Карина Демина - Искры гаснущих жил
В доме суета.
И Кэри выглядывает в коридор.
А потом и на лестницу выбирается.
Лестница старая, скрипучая, но Кэри уже знает, какие ступеньки не стоит тревожить. Она крадется, сама с собой играя в прятки, и достигнув подножия, которое стерегут резные статуи, Кэри замирает.
Сколько всего… холл заполонили сундуки и сундучки, шляпные коробки, кожаные чемоданы с золоченой отделкой. И массивные короба. Чехлы с платьями…
— Руды первозданной ради, — раздраженный женский голос заставляет убрать руку — Кэри собиралась потрогать массивный кринолин на кольцах. — Сколько можно возиться?
— Эдганг, никто не виноват, что ты столько всего с собой возишь.
Отец. Он будет недоволен, увидев Кэри здесь.
Отец не раз повторял, что она должна быть послушной девочкой. И Кэри пятится, пятится, пока не добирается до лестницы. А потом оказывается и под лестницей.
— Ты бы предпочел, чтобы я путешествовала голой?
Женщина сердита.
— Я бы предпочел, чтобы ты не путешествовала вовсе.
— О да, конечно…
Шорох юбок. Они касаются паркета и раскачиваются, словно колокол.
— Я буду сидеть в поместье, не мешая тебе развлекаться…
— Эдганг…
— Где она?
— Прекрати. Это всего-навсего…
— Прекратить? — ее голос почти рвется, и Кэри вдруг становится очень-очень страшно. Она приседает на корточки и зажимает уши ладошками. А кусок грудинки выпадает из рукава на подол, оставляя еще одно пятно. — Еще скажи, что я не права.
— Ты права, дорогая, но…
— О, я терпела твоих любовниц, которых ты не давал себе труда скрывать, — женщина останавливается напротив убежища Кэри. И Кэри разглядывает бабочек, вышитых на подоле ее платья. Ткань темно-зеленая, как срез зрелого малахита, а бабочки черные. — Ты приводил их сюда! В мой дом!
Отец вздыхает.
— Эдганг, не при слугах…
— Да неужели? Ты вдруг стал стесняться слуг?
— Пойдут слухи…
— О тебе уже ходят! О том, что ты потерял остатки совести, — от женщины пахнет духами, и этот пряноватый запах завораживает Кэри. Запах и бабочки. Почти живые, почти настоящие. И преодолев страх, Кэри протягивает руку, касается подола липкими пальцами. Бабочка не улетает. Она скользкая, а ткань — мягкая. — И если любовниц я еще терпела, то твоего ублюдка… о чем ты думал, забрав ее?
Отец молчит. И женщина тоже. Тишина становится невыносимой, и Кэри очень-очень осторожно убирает руку… на бабочке остается клок пыли. Откуда только взялся?
— Ну? И где она?
— Эдганг…
— Где, я спрашиваю? Или ты собираешься ее прятать?
Сапоги отца покрыты грязью. Они скрипят, и каждый шаг приближает их к Кэри. А она раздумывает над серьезным вопросом: следует ли снять пылинку с юбки дамы, или же не рисковать? Леди сердита… вдруг еще сильней рассердится?
— Не собираюсь, — теперь он говорит жестко. — Девочка будет жить со мной.
— С тобой? Нет, дорогой. Она будет жить в моем доме! И носить имя моего рода, на которое ты и прав-то не имеешь… мой отец…
— Слишком много тебе позволял. Вырастил эгоистичную стерву, которая…
— Которая что?
Кэри все-таки решилась и очень быстро протянула руку, схватив серый клок.
— И на женщину не похожа…
Молчание.
— Эдганг, — теперь он говорит мягче. — Если бы ты стала немного… добрей, мне бы не понадобились любовницы. Я ведь любил тебя…
— Или мое имя и положение?
Она не уступит. И Кэри, затаившись в убежище, ждет. Ей жаль бедных бабочек, которые не могут улететь от этой злой женщины. А ссора все длится и длится. Они то срываются на крик, то на шепот. Потом все уходят и, выбравшись из тайника, Кэри бежит к себе. Она торопится, но не успевает, сталкивается у порога с леди, которая столь высока, что, для того, чтобы рассмотреть ее лицо, Кэри приходится задирать голову. И все равно лицо это скрыто короткой темной вуалью.
А на шляпке перо. Как куриное, но ярко-красного цвета.
Откуда леди его взяла?
— Эдганг… — отец стоит рядом с женщиной и, в попытке примирения, протягивает руку, — это просто-напросто ребенок!
— Это твой незаконнорожденный ребенок, — она шипит и бьет по его руке. — Который позорит и меня, и весь род.
Кэри прижимается к стене и, запрокинув голову, смотрит на перо. Только на перо. Пожалуй, никогда еще ей не было настолько страшно.
И когда узкие шелковые пальцы хватают ее, она кричит.
— Эдганг, что ты делаешь…
Больно. Пальцы впиваются в щеки, и рот Кэри сам собой открывается. Изо рта течет слюна, а крик захлебывается.
— Отвратительно, — леди выпускает Кэри и вытирает пальцы платком, тоже темно-зеленым, наверняка с бабочками. — Я не хочу ее больше видеть.
— И не увидишь. Обещаю.
Отец легко давал обещания, вот только редко исполнял их.
— А ты подумал о нашем мальчике? — голос леди становится иным, мягким, укоряющим. — Что станет со Сверром, когда он узнает об этой… этом существе.
Кэри позволяют скрыться в комнате, и она, забравшись под кровать, сидит, прижимает кулачки к груди. В комнате пусто и непривычно тихо. А нянька Кэри, которая до этого дня находилась при ней безотлучно, исчезла. Она появляется лишь под вечер, уставшая и тоже раздраженная.
— Вылезай, — говорит она и ставит на столик поднос.
Кэри голодна, но даже голод не помогает ей перебороть страх. И няньке приходится опуститься на корточки.
— Вылезай, кому говорю, — лицо женщины красно, и волосы выбиваются из-под чепца. От нее пахнет вишней и еще чем-то кисловатым, неприятным. Глаза ее блестят. — Вот же горе мое…
Она хватает Кэри за руку и тянет, а Кэри сопротивляется, сама не понимая, зачем. И нянька злится пуще прежнего.
— Смотри, — грозит она, — оставлю тут и дверь запру. Помрешь тогда с голоду.
— Нет.
— Да, — нянька вытаскивает Кэри и встряхивает так, что голова запрокидывается. — И никто о тебе не вспомнит… нужна ты тут кому-то.
Эта женщина, которой случилось попасть под горячую руку леди Эдганг, а после успокаивать расшатанные нервы вишневым ликером, украденным с кухни — позже она перешла с ликера на куда более крепкие напитки — оказалась права: Кэри никому не была нужна.
Кроме Сверра.
— Вы чудесно выглядите, — повторила горничная, отводя взгляд.
Чудесно?
Обыкновенно. Лицо как лицо. Кэри говорили, что она похожа на отца, те же крупные, даже тяжеловесные черты. Вот только резко очерченные губы и подбородок с ямочкой от матери достались.
И глаза желтые, яркие.
Леди Эдганг они раздражали.
Леди Эдганг больше нет. Никого нет.
И Кэри свободна.
