День гнева (СИ) - Ермакова Мария Александровна
Аукнулось в памяти сказанное когда-то Ту-Ропом: «…Мы, ту, знаем, что после смерти нет ничего, кроме бесконечных Коридоров Памяти».
Татьяна вздрогнула. Позабыв обо всем, сошла с подиума, ограничивающего зону у входной двери, и вошла в сказочный лес.
Что может быть по-настоящему вечным? Мир, в котором живёшь, меняется, оставаясь неизменным лишь в воспоминаниях. Небо может померкнуть, трава пожухнуть — а ты будешь помнить тот осколок голубого, упавший в осеннюю лужу, тот зелёный шёлк, что ласкал твои босые ноги много лет назад… Память… Только память может быть вечной, ибо формирует мир, что остаётся позади, когда мы спешим вперёд. Память человека. Память существа. Родовая память и память цивилизации… Вечная память!
Татьяна коснулась ладонью одного из прозрачных боксов. Спящее внутри существо никак не отреагировало на движение. Сердце пропустило пару ударов — где-то здесь находится её Шуня, насильно введённый в режим гибернации. И ей надо отыскать его… Тогда, возможно, она поймёт, как связать воедино анатомическую странность черепа ту, понятие «вечной памяти» и смешные меховые комочки, носящие название тампов.
Итак!
Она резко развернулась и вышла к терпеливо ожидающему НикИву.
— Мне знакома эта задачка — во многих наших легендах боги задавали её героям, желающим получить ответы на вопросы. Найти что-то в череде бесконечных подобий, да? Вы хотите, чтобы я нашла своего тампа?
— Псевдотампа, — мурлыкнул профессор, и от его тона Татьяне стало не по себе. — Если бы вы разбирались в них, как разбираются ту, смогли бы отличить настоящего от искусственного с первого взгляда. А теперь, — он насмешливо пожал плечами, и знакомым жестом заложил руки за спину, пройдясь по подиуму, — я даже и не знаю, как вы справитесь?
Татьяна Викторовна промолчала. Ждать сочувствия от существа, называющего себя богом — что может быть глупее? А это значит, что Шуня может остаться здесь навсегда…
Она задумчиво оглядела «фронт работ». Ей не хватит жизни, чтобы найти его здесь. Будь она кошкой, не хватило бы и девяти!..
Неожиданно вспомнилось, как Шуня впервые увидел бассейн, как задумчиво шевелил щупальцами в миллиметре от воды, как взмыл к потолку с тоненьким писком, когда Татьяна вынырнула из воды, делая вид, что хочет макнуть его… Как он вешался на Бимкино ухо и волочился на нём — точь-в-точь гламурное украшение из зоомагазина. Как выводил непонятные иероглифы на кухонном столе Лазарета, опрокинув чашку с чаем или кофе…
С каждым новым воспоминанием на сердце становилось теплее. Пространство уже не казалось холодным, огромным и безжизненным, а направление движения — неизвестным… Будто кто-то вёл Татьяну через гигантское хранилище такими родными путями.
Она закрыла глаза и остановила сердце — на раз. На два перестала осознавать острый, как ледоруб и колкий, как брызги из-под него, интерес НикИва к происходящему. На три двинулась вперёд, наугад отстраняясь от лент, пересекающих её путь. Она не видела их внутренним зрением, потому что перед ним стояли день за днем — жизнь в Лазарете, видимая, проживаемая, ощущаемая кем-то другим, не ею. И тепло в душе подсказывало — по чьим воспоминаниям Татьяна идёт, как по следам.
В какой-то момент она перестала чувствовать ступнями пол, но не обратила на это внимание.
…Вот Шуня ползает по обзорной панели МОД Лазарета...
«Я забыла спросить у Ту-Ропа, чем их кормят! Ты знаешь?» — «Конечно. Этого вещества полно во вселенной...»
Шуня, растянувшийся по полу смотровой, ползущий за огромным голубым шаром, что проплывает под ногами. То ли коврик, то ли весёленькая тряпка для…
Татьяна Викторовна резко открыла глаза и обнаружила себя висящей в пространстве на высоте около пятидесяти метров от пола на одном уровне с чередой одинаковых яиц-гибернаторов. Мгновенный испуг сменился радостью от сделанного открытия — кажется, только что она поняла, чем же питаются тампы! Этого вещества, действительно, было полно во вселенной! Оно встречалось в вакууме, им были покрыты поверхности мёртвых планет и астероидов, с ним боролся чистюля Э, но, видимо, недостаточно, потому что Шуня, живя в Лазарете, никогда не выказывал признаков голода!
Татьяна положила руку на стеклянную колбу, неотличимую от миллионов и миллиардов колб, находящих в этом зале.
— Просыпайся, маленький пылесборник, — ласково прошептала она. — Теперь я знаю твою тайну!
Коричневый сморщенный комок пошевелился, начал на глазах расти и покрываться знакомой розовой шёрсткой. С тоненьким писком тамп метнулся со своего насеста, распластавшись по стеклу изнутри кокона и точно копируя контур Татьяниной руки.
— Я знал, что происходит, но не мог в это поверить!
Татьяна скосила взгляд. НикИв висел рядом, скептически разглядывая Шуню.
Не спрашивая разрешения, Татьяна Викторовна вытащила яйцо из блокиратора, открыла, и тамп тут же переполз к ней на плечо, зарылся в волосы и затих, тихонько похрюкивая и путаясь в локонах щупальцами. С затаённой нежностью она накрыла его ладонью.
Профессор поморщился.
— Жду вас внизу!
И исчез в ту же секунду. Татьяна не успела ни спросить, как ей вернуться, не разбившись до смерти, ни разозлиться на него за то, что он бросил её на такой высоте.
Она перевела взгляд вниз — изображение сдвинулось да долю секунды — это организм возвращался в режим обычного функционирования. Но на грани между здесь и там глазам предстало странное зрелище: разноцветные заросли шевелились, будто гигантские водоросли неведомого океана. Их неспешное движение неожиданно явилось ключом к пониманию природы этого места, у которого на самом деле не было ни стен, ни пола, ни потолка. Да и яиц-гибернаторов на цветастых лентах-конвейрах не было — разум, испуганный открывшимся знанием, пытался облачить его в знакомые формы, тасуя образы, как карты, подстраивая картинку под ту, которая не заставит владелицу сойти с ума от осознания происходящего... Тампы существовали прямо в центре собственных временных воронок, направленных из прошлого в будущее. Смешные шерстяные комочки никогда не являлись для своих владельцев домашними зверьками, предметами сакрального культа или игрушками. Они представляли собой дистанционную, самостоятельную часть головного мозга ту, отвечающую за сбор и хранение информации!
«Вниз!» — мысленно приказала пространству Татьяну, и тут же ощутила пол под ногами. Стоящий на пороге НикИв готовился выходить из хранилища, но она остановила его резким вопросом.
— Вы сторонник правильного функционирования? Так?
Тот развернулся, взглянул на неё удивлённо.
— Так.
— Это хранилище предназначено для истинных тампов?
— Да.
— Попадание сюда псевдотампа нарушит процесс правильного функционирования, я права?
Профессор посмотрел на неё искоса и промолчал.
— Исходя из этого, — в запале продолжила Татьяна Викторовна, — я могу сделать два вывода. Первый — вы не придерживаетесь собственных правил, если поместили сюда псевдотампа, тем самым нарушив чистоту процесса. И этот вывод я сразу отметаю. И второй — Шуня — не псевдотамп! Он… настоящий?
Ошеломлённая собственным открытием, Татьяна изумлённо уставилась на НикИва.
Тот поманил её за собой. Дождался, пока она выйдет, и прозрачные створки закроются за её спиной. Татьяна невольно оглянулась на помещение, чуть было не ставшее тампу пожизненной тюрьмой, и поняла, что оно пусто. Не было ни разноцветных конвейеров с боксами, ни мерцания временных воронок, лишь пустота, сродни пустоте космоса.
— Вы знаете, кто изобрёл ннанэк, Лу-Танни? — вдруг спросил НикИв.
Она пожала плечами. Пересадила Шуню на ладонь, внимательно разглядывая. Тамп тут же обернулся вокруг её запястья.
«Если бы вы разбирались в них, как разбираются ту…»
Слова Ту-Ропа: «Тампы на продажу — не более чем игрушки. Их рефлексы вариативны, но конечны. Они действуют по ситуации, только и всего. Ни одному такому тампу не придёт в голову залезть в тарелку и притвориться речной тыквой!», и его полный непонятной тоски взгляд, направленный на розово-голубой «аксон», кружащийся под потолком Лазарета…
