? Очередная игрушка падишаха. Валиде права – не я первая, не я последняя. Сегодня он хочет меня, завтра – Фатьму, послезавтра – еще кого, а я окажусь на свалке.
Калфа снисходительно улыбнулась и погладила меня по голове.
– Вот же глупая, и все вам втолковывать надо. Во-первых, падишах ждет тебя сегодня ночью. Тебя, а не Дэрью Хатун и не Фатьму! Во-вторых, родиться может и девочка, – а значит, никакого влияния на падишаха у нее не прибавится, – Арзу-калфа говорила и загибала пальцы. – В-третьих, кто тебе мешает родить ему сына? Довольно слезы лить, натягивай давай на лицо улыбку и неси ему благую весть. Не серди его своим опечаленным лицом, не веди себя, как разъяренная от ревности львица! Удиви лаской, обворожи нежностью, покори задором и счастливым смехом! Твоя сила – в хитрости, уме, красоте! Вставай!
Арзу-калфа закончила меня увещевать и потянула за локоть вверх. Я нехотя встала, утирая слезы.
– Но ведь она обо всем догадалась, мне теперь не жить! – возразила я, памятуя о страшном, полном ненависти и презрения взгляде фаворитки.
– Она теперь по правилам будет жить! Где скажут – там и гулять, что скажут – то и есть. Ей не до тебя будет, уж поверь.
Я сильно сомневалась, что эта рыжая фурия так запросто забудет все былое, но все же решила больше не спорить. Поправив одежду и прическу, я решительно направилась к падишаху.
Пропуская мимо ушей едкие шуточки джарийе, не обращая внимания на их косые взгляды, я гордой походкой прошла сквозь общий зал.
Постепенно предвкушение встречи с любимым, пусть и по такому поводу, заполнило все мои мысли. Я прокручивала в памяти слова Арзу-калфы и успокаивалась. Она права – эмоциям в гареме не место. Здесь нужны хитрый изворотливый ум и трезвый расчет. А чувства и страсти я приберегу для его покоев.
Добравшись до знакомых дверей, я расплылась в счастливой улыбке и важным тоном заявила охранникам-истуканам, которые стояли как мертвые, скрестив копья перед входом и не шевелясь:
– Доложите повелителю, что пришла Рамаль Хатун с благой вестью! Радость в гареме! Валиде прислала меня сказать, что его наложница Дэрья Хатун ждет ребенка!
Один из телохранителей кивнул головой и скрылся за дверью. Я зажмурилась и набрала в легкие побольше воздуха, готовясь встретить падишаха самой искренней из всех притворных улыбок, на которые я была способна.
Спустя мгновение обе двери распахнулись, и ко мне навстречу шагнул мужчина, от одного взгляда которого у меня начинали радостно дрожать колени, а в животе проснулись озорные бабочки.
– Что такое, Рамаль Хатун? Уж не врет ли мне мой верный страж? Правду ли ты говоришь? – он улыбнулся и широким жестом развел руки в стороны, отчего края его бархатного, черного с золотой вышивкой кафтана распахнулись, как два крыла.
– Дэрья Хатун беременна, повелитель! Это правда! – сказала я, улыбаясь во все тридцать два зуба, хотя на душе скребли кошки. – Такая радость!
Он расплылся в улыбке и неожиданно притянул меня к себе, заключив в крепкие объятия мое трепещущее от противоречивых чувств тело. Мне одновременно хотелось дать ему коленом в пах, ибо, несмотря на все мое напускное равнодушие, меня сжигали ревность и злоба, и утащить его обратно в покои, закрыться и заняться любовью.
– Ты принесла мне счастливую весть, Рамаль Хатун! Проси чего хочешь!
Повелитель отстранился от меня и выжидающе посмотрел в глаза.
– Чего может желать ваша покорная рабыня, сердце и разум которой принадлежат вам? Ваши желания – это мои желания, повелитель! Я желаю того же, чего и вы, – здоровья будущему наследнику!
Я чуть не подавилась собственными словами и поспешно опустила голову, опасаясь гневного выражения на своем лице.
– Иншааллах, Рамаль Хатун! Иншааллах! – засмеялся он, целуя меня в лоб. – Но раз уж так – то я желаю видеть тебя сегодня ночью!
И, оставив меня стоять перед открытыми дверьми своих покоев, он быстро развернулся и направился в гарем.
Глава 20
С трудом переставляя ноги, я плелась обратно и размышляла о той стратегии поведения, которую мне нужно выбрать, чтобы оставить всех недоброжелателей с носом. Ясно было одно – истерики, приступы ревности и традиционные сцены из привычной мне жизни с криками «да как ты мог?!» или «и этому козлу я посвятила лучшие годы своей жизни!» здесь не прокатят.
Но как урезонить свою беснующуюся гордость? Как обвести вокруг пальца чувство собственного достоинства и при этом не стать самой себе противной? Как закрыть рот, из которого рвутся обвинительные речи и обидные слова?
Задумавшись над этими вопросами, я не сразу уловила быстрый топот шагов, несущийся мне навстречу.
– Рамаль Хатун! Вот ты где! – на выдохе прошептал запыхавшийся Масуд-ага, который, увидев меня, расслабленно улыбнулся, схватился за вздымающийся живот и прислонился к стене.
Похоже, что он бежал за мной от самых дверей покоев Дэрьи Хатун.
– Что такое, ага?
– Иди скорее к себе в покои! Валиде и повелитель тебя там ждут!
Боже! Чем я заслужила такую честь? Неужели будут промывать мне мозги наставлениями – мол, Дэрья Хатун носит ребенка падишаха, и ты должна относиться к ней с почтением и уважением? Этого мне еще не хватало. Я насупила брови и с недоверием посмотрела на главного евнуха.
– А в чем дело? Я в чем-то провинилась?
– О аллах! Зачем так много вопросов! Сказано – сам падишах и сама валиде тебя ждут, глупая! Пошли скорее!
Он отскочил от стены, словно мячик, и резвым плывущим шагом направился обратно в гарем, периодически оборачиваясь и жестом поторапливая меня.
Подол его синего кафтана колыхался, точно волна, гонимая легким бризом. Я усмехнулась. До чего странный тип – столько грации и изящества в движениях не у каждой балерины встретишь, а тут средневековый евнух.
В общей комнате происходило нечто странное. Все девушки выстроились в ряд, как тогда – в первый день, а мимо них, подражая повадкам хазнедар и горделиво задирая подбородок, вышагивала Дэрья Хатун. Позади нее, сложив на груди руки, стояли обе калфы.
