Марина Эльденберт - Заклятые любовники
— Как по мне, никакой разницы.
Винсент кивнул седому мужчине, сидящему в соседней ложе вместе с дамой в ярко — красном платье. Тот поспешно вскочил и начал раскланиваться, его спутница покраснела и усиленно обмахивалась веером.
— Вы правы, появление в высшем свете — тот еще спектакль, а главное бесконечный, — уголок губ де Мортена презрительно дернулся.
Началось представление. Публика, которая до этого шептала, шелестела и покашливала, замерла, все обратили внимание на сцену. Винсент не стал исключением, он даже подался вперед. Я же ненадолго закрыла глаза, потому что знала этот спектакль от первой до последней минуты. Начиная с того, как Сильви впервые знакомится с мужем, когда он привозит ее к себе и заканчивая непрекращающимся кошмаром, в котором девушка оказалась по его воле.
Если бы можно было еще и уши зажать, я бы это сделала, потому что слышать голос Люсьены, произносящей «мои» слова, было невыносимо. Еще я вдруг отчаянно испугалась, что меня увидит Рин, случайно повернется, бросит взгляд, и… Глупо, конечно, ему не до того. Я с силой вцепилась в подлокотники: то ли от напряжения, то ли от жара слегка потряхивало. Днем казалось, что я смогу это пережить, что если есть возможность выбраться из пожирающей меня тюрьмы и снова дышать полной грудью, ее упускать нельзя. Похоже, я ошибалась.
Понятия не имею, сколько времени прошло, пока получилось отвлечься. Кстати, спасибо Люсьене, она так запорола первую эротическую сцену ужимками, что теперь сползти под кресло хотелось уже по другой причине.
— Не понимаю, почему эту постановку назвали шедевром современности, — негромкий голос Винсента отвлек от невеселых мыслей. — Героиня заполучила знатного, состоятельного мужа, к тому же далеко не импотента, но все время ноет.
— Она недовольна состоянием подставочки для ног, — шепотом ответила я, — а эта тема находит отклик в сердцах многих женщин. Смею заметить, и мужчин тоже. К счастью, в наши дни далеко не все считают, что жена нужна только для красоты и удовлетворения плотских утех.
Де Мортен нагнулся ко мне, но сам не особо понизил голос.
— Для чего же еще? Разбираться в мебели?
— И в мебели тоже, — я сделала вид, что не заметила его издевки, — между прочим, обстановкой в своем доме я занималась сама. А еще сама вела счета и планировала бюджет. Какой ужас, правда?
— Потому что у вас не было мужа, который не выпускал бы вас из постели. Вот и занимались всякой ерундой.
— Если бы муж не выпускал меня из постели, вряд ли у него оставалось бы время, чтобы вести дела, — я наклонила голову и невинно провела пальцем вдоль шеи, убирая скользнувший на грудь длинный локон, — и мы бы умерли с голоду. Или от перевозбуждения.
— Вряд ли можно назвать мужчиной того, кто не способен совладать со своей женщиной, — Винсент оставил последнее слово за собой, но я не стала продолжать разговор: повернулась к сцене и сделала вид, что увлечена спектаклем.
Сильви в исполнении Люсьены и правда напоминала жертву — картинно заламывала руки и делала страдающее лицо, складывала брови домиком, пускала слезу, голосок ее надрывно дрожал. Она фальшивила, как сломанная скрипка и не вызывала ничего, кроме желания зевнуть и поинтересоваться — детка, когда твои страдания наконец‑то закончатся?
Я с самого начала не видела Сильви несчастной, она могла остаться с мужем или расторгнуть брак. По сути, выбор есть у всех нас, просто кто‑то выбирает страдания, а кто‑то борьбу. Сильви боролась за себя и свои чувства к мужчине, которого полюбила несмотря ни на что. Правда теперь я не представляла, как обретение любви будет смотреться с такой хлипкой героиней.
Судя по пристальному взгляду Винсента, который я ощущала кожей, моя персона интересовала его гораздо больше спектакля.
— Вы бы в такой ситуации не изображали мученицу.
— Для начала, я бы не вышла замуж, — я осеклась, понимая, что только что сказала, тем не менее вздернула подбородок: не надо было провоцировать! У меня и так перед глазами все плывет, а я вынуждена вести светские дуэли. Можно было взять свои слова назад, но поперек горла встала гордость.
— Откуда вы знаете, как бы я себя повела? Несколько дней назад вы говорили, что мы ничего не знаем друг о друге! — стоило остановиться, но фонтан красноречия бил ключом. — Да, образ Сильви поломан, потому что вы выдернули меня из дела, которому я собиралась посвятить жизнь! Так что не надо сидеть здесь с видом величайшего ценителя искусства и пространно рассуждать о том, в чем не смыслите ровным счетом ничего.
На нас стали оборачиваться, поэтому де Мортену пришлось натянуто улыбнуться, зато лед в его голосе предназначался мне.
— Я разбираюсь в людях, и умею делать выводы из их поступков, — тихо и с угрозой произнес он.
А потом отодвинулся и молчал до конца первого акта.
Объявили антракт, приглушенный свет настенных газовых светильников стал ярче. Стоило нам спуститься в фойе, отделанное белым мрамором и темным деревом, как один за другим стали подходить знакомые де Мортена, чтобы поприветствовать его и поглазеть на меня.
В другой раз я бы посмеялась над их изумленными взглядами при упоминании имени Лефер, но сейчас мне было не до того. И тем более не до кокетства. Вереница лиц сливалась в сплошной калейдоскоп, вокруг меня мелькали дамы в роскошных нарядах — сливочно — желтый шелк, небесно — голубой атлас, кроваво — алый бархат, и их черно — белые кавалеры — все как один во фраках и при галстуках.
Винсент никого не выделял, а я чувствовала себя так, словно две ночи подряд не спала. Привычно улыбалась в ответ на комплименты, обмахивалась веером, который держала в левой руке и молчала. Мне казалось, что стоит открыть рот — и все вокруг поймут, что со мной не так. Хотя на всех было наплевать, а вот де Мортена радовать не хотелось. К счастью, он был увлечен фальшивым обменом любезностями и скучной обязанностью светских бесед. Оживился только когда увидел немолодого джентльмена в очках и его спутницу, миловидную светловолосую девушку. Та восторженно рассматривала мраморных дев, держащих над головами подсвечники и ручную лепнину на стенах.
К ним де Мортен подошел сам.
— Рад, что вы приняли мой подарок, мистер Пирс, — он крепко пожал руку мужчине и тепло улыбнулся.
— Ваша Светлость, для меня это большая честь! Благодарю вас!
— Бросьте. Вам нравится спектакль?
— Очень, особенно дочери.
Последняя наконец‑то отвлеклась от подсвечников, заметила нас с Винсентом и беззастенчиво осмотрела с ног до головы, словно мы сами были музейными скульптурами. От меня не укрылся заинтересованный взгляд, которым девушка наградила де Мортена, а при виде моего платья ореховые глаза засияли: ее скромный светло — зеленый наряд был куда проще.
