Кровавые розы (ЛП) - Прайор Линдси Дж.

Она уставилась на него, но промолчала, крепче вцепившись в полку у её поясницы.

— Это было сделано нарочно? Или случайно? — он давил на неё. — Ведь мы уже установили, что до Тая был, как минимум, ещё один вампир. И, судя по твоей реакции страха в том подземелье, первый раз был не из приятных. Это, безусловно, было довольно неприятно, что, если ты говоришь мне правду, ты не смогла бы снова столкнуться с этим лицом к лицу. Переживание настолько плохое, что заставляет подавлять эти побуждения и инстинкты. Мы говорим о настоящей глубоко укоренившейся травме.

Беспокойство скрутило её желудок от его проницательного хода мыслей.

— И вообще, что твоя мать делала в каком-то тёмном переулке? — спросил он.

Она потёрла пальцами вспотевшие ладони и снова ухватилась за полку.

— Вот только мне интересно, может быть, это была не совсем его вина, — добавил он.

— Ты имеешь в виду, что он не виноват в том, что решил перегрызть ей глотку?

— Я просто говорю, что если она играла в тёмных местах, ей не следовало…

Её захлестнуло негодование — потребность защитить свою мать.

— Она возвращалась со школьного спектакля.

— Правда?

— Правда.

Его пристальный взгляд задержался на ней.

— Чьего?

Дискомфорт шевельнулся внизу её живота.

— Разве это имеет значение?

— Она была учительницей?

— Нет.

— Тогда любящий родитель. Чей это был спектакль? Твой? Алише в то время было всего два года, так что явно она в нём не участвовала. Или Софи? Потому что, если она направлялась домой, предполагаю, что одна из вас должна была быть с ней. И поскольку Софи пришлось разбираться в том, что произошло, полагаю, это была не она. А это значит, что в тот день с матерью должна была быть ты, — его взгляд был крайне неумолим. — Что-то подсказывает мне, что убийство твоей матери и то, что ты узнала, что ты серрин, могло совпасть. Может быть, вместо того, чтобы выбрать какого-нибудь беднягу в качестве своей первой жертвы, какой-нибудь бедняга выбрал тебя. Он отхватил кусок от твоей матери, а потом пришёл за тобой и получил гораздо больше, чем рассчитывал.

Она сердито посмотрела на него.

— Жертва? Он разорвал горло моей матери после того, как заманил её в темный переулок притворным детским плачем.

— И ты должна была бы быть там, чтобы знать об этом, верно?

Пауза была тягостной. Учащённое сердцебиение отдавалось в её ушах. Она оторвалась от его назойливого взгляда и уставилась на половицы.

— Твои сёстры даже не знали, что ты была в том переулке, когда мать умерла, иначе Софи не пришлось бы самой это выяснять, — добавил он. — Ты скрыла это. Точно так же, как ты скрыла, что ты серрин. Довольно закрытая книга, не так ли, недолетка?

Она бросила на него ответный взгляд. Торжество в его глазах призывало её нанести ответный удар. Вместо этого она крепче вцепилась в полку, впившись кончиками пальцев в дерево.

Он наклонился немного ближе. Его губы были всего в нескольких сантиметрах от её губ, заставляя каждое нервное окончание в ней заискриться.

— Только не настолько замкнутая, как тебе хотелось бы. Ты не отказалась быть серрин из-за какого-то морального выбора. Ты просто слишком напугана, чтобы признать это, и, вероятно, в этом и есть настоящая правда, почему ты не хочешь, чтобы твои сёстры знали. Тебе стыдно. Ты же не хочешь, чтобы они знали, что ты отказалась от всех возможностей отомстить за свою мать, потому что боишься, — он снова почти улыбнулся. — Должно быть, тяжело осознавать, что если бы ты рассказала своим сёстрам правду об убийстве того вампира той же ночью, Софи, скорее всего, всё ещё была бы дома в безопасности. Я всё больше и больше понимаю, почему ты не хочешь, чтобы Алиша узнала, тем более что она: всё, что у тебя осталось.

Ей следовало бы оттолкнуть его, но она не могла — не только потому, что знала, что это было бы бесполезно, но и потому, что что-то ещё шевельнулось внутри неё. То самое чуждое нечто, что всколыхнулось, когда она впервые увидела его. Что-то тревожащее. Что-то, что, как она знала, ради себя и своей сестры она должна была подавить.

— Думаю, что для одной ночи я получила вдоволь близости и личного с тобой, — сказала она, ненавидя намёк на дрожь в своём голосе.

— Я прав, не так ли? Это был твой первый опыт общения с вампиром. Тебе девять лет, ты идёшь по тёмному переулку, а он убивает твою мать прямо у тебя на глазах.

Она резко втянула воздух, пытаясь успокоиться, в то время как её взгляд оставался прикованным к нему.

— Ты боишься меня, — сказал он, и в его глазах ясно читался вызов. — Серрин, испугавшаяся вампира. Ты хоть представляешь, насколько это жалко?

Отвращение в его глазах заставило её желудок сжаться. Он почти ненавидел её скорее за то, что она не действовала в соответствии с тем, кем она была, чем за то, что она бы действовала в соответствии с этим. Это было жестоко. Несправедливо. Осуждена, если она это сделала, и осуждена, если она этого не сделала. Но когда он стоял рядом, осуждая её, её негодование закипело до едва сдерживаемых пределов.

Отказываясь поддаваться запугиванию, она заставила себя собрать всю свою силу воли и посмотреть ему прямо в глаза.

— Ты хоть представляешь, как пафосно наказывать кого-то за то, чего он не совершал, только из-за его ДНК?

— Я тебя не наказываю.

— Нет?

— Нет. Ты бы знала, если бы я наказывал. Поверь мне.

Её желудок сжался от чего-то, что, казалось, было чем-то средним между обещанием и угрозой.

— Не знаю, что вызвало эту врождённую ненависть к моему виду, но тебе нужно научиться смириться с этим на то время, пока я здесь, потому что я не буду угрожать. Ты меня понимаешь?

Он снова склонился ближе, его губы были менее чем в миллиметре от её губ.

— А теперь попробуй сказать это без дрожи, — уговаривал он, его ухмылка ещё больше разозлила её.

— Я дрожу, потому что злюсь.

— И невыносимо возбужденна, верно? Твоя решимость не такая уж очевидная, когда ты сталкиваешься с реальностью, так ведь? Не так-то просто поддерживать порядок, когда ты не укрыта в безопасном от вампиров Саммертоне.

— Ты видишь во мне не более чем создание, которое можно пытать, убить или продать как товар. Вряд ли это самая соблазнительная черта.

— Скажи это своим глазам.

— Не льсти себе.

— Нет. Я просто знаю, что серрин внутри тебя просто рвётся наружу.

— И если ты укусишь, я отсюда не выберусь. Поэтому я бы предпочла, чтобы ты не стоял так близко ко мне.

— Ну и кто теперь льстит себе? — его взгляд не дрогнул. — Ты знаешь, что именно это обычно и делали с вами, редкими неохотниками? Твои соплеменницы запирали тебя в комнате с одним из моего вида, чтобы те сражались до тех пор, пока не выживал только один. Как ты думаешь, недолетка, как долго ты продержишься со всем этим подавлением, кипящим внутри?

Лейла затаила дыхание, слишком долго задержавшись на его проницательных зелёных глазах.

— Ты хочешь, чтобы всё было цивилизованно, я тоже. Все четверо из нас могут выбраться отсюда живыми и невредимыми, но это произойдёт только в том случае, если мы будем сотрудничать друг с другом. Ошибки случаются. Ради всех нас, тебе нужно отступить, потому что, если ты укусишь меня, это убьёт тебя. Ты сам видел, на что я способна.

— Я не собираюсь кусать тебя, недолетка. Но я должен предупредить тебя, насколько опьяняюще действуют на нас смешанные запахи страха и возбуждения. И оба они исходят от тебя тяжёлыми и стремительными волнами, хочешь ты это признавать или нет.

— Или, может быть, всё это часть моей приманки, — сказала она, с трудом подавляя раздражение. — Так что на твоём месте я бы была осторожнее.

Его губы изогнулись в подобии улыбки, обезоружив её и ещё больше сбив её уверенность в себе.

— Очень умно, — тихо сказал он.

— Просто вежливое предупреждение.

Прошедшие секунды ощущались мучительными минутами, поскольку Калеб, казалось, жесточайшим образом использовал её страх по максимуму. Его губы задержались на расстоянии прикосновения к её губам, их дыхание на миг смешалось — её слегка прерывистое, его заметно менее частое, спокойное и контролируемое.