Янтарный дым (ЛП) - Каст Кристин

На снимке черный «Форд» выглядел словно крапчатый камень на фоне.

— Это его машина? — спросил Шиллинг, вытирая сливочный сыр с уголка рта.

— Техники вытащили это с видеозаписи студентов, играющих в ролевые игры. На заднем плане виден наш подозреваемый, меняющий машину.

— Ролевики? Что это за чертовщина? — нахмурился Шиллинг, его лицо прорезали глубокие морщины.

— Это студенты, устраивающие живые ролевые игры, — пояснил Джеймс. — Они переодеваются в костюмы и ведут себя как персонажи из игр или книг. Те, кто снимал это видео, нарисовали на лицах полумесяцы и притворялись вампирами, крадучись по кампусу.

— Странные люди, — пробормотал Шиллинг. — А номера машины удалось разглядеть? Мы можем узнать владельца?

— К сожалению, качество слишком плохое для этого, но мы разослали ориентировки и отправили патрульных опрашивать район.

— Нашли что-нибудь в машине Евы?

Джеймс покачал головой.

— Пока подробностей нет, но она была тщательно вычищена.

Шиллинг машинально щелкнул ручкой.

— Должна быть какая-то связь между этими жертвами.

— Кроме того, что обе учатся в одном университете, нам не удалось найти ничего общего. Ни совместных занятий, ни общих друзей или увлечений. Даже телосложение и этническая принадлежность разные. Очевидно, он ищет что-то конкретное, понятное только ему, — сказал Джеймс.

— Чёрт возьми, — Шиллинг потер уставшие глаза. — Мы что-то упускаем, и время поджимает. Он убил последнюю жертву меньше, чем через сорок восемь часов после похищения. Если мы не найдём Еву живой до завтрашнего рассвета, ночью мы обнаружим её труп.

Глава 17

От удара щека Евы вспыхнула огнём, и на глаза навернулись слёзы от яркого света люминесцентной лампы, слепящего её. Она попыталась поднять руки, чтобы стереть слёзы, но не смогла пошевелиться. Боковым зрением она уловила тень, нависшую над ней.

— Ну вот, ты очнулась, — издал он хриплый рык.

Ева попыталась вырваться, но крепкие ремни, сковывающие её руки и ноги, врезались в кожу, причиняя боль. Она чувствовала, как на запястьях и лодыжках выступают горячие капли крови, стекая на холодный бетонный пол. Ремень, перетянувший лоб, не позволял ей отвернуться, когда он наклонился ближе.

— Пожалуйста… Я больше не буду. Отпусти меня, — прошептала она, едва сдерживая отчаяние.

— Мы оба знаем, что для этого уже слишком поздно, — произнёс он без тени сочувствия.

Ева зажмурилась, чувствуя, как его слова погружают её в ужас. Словно в подтверждение, он начал стягивать кожу со своего лица, обнажая сущность чудовища, что скрывалась под маской. Её грудь сотрясали беззвучные рыдания, мышцы напряглись от страха.

— Не борись, — последнее слово он прошипел, растягивая каждый звук. — Борис-с-сь.

Скрип колёс раздался громче, когда он придвинул к ней инструментальный столик. Зловонный запах разложения окутал её, пока он рылся среди металлических инструментов, отчего Еве стало ещё хуже.

— Теперь нет нужды соблюдать вежливость. Это… освежает, не находишь? — его голос зазвучал с мрачной иронией. — Хочешь узнать моё настоящее имя?

Ева закрыла глаза, отвергая его слова.

— Аластор, — с явным удовольствием произнёс он. Раздался звук отвинчиваемой крышки, затем бульканье какой-то жидкости. — Слышала обо мне? Вспомни, твоя бабушка рассказывала тебе сказки о Великом мстителе?

Он взял ножницы, разрезая что-то вроде плотной бумаги. Услышав имя, Ева напряглась. Это имя напомнило ей обрывок далёкого воспоминания. В детстве её бабушка рассказывала о нём. Она мысленно вернулась в те годы, пытаясь вспомнить каждый момент рядом с ней.

— Бабушка, оставь свет в шкафу включённым. Я не могу заснуть, если он выключен, — всплыли у неё слова из прошлого.

— Почему, девочка? Ты уже большая, и в шкафу нет ничего страшного.

— А как же Аластор? Если погаснут все огни, он придёт за мной во сне и поставит свою метку, — робко спросила маленькая Ева.

— Аластор — это мерзкий, злой демон, но он тебя не тронет. Где ты об этом услышала?

— Я прочитала это в одной из твоих книг. Там сказано, что он может менять кожу, изменять свою внешность. Если мы не знаем, как он выглядит, как ты можешь быть уверена, что он не придёт?

— Он заперт и вернётся лишь тогда, когда произойдёт что-то ужасное, — отвечала бабушка с уверенностью.

— А что, если он выберется?

— Этого не случится.

— Всё равно мне страшно, бабушка…

Ева помнила, как бабушка села рядом и, нежно погладив её по лбу, произнесла:

— В тебе есть великая сила. Никогда не позволяй никому украсть её. Она делает тебя особенной. А теперь, засыпай, моя девочка.

Ева распахнула глаза, осознав всю горечь правды. Она поверила, что всё это были страшилки, сказки, чтобы контролировать её поведение.

Аластор тихо засмеялся, издавая влажный, хриплый звук, словно наслаждаясь её отчаянием.

— Ты был всего лишь страшилкой. Я считала все те рассказы и книги выдумкой, чтобы держать меня в узде, — прошептала Ева, её голос дрожал.

Аластор усмехнулся.

— Нет, я очень даже настоящий, — произнёс он, его голос был холоден, как лезвие.

— Но… моя бабушка говорила, что мне нечего бояться. Что ты заперт навсегда.

— У тебя ещё столько иллюзий. Жаль, что ты не проживёшь достаточно долго, чтобы понять их все, — ответил он с мрачной насмешкой.

Она почувствовала холодные капли жидкости на своём предплечье; он размазал их по коже, а затем вытер грубым бумажным полотенцем, словно готовясь к «ритуалу».

— Ты думаешь, кто-то из моей семьи виновен в убийстве? Это невозможно…

— Не в одном убийстве, — прорычал он, его голос полнился ненавистью. — Твоя семья убивает уже веками, — он наложил бумагу ей на предплечье и грубо разгладил её. — Они пытались очистить мир от нас — существ, которые поддерживали равновесие, — его рычание угрожающе нарастало. — Изгнали нас в эту дыру в Подземном царстве, нарекли злом. Мы были свободны до тех пор, пока не пришли Оракул и Пифия, — его голос звучал с отвращением, пока он убирал бумагу. — Прошли столетия, но кровь её потомков до сих пор источает тот сладковатый смрад. Этот запах остаётся с теми, кто носит её кровь. Твоя мать… у неё слабый аромат. А вот у тебя… — он наклонился, и Ева почувствовала, как он глубоко втянул носом её запах, — он почти чистый, — отступив назад, он посмотрел на неё с презрением. — У тебя даже дар видения, как у Оракула, но ты слишком глупа, чтобы воспользоваться им.

Откуда-то снизу донёсся слабый щелчок, затем тихое жужжание.

— Что… что ты собираешься делать? — прошептала она, её голос был полон ужаса.

— Оставляю свою метку, — ответил он, коснувшись её предплечья жужжащим инструментом. Ева почувствовала, как он пронзил её кожу, словно осколки стекла впились в плоть.

Она задрожала, стиснув зубы, пытаясь удержать слёзы.

— Я научился делать татуировки у одного члена картеля. Он был жестоким, убил множество невинных. Поэтому я и вырезал его семью, — он провёл по её коже бумажным полотенцем, стирая кровь. — Если бы кто-то из них остался в живых, они бы сказали, что татуировка — это самая гуманная из моих «меток». Нож — слишком сложный инструмент для подобных узоров, а их крики очень мешали, пока они не теряли сознание от потери крови.

Слёзы текли из уголков её глаз, исчезая в спутанных волосах. Аластор отнял иглу, и жужжание прекратилось.

— Не плачь сейчас, Ева. Прибереги слёзы для меня. Совсем немного, и тогда можешь плакать сколько угодно, — произнёс он и медленно наклонился к ней, проведя языком по её щеке, слизывая слезы. Её тело содрогнулось от этого тёплого, липкого прикосновения. — Я хочу увидеть, как ты борешься за свою жизнь, — его мерзкий запах остался, даже когда он отстранился.

Гудение татуировочной машины возобновилось, и боль становилась всё сильнее, словно её предплечье охватило пламя.