Жанна Лебедева - Сиреневый Чёрный
— Не смей! Как ты можешь! Как можешь, — раздались полные горечи и страха голоса.
— А что мне с ними делать, Нили? Могу утопить их — даром что кошачьи дети!
— Негодяй! Какой же ты негодяй! — зашептала холь, которую звали Нили, — но Холивейра тебя накажет! Тебя и твою жену, которая, если ты не знал, давно стала наложницей Гойи! Ужас Юга — Священный Зверь придет за вами, вот увидишь! Мнгва придет, и вы пожалеете, что посмели поднять руку на жриц Крылатой Богини.
— Ах ты, дрянь! — отшвырнув в сторону мальчика, зарычал Фарум.
Он двинулся к Нили, собираясь ударить ее сапогом, но сильная рука ухватила его за ворот и мощным рывком откинула в сторону.
— Прекрати.
Повинуясь стальному голосу мага, Фарум тут же согнулся в поклоне и забубнил извинения.
— Простите, молодой господин, вы не должны были этого видеть…
Дара не обращал на него внимания. Стараясь не смотреть на мертвую Эми, он подхватил с земли упавшего мальчишку и, взяв за руку, поволок за собой. Хныкающие девочки опасливо пошли следом.
Дойдя да коновязи, Дара отпустил ребенка и, скрестив ноги, сел на землю. Дети Эми сбились в кучу и стояли поодаль, ожидая своей участи. Дара посмотрел на них устало и тупо. Странные: мальчик — человек, а девочки — холь. Все дети кошек рождаются такими: все дочери становятся жрицами Крылатой Богини, все сыновья остаются безродными полукровками в мире людей. Все дети холь не знают своих отцов. Дара нахмурился. От кого родились дети Эми? От такого же проезжего странника, случайного любовника, каким был для нее он сам.
Дара внимательно посмотрел на мальчика, оценил его белые волосы и раскосые темные глаза, то ли кошачьи, то ли эльфийские…. Потом вспомнил себя, такого же мелкого никчемного полукровку, которого в детстве шпыняли братья и отец. Только старшая сестра, Халира, всегда жалела его. И несмотря ни на что он любил отца и братьев, а сестру боготворил. Потом пришел Гойя, и вместе с ним пришла смерть. Чудом оставшись в живых, Дара покинул дом Цури, оставив Халиру в одиночестве. Отец и братья погибли в неравной схватке с разбойниками. Сам Дара, за голову которого Гойя назначил неплохую награду, не мог скрываться в родном доме, ставя тем самым под угрозу жизнь дорогой сестры. И юноша ушел. Лишь иногда, ночами он приходил обратно. Подслушивал, собирал обрывки сплетен и разговоров о том, что в доме Цури осталась единственная хозяйка, молодая красавица-одиночка, к которой со всей округи потянулись алчущие легкой наживы женихи. Женщина не наследует род и не дает детям свое имя. Дара, став изгоем, тоже не мог помочь сестре. Значит, как только Халира выйдет замуж, род Цури исчезнет с лица земли навсегда.
Оторвавшись, наконец, от тяжких дум, он подозвал к себе мальчика. Приказал не терпящим возражений тоном:
— Дай руку.
Мальчик послушался, доверчиво протянув магу ладонь. Тот холоднокровно сжал ее и резким движением руки выжег на коже знак дома Цури — пламенеющий лотос. Ребенок не проронил ни слова, только вздрогнул от неожиданной боли и печально посмотрел на Дару. Тот поднялся и, подойдя к лошади, накинул на нее седло. Затянув подпруги, обернулся к мальчику:
— Я не знаю твоего имени, и мне плевать, как оно звучит. Теперь ты — Дара из рода Цури, последний и единственный наследник. Бери своих сестер и скачи на восток в обход Эмроя. Там живет моя сестра Халира. Покажи ей руку, назови имя и скажи, что я дал его тебе. Ты будешь жить в моем доме, под моим именем, только поклянись мне сейчас, что станешь заботиться о моей сестре, защищать и беречь ее.
— Я клянусь, огненный господин, клянусь, что буду защищать ваш дом и вашу сестру до последней капли крови…
— Хорошо, — кивнул Дара, подводя к детям лошадь, — садись, — он подкинул мальчика в седло, потом подсадил к нему девочек, — скачи на восток.
Мальчишка уверенно взял повод, лошадь послушно двинулась к воротам гостиницы, за которыми золотилась бескрайняя степь. Проезжая под островерхой, на темноморский манер, аркой сын Эми обернулся:
— Огненный господин…
— Что? — отозвался Дара, не мигая глядя на солнце.
— Огненный господин, можно, я буду считать вас своим отцом?
Дара не ответил, только хмыкнул про себя. В груди снова стало холодно и пусто. Какой из него отец? Да и мальчишка этот был младше него всего-то лет на восемь.
— Зови, как хочешь, а лучше вообще забудь о моем существовании…
* * *Подождав, когда все разойдутся по своим делам, Айша подошла к лесному эльфу, одиноко сидящему на диване. В холле остался только он, и выражение лица его было крайне напряженным и угрюмым.
— Артис…
Эльф поднял голову, мрачно взглянул на гоблиншу и снова отпустил глаза:
— Проверь оружие и отдохни как следует, завтра нам предстоит судьбоносная битва.
— Я знаю, Артис, и хотела поговорить с тобой об этом. Ты ведь понимаешь, что нам не выстоять против объединенных сил Гойи.
— И что? — голос эльфа прозвучал сурово и холодно. — Предлагаешь сбежать, поджав хвосты? Не думал, что ты можешь испугаться.
— Да, я боюсь, — глаза Айши болезненно прищурились, — но только не за себя, а за остальных.
Она не стала продолжать разговор, замолчала, стремительно развернувшись, ушла к себе. Артис проводил ее хмурым взглядом, в душе росли досада и раздражение. Он нервно оглянулся на вход — в холл вернулся Йоза, подошел, уселся рядом, пробурчал себе под нос шепотом:
— Зря ты так…
Чуткий слух лесного уловил и разобрал это бормотание.
— Ты о чем?
— Зря ты так с ней… — уже вслух произнес Йоза и замолчал, прикрыв глаза и устало вздохнув.
— Договаривай, раз начал, — удивился Артис, — что я сделал не так?
— Позволь мне сказать одну вещь, — прозвучало в ответ.
— Говори, — кивнул Артис, не чуя подвоха.
— Возможно, это будет не очень приятная вещь, так что подумай, прежде чем выслушать.
— Говори, — повторил лесной эльф, — я слушаю.
— Хорошо, но мои слова будут честными, — глаза Йозы сузились, открыв взгляду неестественную для эльфа сетку морщин в углах. — Ты, Артис, такой правильный, такой честный и благородный — истинный эльф. Такие как ты, всегда предсказуемы — даю руку на отсечение, что ты всю жизнь выполнял приказы старейшин, слушался главу рода и никогда не делал ничего, о чем мог бы пожалеть. Ты всегда думаешь о чести, о том, чтобы ее не запятнать, но чувства тебе чужды.
— С чего ты решил, что можешь судить меня? — зеленые глаза Артиса застыли, разговор был ему неприятен, но в словах Йозы крылось что-то, что заставило его слушать дальше.
