Как повываешь? (ЛП) - Хайд Жаклин
Мои брови взлетают вверх, когда я пытаюсь заглянуть в столовую прямо через его плечо, ожидая увидеть откуда-нибудь дым или огонь, учитывая, насколько взбешенным он выглядит. В последний раз, когда он выглядел таким взбешенным, я оставила кекс возле его кабинета, чтобы позлить его — в конце концов, один кекс в неположенном месте равен взрыву. Этот человек презирает кексы.
— Дойл, милый. Она весь вечер на ногах и действительно заслуживает выпивки, — говорит ему Джордж, перекрикивая музыку. — Ужин был таким приятным. Не правда ли, ребята?
Остальные сидящие за столом согласно перешептываются, и мистер О’Дойл хмурится.
— Спасибо за пояснение, Джордж. Могу я украсть мисс Уитт на минутку? — говорит Дойл с сильным британским акцентом, и мне не приходится прислушиваться, ведь я практически в его объятиях.
У него такое красивое лицо. Притягательные голубые глаза, темные брови, упругие чувственные губы и шестифутовый (прим. 182,88 см) рост, я могла бы забраться на него, если бы он не был самым высокомерным мудаком из всех, кого я когда-либо встречала.
Коннор О’Дойл — один из тех парней, которых видишь и не можешь не представить себе ваших прекрасных детей, свадьбу на берегу океана и ипотеку. Я делаю это почти каждый день, пока он не открывает рот, и тогда мой милый фантастический дом превращается в воображаемую тюрьму за воображаемое непредумышленное убийство.
Я стою и таращусь, как дура, пока он забирает напиток из моих пальцев и со стуком ставит его на стол.
— Что за черт? — я пытаюсь выдернуть руку, когда меня тащат по бальному залу. — Эй, отпусти меня!
Резкий поворот голов в нашу сторону заставляет меня замолчать. Когда сопротивление ни к чему не приводит, я пристраиваюсь рядом с ним, кивая каждому, кто встречается со мной взглядом.
— Какого черта ты делаешь? — спрашиваю я в песенной манере, прежде чем неловко помахать Марии, когда мы проходим мимо. Аллан, новый управляющий замком, нанял ее из деревни вместе с парнем в качестве персонала, и мы стали своего рода друзьями из-за того, что она все время проводит со мной на кухне и помогает в работе по замку. Я думаю, эта ночь для многих из нас особенная.
Диско-шар над головами отражает сверкающие лучи света на полу впереди и попадает прямиком на мистера широкоплечего О'Дойла и его серый костюм. Туман стелется по клетчатому мраморному полу, когда мы проходим мимо гигантского камина. Он покрыт паутиной, которая спиралью спускается к решетке и выглядит как огромная воронка.
Протащив меня через боковую дверь на кухню, он резко останавливается и отпускает меня.
— Мудак, — бормочу я себе под нос, когда опускаю руки на столешницу, пытаясь схватить посуду, чтобы использовать ее как оружие.
Его бровь поднимается.
— Что ты планируешь с этим делать? — говорит он, в одно мгновение навсегда испортив для меня британский акцент.
Почему все горячие парни мудаки?
Я опускаю взгляд на свою руку, понимая, что моя ладонь сжимает металлический венчик. Конечно, мне нужно было взять венчик, а не нож. Я бы обрадовалась даже вилке, чтобы выколоть один из его красивых голубых глаз.
Он смеется, и я отбрасываю венчик, пытаясь не обращать внимания на то, что этот смех делает с моим животом. Почему меня привлекает этот парень? Он — чертов мудак первой категории. Он, вероятно, изобрел мудачество. «Правила О'Дойла», видимо.
Я упираю руки в бока и поворачиваюсь к нему.
— В чем твоя проблема?
— В тебе, — он практически рычит, делая шаг ближе. — Какого черта ты пьешь на работе? Это то, чем занимаются люди там, откуда ты родом? — его подбородок вздергивается, и претенциозный придирчивый тон возвращается, когда исчезает британский акцент.
Вскидывая руки в воздух, я фыркаю.
— Ты что, сейчас издеваешься надо мной? Больше половины официантов пьют, — затем я указываю на дверь. — Все гости накормлены, мистер О’Дойл, это означает, что мои обязанности на эту ночь закончены. А чем я занимаюсь в нерабочее время, не ваше дело.
Позже я буду убирать на кухне, чтобы помочь Марии, тогда она сможет провести ночь со своим парнем Антоном, но Дойлу не нужно об этом знать.
— Позволю себе не согласиться, поскольку это влияет на удовлетворенность гостей, — он огрызается со свирепым взглядом.
О, он стоит на своем. Я даже не пила!
— Не соглашайся сколько угодно, но то, что я делаю, — это мое дело, — усмехаюсь я, складывая руки на груди. Прислонившись спиной к столешнице из нержавеющей стали, я устремляю на него взгляд. — И если ты еще хоть раз дотронешься до меня, я тебя покалечу.
Ублюдок ухмыляется, и мои брови опускаются.
— Это не смешно, дружок, — огрызаюсь я, чтобы уколоть его.
Он указывает на меня пальцем, явно выведенный из себя.
— Я просил тебя прекратить печь кексы, а ты продолжаешь разбрасывать их повсюду. Это прямое неподчинение, мисс Уитт.
— Прежде всего, гостям нравятся кексы, — отвечаю я с усмешкой. — С тех пор, как я переступила порог этого замка, ты невзлюбил меня и ясно дал это понять. Я не делала ничего, кроме своей работы, и старалась быть милой с тобой. Я не выпила и капли, а также не пекла сегодня никаких кексов, — я машу рукой, когда его взгляд скользит к стойке рядом с нами, где стоит стеклянное блюдо с нетронутыми кексами. — Это вчерашние.
Он выгибает бровь, и я ерзаю под пристальным взглядом, потому что мы оба знаем, что я не все время была милой. В конце концов, я уже не раз говорила ему, чтобы он шел на хер.
— Отлично, — я вздыхаю. — Признаюсь, сначала я продолжала печь их просто для того, чтобы позлить тебя, — в следующее мгновение дыхание перехватывает, когда он входит в мое пространство, и весь воздух покидает мои легкие.
— Конечно, ты это делала, — его голос становится хриплым и глубоким, когда руки обвиваются вокруг меня, и он хватается за край столешницы позади. — Тебе понравилось?
— Отпусти меня, — шепчу я, не уверенная в том, что происходит, но моему телу, кажется, это нравится.
— Нет, не думаю, что отпущу, — говорит он, ухмыляясь, легко обнимая меня.
Эта ухмылка. Он испытывает мои последние нервные клетки. У меня болят ноги, и я просто хочу спать, но он думает, что это смешно? И он все еще в моем личном пространстве. Я теряю самообладание.
— Ты чертовски прав, мне это понравилось! Ты был груб, несносен и подвергал сомнению мои навыки с тех пор, как я переступила порог. Ты заслуживаешь кексы, — рычу я, мое лицо в нескольких дюймах от его. — Я надеюсь, что ты…
— Почему от тебя так пахнет? — стонет он, и я замираю от вопроса, напрягаясь, когда его горячее дыхание касается моей шеи, и он слегка обнюхивает меня за ухом.
Он говорит это так, как будто от меня необычно пахнет, и внезапно я оказываюсь втянута в самый странный разговор, который когда-либо был в моей жизни. От меня воняет? Приходится остановить себя, чтобы не понюхать воздух.
— Как пахнет? — выпаливаю я, когда его нос касается мочки моего уха, и по спине пробегают мурашки, отчего соски твердеют.
Его руки опускаются по обе стороны от меня, когда он делает шаг назад, глядя на меня сверху вниз со странным выражением на лице.
— Что? — спрашиваю я снова, когда он не отвечает.
Его взгляд скользит по моему лицу, и он с отвращением морщит нос.
— Ух, как ты меня достал. Ты действительно самый большой мудак, которого я когда-либо встречала.
Он смеется над этим, и когда я открываю рот, чтобы высказать ему все, что думаю, этот придурок целует меня.
Он целует меня… и я растекаюсь, как самая настоящая сучка. Колени слабеют, а сердце стучит в ушах. О Боже, меня давно так не трогали. Не так.
Он низко рычит, и от этого звука у меня по спине пробегают мурашки. Мои глаза все еще открыты, а его — яростного темно-кобальтового синего цвета.
Он отстраняется, и один уголок его рта приподнимается.
Моя ладонь бессознательно взлетает вверх, и я бью его прямо по небритой щеке.
Шок окрашивает его лицо, а глаза расширяются еще больше, когда я протягиваю руки и дергаю за лацканы костюма, притягивая его обратно к себе. Губы раскрываются под его поцелуем, на этот раз с закрытыми глазами, я представляю, что он немой. Крепче сжимаю дорогую ткань, чтобы притянуть его ближе, мой нос наполнен теплым, горячим запахом мужчины.
