Война Крайер (ЛП) - Варела Нина

Она методично искала любые карты, рисунки, символы или книги с информацией о Железном Сердце. "Думай, как он, – повторяла она себе, снова обматывая руку носовым платком и проводя пальцами по крышке деревянного сундука. – Думай, как автом".

В сундуке не оказалось ничего, кроме одежды и нескольких монет. Ничего не оказалось ни в ванне, ни вокруг неё, ни за зеркалом, ни на полупустой книжной полке, ни у камина… Эйла проверила каждую поверхность, каждый уголок, каждую тень, постельное бельё, ширму для купания, занавески; она даже залезла под кровать, чтобы посмотреть, не спрятано ли что-нибудь в раме кровати… Ничего.

Разочарованная и всё больше нервничающая с каждой минутой, Эйла наконец повернулась к гобелену. Он был прекрасен – вытканная сцена с музыкантами, играющими для маленькой девочки с золотистыми глазами. Эйла ощупала его по краям, приподняла на стене, чтобы проверить обратную сторону… но когда она подняла его, то под ним была не каменная стена, а бумага.

Сердце подскочило к горлу, она схватила гобелен обеими руками и ещё сильнее подняла над головой, пытаясь разглядеть, что под ним скрывается.

Сначала Эйла подумала, что это карта. Но потом поняла, что нет, она была слишком обширной. К тому же там не было ни суши, ни голубого океана. Карта звёздного неба? Она прищурилась в темноте, пытаясь разглядеть рисунок…

И у неё перехватило дыхание.

Кинок не увлекался звёздами.

Он коллекционировал людей.

Там были нарисованы в мельчайших деталях человеческие лица. Их были сотни, каждое выполненное чёрными чернилами, размером не больше медной монеты. Эйле потребовалось всего мгновение, чтобы увидеть лицо, которое она узнала: Несса. И правее, на расстоянии вытянутой руки: Том, муж Нессы, который ухаживал за садами. Там были Лорел, Гедд, Ри с кухни. На рисунке Ри виднелся даже глубокий рябой шрам там, где раньше был её левый глаз.

Там были Юн с кухни, Идрик, Уна, Джек. Каждый рисунок был связан с другими рисунками нитками разного цвета: красной, синей, золотой. С расстояния в несколько шагов это действительно было похоже на звёздную карту, ночное небо, полное созвездий.

Нессу и Тома, которые не скрывали своей любви друг к другу, соединяла красная линия. Гедда и его близкого друга, ещё одного конюха по имени Кет, соединяла синяя линия. Лорел и её младшую сестру Эди – золотая. Нити протянулись по всей схеме, их были десятки и десятки, они пересекались друг с другом, создавая обширную, сложную сеть… связей.

С нарастающим холодным, болезненным ужасом Эйла поискала на схеме одного конкретного человека.

Бенджи.

Синие линии соединяли Бенджи с парой других слуг. Золотых линий не было – семьи у него нет.

Зато имелась одна яркая кроваво-красная линия. Она, как вена, пересекала всю схему.

Лицо на другом конце линии принадлежало Эйле. Она уставилась на своё крошечное изображение: круглое лицо, иссиня-чёрные волосы. Красная нить подходила прямо к её горлу.

Забавно, но её первой реакцией было горячее смущение. Кинок считает, что они с Бенджи любовники? Почему? Их отношения не выходили за рамки дружеских, они никогда не заходили дальше, да и не могли. (Однажды Бенджи прижался к ней лбом, и на мгновение Эйла подумала – нет.) В течение многих лет Эйла изо всех сил старалась держать Бенджи на расстоянии вытянутой руки. Она знала, что даже от дружбы становишься слабым, а трудные решения становится только труднее принимать там, где в первую очередь нужно думать о себе.

А как же любовь? Она ещё хуже, чем слабость.

Любовь ломает тебя. В конце концов, именно от любви Эйла неделями плакала после смерти семьи и сворачивалась калачиком, не в силах пошевелиться. От любви ждёшь смерти, желаешь её, жаждешь её, просто чтобы освободиться от боли.

Как только Роуэн поставила Эйлу на ноги и дала ей возможность начать всё сначала, Эйла поклялась, что никогда больше не позволит любви сломить себя.

Сейчас Эйла вздрогнула и наклонилась ближе, почти касаясь носом схемы. Она не могла не заметить, что её лицо было единственным на карте, с которым была связана только одна нить. От остальных чернильных лиц отходили нити всех цветов – друзья, братья и сёстры, возлюбленные.

Медленно, словно в трансе, Эйла продолжала искать знакомые лица. Там было много тех, которых она наполовину узнала. Она мельком видела их в Калла-дене – сельских жителей и торговцев. Есть ли Роуэн на этой схеме? А Фэй?

А Люна?

Какого цвета линия соединяет тебя с умершими?

Вглядываясь, Эйла встала на цыпочки. Вот она – Фэй с безумными глазами. От неё шла чёрная нить. Эйла проследила за ней – но лицо на другом конце нити Фэй было зацарапано. Её чёрная нить ни к чему не вела.

Это, должно быть, была Люна.

Эйла уставилась на царапины, которые когда-то были лицом Люны, желая, чтобы правда оказалась неправдой, но было слишком поздно; она уже поняла, почему нить была чёрной; это было ужасно и вызывало отвращение, но всё равно оставалось единственным правдоподобным объяснением.

Зачем Киноку эта схема? Зачем ему знать все эти связи?

Если только... если только он каким-то образом не использует человеческие отношения против самих людей, чтобы держать их в напряжении, в узде.

Эта мысль поразила её, как раскат грома. Вот и разгадка тайны смерти Люны.

Это не было наказанием за какой-то проступок. "Это была не она, не она", – твердила Фэй.

Потому что Люна не сделала ничего плохого.

Смерть Люны стал наказанием за что-то, что сделала Фэй.

Вот для чего нужна схема – находить человеческие слабости и использовать их.

Это было за гранью жестокости и больного воображения.

Это была работа мастера-манипулятора.

Боги, неудивительно, что Фэй сошла с ума. "Возьмите меня вместо неё, – кричала она. – Убейте меня вместо неё".

Скрип в коридоре за дверью Кинока вернул Эйлу к настоящему. Она выпустила из рук гобелен, отпрыгнула от карты и прижалась к стене. К счастью, никто не вошёл внутрь. Шаги стихли дальше по коридору. Здесь небезопасно. Задыхаясь, со звоном в ушах, она выскользнула из покоев Кинока, не забыв вставить волос в щеколду, и закрыла за собой тяжёлую деревянную дверь. Затем она практически побежала по коридору, прочь от морозильной камеры, потухшего очага и похожей на паутину схемы с лицами.

Она свернула за угол и направилась по узкому коридору к лестнице, которая должна была вывести её наверх, к свету и теплу. Дыхание сбивалось.

Эйла пыталась запоминать повороты, пока спешила по коридорам: налево, налево, направо, – но перед глазами стояли рисунки, крошечные чернильные веснушки Бенджи, её собственные чернильные волосы, и она сбилась со счёта: налево, потом направо… нет, ещё раз направо. Она безнадёжно заблудилась.

Затем она резко остановилась перед дверью с золотым молотком в форме арфы.

Музыкальный салон.

Она сунула руку в карман и нащупала холодный металлический ключ, который дала ей Крайер. Тяжело дыша, Эйла дважды чуть не выронила его, прежде чем наконец вставила в замок. Ключ повернулся, дверь открылась, и вот он: музыкальный салон.

Мимолётный вздох облегчения сменился совершенно другим чувством – удивлением. Страхом. Крайер не преувеличивала толщину стен. Когда Эйла закрыла за собой дверь, тишина окутала её, как живое существо, или как бархат, прижатый к губам. Внутри музыкальный салон был прекрасен – просторный, с высоким сводчатым потолком. Эйла могла различить большие тёмные очертания того, что, должно быть, было двумя дюжинами музыкальных инструментов, даже больше, висевших на стенах. Но, звёзды и небо… тишина. Тут было тихо, как в могиле. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что ей напоминает это место.

Другое место, тёмное и пустое. Другое место, где она была совершенно одна, где не было ничего, кроме ветра в голове.

Уборная, где она пряталась во время налёта. Когда они ворвались внутрь и забрали всё.

Эйла опустилась на кожаную скамью и подтянула колени ко лбу. До сих пор она не осознавала, что дрожит всем телом, но в тишине салона не могла остановиться. Она чувствовала, как даже что-то важное в глубине души – её месть – начала трепетать. Она всегда была похожа на жарко пылающий костёр, но теперь она подпрыгивала и опускалась, и так много раз, как будто пламя поливало лёгким дождём.