Юлиана Кен - Хищность
С меня довольно. Я неуклюже сползла вниз.
— Что ты делаешь? — строгий голос Романа ничуть не взволновал меня. Он наконец-то снизошел до внимания к моей скромной персоне.
— Ты умеешь преодолевать все это? — проигнорировала я его вопрос.
Он сделал шаг вперед и с высоты хмуро посмотрел на меня. Ха! Пытался задавить ростом!
— Тебе это не нужно, Элена, — я выжидающе глядела на него, ожидая ответа, и, наконец, получила его. — Да, я умею проходить эту дорогу…
— Покажи.
— … но тебе, поверь, следует держаться подальше от арены.
Я с трудом перевела взгляд с его губ на глаза и излишне выразительно повторила:
— Покажи мне.
Роман был невозможно печален. Он медленно снял куртку и вложил в мои руки.
— Смотри внимательно, — крикнул он уже со стартовой площадки.
Разбег, и вот Роман летит. Как птица, расправляет крылья для полета над пропастью, словно дикий кот, карабкается на стену, подобно танцору красиво балансирует на подвижных платформах. Я бежала по земле, чтобы поспеть за ним, а он, совершал на моих глазах чудеса гимнастики и акробатики.
Роман даже не задыхался после преодоления всех препятствий, просто подошел и взял обратно свою куртку. Как же круто это было!
— Ты не понимаешь? Это Верен внушил тебе, что ты хочешь научиться преодолевать подвесную дорогу. Это очень опасно, Элена!
Я резко развернулась и пошла к своей палатке, а спустя секунд десять, не оборачиваясь, прокричала:
— Он внушил, что я могу сделать это!
Сперва я тренировалась по вечерам, потом начала ходить на арену и в предрассветные часы. Глядя на других, я чувствовала себя полным аутсайдером, но это ощущение только подстегивало и заставляло идти на арену снова. Я подолгу сидела на траве и глазами впитывала каждое движение тех, кто умело преодолевал подвесную дорогу. Всем, чем были заняты мои мысли следующие несколько холодных месяцев, были препятствия на арене. Я кормила Арию и думала о том, как же мне следует прыгнуть на очередную платформу или отвес.
Относительно других у меня было одно весомое преимущество. Я все еще не чувствовала боль. Ей на смену пришли онемение и слабость. Когда я сломала руку и обнаружила это, просто перестав ощущать ее, я целый месяц не могла тренироваться на подвесной дороге, но часами усердно бегала по периметру арены, тренируя мышцы ног. А вернувшись, я поняла, что мое тело наизусть знает каждое препятствие и снаряд.
Я сделала это с первого раза. И еще. И еще. И я ловила на себе заинтересованные и завистливые взгляды завсегдатаев и новичков, Верена и Романа. Существование последних я старательно игнорировала все это время. Но теперь настала пора двигаться дальше.
В тот вечер я не пошла на арену — я заглянула на огонек Верена, в его святая святых, туда, где проповедник делился со своими слушателями мнением о совершенно разных аспектах человеческой жизни и нашем несовершенном мире. То, что он говорил, казалось для меня несусветной чушью. Мы не отсюда. Мы не тела. Возвысится тот, кто унизится. Вознесется тот, кто отречется.
Но то, как он говорил, произвело на меня сильное впечатление. Он окидывал толпу слушателей глубокомысленным взглядом и, казалось, он заглядывал в душу каждому, на ком останавливался его взор. Он приводил такие примеры из жизни, словно досконально знал мою собственную биографию, и каждой историей намекал на определенное событие в моей жизни.
Надолго меня не хватило. Я вышла из-под навеса и нос к носу столкнулась с Романом. Стоял ли он позади меня или вошел в тот же самый момент, я так и не узнала.
— Зачем ты пришла сюда, Элена?
Я покачала головой и попыталась пройти мимо. Шаг. Он преградил мне путь. Еще. И снова Роман не позволил протиснуться мимо него. Он действовал мягко, но по-хищному, не оставляя мне никакого выбора, нежно вынуждая подчиниться его воле.
— Я ошиблась, — я оттолкнула его локтем и прошла.
Роман поймал мое запястье и хмуро взглянул на меня.
— Просто ты еще не готова. Я провожу тебя.
Ну вот, отлично! Он позволял мне сделать то, чего я желала сама, оставляя в душе гаденькое ощущение принуждения. Я не хотела возвращаться в свою палатку. Ария не так давно уснула, и Лючия, увлеченная чтением книги, заботливо отпустила меня до самой полуночи. А еще даже не стемнело.
— Ты можешь идти, — высокомерно произнесла я и направилась в противоположном моей палатке направлении.
— Ты куда?
Каким же сильным было мое желание поддеть Романа, солгать относительно моего ночного свидания. Но я только многозначительно промолчала.
— Ты не идешь к дочке?
Я покачала головой и бодро направилась в сторону реки. Роман поймал мою ладонь и уверенно заявил:
— Тогда мы идем ко мне.
Глава 7
Несколько секунд я пристально глядела Роману в глаза, оценивая то, насколько верно я поняла смысл его предложения. Я поняла правильно. Хотелось ли мне согласиться? Я год не была с мужчиной, целый год никто не касался моего тела, не заставлял меня почувствовать изумительное падение в бездну. Да. Я хотела.
Был ли Роман способен доставить мне запредельное наслаждение? Я ни на секунду не сомневалась и в этом. Он возбуждал интерес многих женщин в лагере — я замечала их взгляды, ветер доносил до меня обрывки тихих вечерних разговоров о нем. Но помощник Верена неизменно держался отрешённо и несколько замкнуто.
И вот теперь он предлагал мне свою страсть. И его глаза умоляли о согласии. В этом была ошибка Романа. Димитрий никогда не спрашивал моего одобрения. Он слышал протесты, но когда их не было, брал то, чего хотел. А хотел он, как и Роман, меня.
Как только мысль о Димитрии закралась в мою голову, я поняла, что откажу тому, кто замер передо мной в ожидании ответа. Я боялась близости с мужчиной много сильнее, нежели желала очутиться в объятиях этого привлекательного совершенно нетипичного хищника. И мне никак не удавалось выкинуть из головы того, другого. И забыть все, что он творил.
— Прогуляйся со мной, — я попыталась подавить чувство вины, которое испытывала из-за отказа Роману.
Он кивнул и погруженный в собственные раздумья побрел рядом. Было очень неловко и волнительно.
— Ты любила его?
Три простых слова, единственный взгляд… И у меня потекли слезы. Я не хотела их вытирать. Слезы очищают душу.
— Он не был достоин моей любви, — очень тихо произнесла я.
Странно, но я не могла воскресить в своей памяти образ Димитрия. Разум отказывался помнить его. Помнило только сердце.
— Ты еще любишь его…
Хватит говорить о Димитрии! Не заставляй меня вспоминать его!