Милена Завойчинская - Оранжевый цвет радуги
— Да чтоб тебя, Каррт! — в сердцах бросил на стол вилку сидящий с ним за одним столом мужчина со светлыми волосами. — Только у нас на крейсере появилась девушка. Такая радость, а ты все удовольствие портишь и выставляешь нас какими–то озабоченными тапинаками [2].
— Ну что ты, Тадин, — со смехом ответил ему штурман. — Общайтесь и др–ружите с ней сколько хотите. Но! Вы меня слышали.
— Элишше, не бойся, — обратился ко мне Тадин. — Никто тебя не обидит. Мы рады, что наконец–то командор нарушил свой незыблемый принцип и пустил на крейсер хоть одну девушку. Да еще такую очаровательную. Ты если без Дока будешь приходить сюда, садись к нам с Карртом. Да и так звони по коммуникатору, мы тебе крейсер покажем и все расскажем.
— Спасибо, — кивнула я. Покосилась на Каррта, поймала его веселый оранжевый взгляд и осмелела. — С удовольствием воспользуюсь вашим предложением, если командор не запретит.
— А мы?! — возглас из зала.
— Солнышко, заходи к нам в рубку!
— И к нам в лабораторию, Солнышко!
— Элишше, лучше к нам…
К концу обеда я перестала вздрагивать и пугаться каждого возгласа, Каррт и Тадин заручились моим обещанием пойти с ними на экскурсию, а Док сказал, что теперь за меня спокоен. Экипаж меня принял, пусть и на правах «птенца» Каррта, но принял. А еще стало очевидно, что позывной «Радуга» не приживется. С легкой руки штурмана (или точнее, крыла) меня стали звать Солнышком.
Из столовой мы с Сентаром выходили уже не вдвоем, а в тесной компании веселящихся парней.
Мне по большому счету делать было нечего, так как все тесты я уже прошла. Поразмыслив, собралась идти в жилой сектор, чтобы пройтись и осмотреться, что есть на той палубе, кроме личных кают. Но тут ожил коммуникатор на моем запястье.
Ответив на вызов, увидела изображение командора.
— Радуга, зайди ко мне. Помнишь куда идти? — уточнил он.
— Да, командор. Помню. Сейчас приду.
Ниоки недовольно поморщился, и я так и не поняла, что не так сказала или сделала. Но уточнять он ничего не стал и отключился.
— Странный тип, — пожала я плечами, активировала навигатор и отправилась «на ковер». Причем тут ковер, правда, не поняла. Так как никакого покрытия на полу в кабинете командора не было, но в мыслях родилась именно эта фраза.
Глава 8
— Можно? — вошла я в каюту, исполняющую роль кабинета.
— Садись! — Ниоки указал мне рукой на стул и что–то набрал на своем компьютере, который информационный блок. Кстати, экран оказался сенсорным. — Док прислал мне результаты тестов.
— И? — присев, осторожно уточнила я.
— Тебе есть, что добавить от себя?
— Не знаю. Пожалуй, я склонна согласиться с тем, что мне озвучил Сентар. Наверное, я действительно творец. Только не имею понятия, чем занималась в прошлой жизни.
— Твои рисунки я уже видел. Очень неплохие, должен сказать, — хмыкнул командор, вероятно, вспомнив мой шарж. — Давай так. Я приму тебя на работу в качества штатного художника на испытательный срок. Скажем, на один месяц. Должности такой, правда, в экспедиционном корпусе нет, но это не означает, что я не могу ее ввести. Согласна?
— Да, — с готовностью кивнула. Еще бы я не была согласна! Мало того, что не выкинут где–нибудь на неизвестной планете, так еще и зарплату будут платить.
— Отлично! — Акир начал что–то печатать на своем экране, продолжая говорить. — Я открываю тебе банковский счет, на который сейчас переведу аванс. За этот месяц ты должна будешь нарисовать все то, что потребуется. Определись и сообщи мне, что тебе понадобится для работы. Краски? Кисти? Бумага? Или, может, ты рисуешь на графических планшетах? Реши и сообщи мне завтра–послезавтра, надо ввести эту статью расходов в бюджет.
— Хорошо, — еще раз кивнула, судорожно пытаясь сообразить, как же я рисую. Красками? Или карандашами? Умею ли пользоваться планшетом для рисования? — А когда можно будет их получить?
— Через четыре дня мы будем в системе Сегин. Возьму тебя с собой на планету, и ты на месте определишься, что именно тебе необходимо для работы.
— Ладно, — согласилась я, мысленно вопя от восторга. — Скажите, а как называются приборы, которыми делают голограммы?
— Так и называются, голограферы. Зачем тебе?
— Акир, а у вас случайно его нет? Мне было бы интересно сделать несколько голограмм. Тут столько колоритных… эм-м… членов экипажа.
— У меня нет, но есть у второго пилота. Он детям передает различные виды с других планет.
— А как его найти? — сделала я стойку.
Ниоки некоторое время пристально на меня смотрел, а потом включил свой наручный коммуникатор.
— Командор? — раздался оттуда голос.
— Рокхад, скажи–ка, у тебя голографер в рабочем состоянии?
— Да, командор. Тебе нужно что–то снять?
— Не совсем. Я к тебе сейчас пришлю нашего штатного художника. Покажи–ка ей свой голографер и объясни, как он работает.
— Хорошо, пусть Солнышко приходит, — со смешком ответил невидимый мне Рокхад.
— Солнышко? — у командора взлетели брови, что придало ему крайне забавный вид: кошачьи уши торчком, высоко поднятые брови и явное удивление на лице.
— Так ты же про Элишше? Ее сегодня во время обеда в столовой с подачи Каррта Солнышком прозвали. Он всем заявил, что она — птенец, потому что оранжевая, как птенец ндежей, и взял ее под свою опеку. Пообещал любому, кто к ней сунется с эротическими намерениями, оторвать половые органы. А корабль теперь гудит, только и слышно — Солнышко то, Солнышко это… Всех распирает от любопытства.
— Каррт может, — задумчиво обронил Акир, взглянув на меня. — В общем, жди… Солнышко. Пусть попробует, а экипажу я сейчас объявлю, что разрешил ей всех вас снимать. За снимками пусть приходят ко мне.
— Смеешься?! — гулко захохотал Рокхад. — Тебя же все боятся. Если и пойдут посмотреть, что получилось, то к самой Элишше.
Я скромно опустила глаза, представив наплыв желающих пообщаться со мной под предлогом — посмотреть, что же я там наснимала. Похоже, командору тоже пришла в голову эта же мысль.
— Разберемся, — сухо ответил он и прервал связь.
Какое–то время мрачно меня разглядывал, а потом хмыкнул:
— Солнышко? Тебе идет, такая же огненная. Ладно, меняем позывной. Солнышко, так Солнышко. Все равно теперь «Радугой» тебя никто звать не будет, раз уж Каррт дал тебе прозвище. Иди!
— А… мне потом показывать вам то, что я наснимаю?
— Разумеется, — поморщился он и принюхался. — Иди уже! От тебя так пахнет, что невозможно вынести. И сделай одолжение, без острой нужды ко мне не суйся.
— Ладно, — обиделась я.
