Нежеланная императрица, или Постоялый двор попаданки (СИ) - Мэо Ксения
Мы идем узкими извилистыми коридорами. Капюшон позволяет рассмотреть только каменные плиты под ногами, обутыми в матерчатые полусапожки. Гладкие, отшлифованные множеством ног плиты плотно примыкают друг к другу, на них пляшут замысловатые тени факелов, от которых распространяется маслянисто-жженый запах.
Наши шаги эхом отскакивают от стен. И вот мы поднимаемся по ступенькам винтовой лестницы. В воспоминаниях всплывает экскурсия в Исакиевский собор. Потом снова мрачные холодные коридоры и крутые лестницы. Если бы не предупредительный стражник, который ведет меня под локоть, я бы уже упала. Хотя сдается мне, он вовсе не заботу проявляет, а просто держит меня, чтобы не сбежала.
Мы выходим на открытое пространство. Свежий воздух после тесной темницы кружит голову. Идем торопливо, я украдкой отодвигаю капюшон и рассматриваю куда попала. Ночной двор, мощенный булыжником. Высокие стены с узкими бойницами. Караульные у входов тихо переговариваются, но завидев нас, сразу вытягиваются по струнке и замолкают. Когда мы отходим, слышу за спиной сокрушенный шепоток.
Меня заводят в очередной коридор. Он разительно отличается от тех, по которым я только что плутала. Густой ковер, раскинувшийся во всю длину коридора, проглатывает звуки шагов. Огромные клетчатые окна пропускают лунный свет. Его светлые голубоватые пятна ритмично разбросаны по полу и перетекают на стены, выхватывая фрагменты многочисленных портретов и гобеленов.
Стражник подводит меня к высокой двери, когда его напарник распахивает ее перед нами, и меня легонько вталкивают внутрь. С мягким звуком дверь захлопывается за спиной.
В накидке становится душно и жарко, и я скидываю её с плеч. Прямо на пол. С непривычки жмурюсь от яркого света — тут во всю горят две потолочные люстры со свечами и многочисленные канделябры. Да еще камин в углу шпарит на полную мощность. Ну никакой экономии! В льющемся со всех сторон свете становятся заметны синяки на запястьях. Сколько же Аделина просидела в темнице?
Ошарашенно осматриваю комнату. Это роскошно обставленная спальня. Посреди нее огромная кровать с бордовым балдахином из тяжелого бархата. Вот это пылесборник! В носу невольно начинает свербеть. С трудом подавляю позыв чихнуть и продолжаю осматриваться.
Снимаю полусапожки, ставлю у входа и делаю пару шагов. Ноги утопают в неимоверно длинном ворсе пушистого ковра. Тело отзывается ноющей истомой. Бедняжка Аделина! Нежные стопы совсем задеревенели в обуви, которую она, поди, и не снимала во время заключения, чтобы не замерзнуть. Позволяю себе ненадолго забыть о времени, закрываю глаза и с наслаждением поджимаю пальцы, а затем глажу измученной подошвой ковер. Сначала правой. Потом левой. Открываю глаза и дальше изучаю обстановку.
На стенах висят картины в барочных золоченых рамах. Тут и сарматские портреты власть имущих, и детализированные городские пейзажи а-ля Питер Брейгель, и незнакомые мне мифологические сюжеты в духе Босха. От одной картины, на которой изображен черный дракон, невероятно реалистичный, могучий, подавляющий, будто сошедший с полотен Вальехо, бросает в дрожь. Всё это — отголоски прошлой жизни, бесполезные знания из книги по истории живописи, которую я готовила к печати. Вот почему у меня не было среди проектов книг про заговоры и дворцовые интриги? Хоть какая-то польза от бесконечного сидения над страницами…
У окна столик на изящных изогнутых ножках с инкрустированной крышкой.
Но комната выглядит так, будто по ней ураган прошелся. Шкафы распахнуты, красивые платья безжалостно разбросаны по полу. Ящики на туалетном столике выдвинуты. Шторы сорваны. Повсюду раскиданы бумагами и разная мелочь. Что здесь произошло?
За спиной снова щелкает дверь, и раздается тонкий женский голос. Который я, к сожалению, тоже не узнаю.
3
— Госпожа! — раздается сзади взволнованно-радостный женский голос.
Вздрагиваю и резко оборачиваюсь. Передо мной молоденькая стройная брюнетка в длинном коричневом платье, с белым передником и в кисейном чепце. Очень миловидная и нежная девочка. И, похоже, она — моя фрейлина? Служанка?
— Ты… Бетти? — спрашиваю я и снова пугаюсь собственного голоса. Он красивый и мелодичный, но не мой настоящий.
— Она самая, госпожа! Что же они с вами сделали⁈ — она всплескивает руками и прижимает ладони ко рту, оглядывая меня с ног до головы.
Мой взгляд сам находит зеркало, и щеки начинают пылать. Платье, изначально, по-видимому, голубое, сейчас непонятного серо-бурого цвета со светлыми пятнами. Вырез явно расширили чьи-то лапищи, а из юбки сбоку вырван клок от середины бедра. Боже, какое я посмешище!
— Да, — задумчиво замечаю я. — Переодеться не мешает. Есть тут что-то более удобное, чем это?
— Все платья у вас корсетные, госпожа, — Бетти опускает глаза.
— Ладно, у нас на сборы всего четыре часа. Выбери то, которое надевается попроще, хорошо? — Бетти кивает, но смотрит круглыми глазами. Похоже, её прошлая хозяйка общалась с ней иначе.
Она быстрыми легкими шажками пересекает комнату и подбирает одно из платьев на полу. Нежно-оливкового цвета, с воротником-стойкой и не совсем пышной юбкой. Хочу показать ей палец вверх, но она вряд ли поймет этот жест.
— Поможешь надеть? — вместо этого спрашиваю я.
Она заходит мне за спину и принимается расшнуровывать корсет.
— Как же ваш папенька, господин граф? — продолжает причитать Бетти.
— А что с ним?
— Вы забыли? Ох, Боги, как же так?
Повисает неловкое молчание. Мне, похоже, следует как-то мягче выяснять то, чего я не знаю, иначе решат, что я умалишенная или хуже того, ведьма. Хотя, может, это и на руку?
— Эх… Столько всего произошло, пока вы в темнице сидели… — Бетти тяжело вздыхает. — В вашей спальне, поглядите, обыск устроили, все раскидали… Своими сапожищами тут топали и лапищами шарили. А папеньку вашего, уважаемого Роджера Харрингтона, кристальной души человека… Бросили в тюрьму, словно преступника! Его ждет казнь! — в голосе отчетливо слышатся слезы. Она, похоже, очень хорошего мнения об отце Аделины. — Всё имущество конфисковали! — Бетти грустно вздыхает. — Я знаю, что вы не виновны, госпожа, но… Его Величество не желает это признавать…
Вспоминаю, что император пообещал казнить и меня, а вместе со мной и эту преданную служанку. Язык прирастает к нёбу. Внутри копошится вина, что девушка может пострадать из-за меня. Одергиваю себя — не из-за меня, а из-за леди Аделины. Что же она такого натворила? Ладно, время разузнать еще будет.
Корсетный верх платья выпускает мое тело из жестких объятий, и Бетти тянет останки наряда вверх. Под ним на мне на удивление симпатичные панталончики из тончайшего шелка. А грудь голая. Увесистая. Больше, чем у меня. Вообще все тело плотнее, хотя и моложе моего.
Бетти уверенными движениями напяливает на меня оливковое платье и принимается шнуровать корсет в нем. Доверяюсь опытным рукам служанки. Пока она возится с крючками и шнурами, ещё раз обвожу комнату взглядом. Тут есть сундуки, в них уберу какую-то одежду. Что вообще мне понадобится в этом мире? Хочется расспросить Бетти подробнее о том, чем тут моются, как питаются, что носят, кроме вот этого винтажного барахла. Но на это нет времени. Четыре часа — и опоздание равносильно смерти.
Когда Бетти заканчивает с платьем, велю ей помогать собирать мой скарб и ещё раз напоминаю, что времени не так много.
— Берем самое необходимое, — строго наказываю ей. — У тебя, тоже, наверное, есть багаж?
— Вы решили взять меня с собой? — глаза Бетти вспыхивают искренней радостью.
Куда уж я без тебя…
— Госпожа, у меня всего несколько платьев, я очень быстро их принесу! — добавляет она, не дождавшись ответа.
— Тогда неси их к моим и начинай помогать.
По её замешательству я вдруг понимаю, что прежняя Аделина ни за что не стала бы что-то делать сама.
— Бетти! Живо! — прикрикиваю на неё.
Она вылетает из комнаты, а я направляюсь к вещам и принимаюсь их перебирать. Постепенно передо мной открывается личность настоящей леди Аделины. Она прекрасно вышивала, о чем говорят вышитые ею платки и картины. На полу валяются несколько книг, наугад раскрываю одну — куртуазный рыцарский роман. Как, видимо, и другие. На туалетном столике громоздятся скляночки. То есть себя жена императора любила и следила за красотой.
