Номер двадцать шесть. Без права на ошибку (СИ) - Летова Ефимия

— Опробовать — это мысль, — Мад ухватил девицу за плечо, вынуждая встать. У нее был рост ему по плечо — самое оно. Его всегда заводили именно такие женщины — не крошки, но чтобы непременно смотреть сверху вниз. — Точно из этих она? А на вид, так самая обычная…

Алар молча подошел тоже и одним рывком стянул скрывающую девушку ниже подбородка ткань. Мад выдохнул, выругался на каком-то незнакомом, но очень звучном наречии.

— Нет, с таким я не лягу, даже в день всех богов… Пречистые, это как же так, а?!

— Да она ничего не помнит, — Алар небрежно поднял плащ с влажных просоленных ветром досок и швырнул его девушке. — Они ж все беспамятные, кто же в здравом уме такое бы выдержал. А в остальном она…

— Хорош хвалиться, — Мад все еще таращил глаза и дышал, как вытащенная из моря луноликая рыба. — Пожалуй, я ее заберу. Хозяину Кристему в подарок.

— Зачем ему-то такое счастье? Он же женат, да и девица для утех у вас знатная, наслышаны…

— Не женат, а только помолвлен. Да не для этого, у нас таких извращенцев нет. Хозяин вздумал осваивать магию, пречистые боги ему в помощь, отыскал наставника, на мой взгляд, какого-то шарлатана, и платит ему немеряные деньжищи. Разумеется, никто из пребывающих в здравом уме не собирается ему помогать, но ведь надо же этому сопляку на ком-то отводить душу. Честно говоря, я планировал отдать ему мальчишку, но эта даже лучше, не жалко, а мальчишку на конюшню пристрою.

Вне себя от радости, Алар хлопнул по рукам с Мадом и распростился с большинством из своих невольных попутчиков. Стражники, прихватив оставшуюся парочку невольников, двинулись в сторону корабля, а купец все стоял и смотрел вслед уходящей процессии — важно вышагивающему впереди Маду, трем женщинам, подростку и девушке, в окружении четырех охранников.

Что-то сверкнуло у него под ногами, и Алар, опустив взгляд, увидел лежащее под ногами серебристо-голубоватое перо. Словно воспоминание или прощание. Или угроза, задел на будущее? Брезгливо подняв перо двумя пальцами, он выбросил его в море.

Глава 1.

Перестук колёс.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Напротив, на предельно далёком от меня расстояния, максимально возможном в этом замкнутом тесном пространстве, сидят три моих сестры по несчастью, нахохлившиеся, словно большие птицы. Этот образ, это сравнение приходит в голову само собой. Где-то когда-то я уже видела такую картинку — огромная лысоголовая птица, сидящая на толстой ветке дерева. Сверху падает снег, холодно, и птица распушила темные перья, словно пытаясь стать больше раза в два. Но когда это было? При каких обстоятельствах? Я не помню.

Крыло примялось от долгого нахождения под плащом, мышцы или кости, боги их разберут, отвратительно ныли. Для меня здесь было слишком мало места. Вот бы сейчас скинуть бесформенную чёрную хламиду, расправить перья, подставить лицо ветру и холодному солнечному свету. Подходящей одежды у моих конвоиров не было, поэтому корсаж платья был попросту разорван, а затем завязан на плече. Когда мы уже приедем на место?

Впрочем, возможно, потом я буду вспоминать эту поездку как последнее время, когда я была относительно свободна и, по большей части, цела и невредима. Вдруг новый хозяин захочет разрезать меня по частям? Ощипать, как курицу? Сварить из меня жаркое? Он будет иметь на это полное право.

"Буду вспоминать…". Это звучало так сладко.

* * *

Я пришла в себя от ветра, ледяного, пронизывающего ветра. Мне было очень, очень, очень холодно, что и не удивительно — любой замёрзнет, лежа совершенно голым в первый месяц холода на камнях. Мысль стукнулась в голову, а затем я и сама стукнулась, пытаясь эту самую голову приподнять — кажется, в попытках согреться я заползла в одну из бойниц — узкую клетку с маленьким окошком, которые строили на верхушках сторожевых башен замков для наблюдения за подступающим врагом и отстрела от оного.

Это я помню.

Где я, что здесь делаю… кто я такая — не помню совершенно.

Щёку мягко щекочут какие-то перья, неестественно голубовато-серебристого цвета. Я только успеваю подумать о том, как же повезло птицам — в перьях-то всегда тепло и уютно, как меня словно накрывает пуховым одеялом. Откуда оно взялось..? Хочется замереть и ни о чем не думать, сжаться в комок.

А зря. Гортанные выкрики раздаются рядом, совсем внезапно. Сначала они кажутся мне совершеннейшей бессмыслицей, но спустя какое-то время я вдруг начинаю различать слова:

— Пусто! Здесь пусто, никого!

— Я еще поднимусь наверх!

— Я с тобой!

Шаги, голоса — все это становится громче, ближе. Я приподнимаюсь, все так же укрываясь своим волшебным, невесть откуда взявшимся одеялом и прядями длинных тёмных распущенных волос — и вдруг встречаюсь взглядом с вытаращенными глазами коротко стриженого мужчины в серой военной форме, лёгкой серебристой кольчуге — она неплохо помогает при попаданиях любым оружием с дальнего расстояния, но практически бесполезна в ближнем бою.

Это я знаю.

Вот о чем я абсолютно не имею понятия — почему в тёмных глазах воина — судя по всему, молодого еще мальчишки — плещется такой ужас, смешанный с нескрываемым… отвращением.

— Сэд… — его голос, пару мгновений назад звонкий и громкий, сейчас хрипит, будто у удавленника. — Сэд!

Появляется второй мужчина, чуть постарше, но в точно такой же форме. Теперь они оба смотрят на меня, а я жалею, что никак не смогу протиснуться в узкое окошко толстой каменной стены.

— Святые боги… — выдыхает второй, осеняя себя защитным кругом. — Надо звать господина Сартвена. А ведь он был уверен, что больше никого не осталось. Как она только смогла выбраться наружу и беспрепятственно добраться до башни?

— Пристрели ее, Сэд! — голос мальчишки истерично сбивается на фальцет. — Скажем, она напала на нас… Пристрели эту демонову тварь!

— Это не демонова тварь, — голос Сэда суровеет. — Вполне себе человеческая тварь, и она еще ничего тебе не сделала. Прекрати психовать, видишь, она напугана не меньше тебя. Если господин Сартвен скажет ее пристрелить, я сделаю это, но не раньше, понял?

— Она может быть опасна! Она заразит нас, мы станем такими же! — теперь в голосе младшего из воинов сквозят жалобные, сопливо-хнычущие нотки.

— Ну и не подходи к ней, — грубовато отрезает старший. — Сбегай за Сартвеном, быстро. Я ее постерегу. И не смей ныть, господин маг сам разберётся, что с ней делать.

Мальчишка с явным облегчением пятится к тёмному проходу в стене напротив, через который оба воина и оказались здесь.

Маг.

Человек, в чьих руках моя судьба — маг. Почему?

И почему они так боятся меня? Меня, больше некого. Я ничего не понимаю, но внезапно ощущаю неуместность собственного нахождения здесь. Судя по ветру и обрывочным видам из маленького окошка, мы в какой-то башне, на самой вершине, довольно высоко над землёй. Такие башни встречались в старых замках, предназначенных для того, чтобы выдерживать длительные осады.

Тем временем Сэд спокойно бросает на землю оружие — я не знаю, как правильно оно называется, но это какое-то ружье — расстегивает и снимает кольчугу, стягивает военный жакет, потом расстегивает рубашку. Я молча наблюдаю за тем, как рубашка остаётся лежать на каменном полу, а всё остальное мужчина последовательно надевает обратно.

Рубашку воин кидает мне.

— Оденься, — отрывисто бросает он.

Странно, но собственная нагота не вызывает никакого смущения, словно находиться в таком вот виде перед посторонними людьми для меня — в порядке вещей. Если бы не ветер, я бы и не шелохнулась, но… Ветер вынуждает сделать шаг вперед и торопливо ухватить рукой мятую серую ткань — словно дикий голодный зверь кусок мяса.

Я не сразу понимаю, почему мне так трудно одеться. Картинка складывается по частям, по кусочкам — вот я глупо держу в вытянутой правой руке рубашку и не понимаю, что делать дальше. Потому что левой руки у меня нет. Она не слушается меня, совершенно, не ощущается, ни единой клеточкой, зато то, что я назвала "пуховым одеялом" внезапно будто оживает, расправляется, увеличивается в размерах. Медленно, очень и очень медленно я перевожу взгляд на свое левое плечо — и дыхание перехватывает, словно кто-то столкнул меня с этой самой башни и я лечу, падаю, кувыркаясь в ледяном воздухе и не имея ни малейшего шанса на выживание. Прямо из левого плеча у меня растёт крыло. Огромное, длиной почти до колена, покрытое черными и голубовато-серебристыми мерцающими перьями. Я все так же медленно подношу правую руку, со все еще зажатой в кулаке рубашкой Сэда, к этой безумной иллюзии — и осторожно касаюсь перьев, нащупываю плечевую кость.