Анастасия Волк - В поисках мира
— Мне можешь не рассказывать, — Лирис грустно улыбнулась, — если бы тогда духи мира не взбунтовались и не перекрыли стихийным магам силы полностью, возможно не сидела бы я сейчас здесь. Смешно, а ведь теперь я что-то типа редкого животного — любоваться с безопасного расстояния, пальцы в клетку не совать, домой не приводить.
— Вот как ты в нашем лесу оказалась, — понял гном, — ты город людской обходишь…
— Ну да — нам в большую часть нет входа. Все боятся, что за кровь пойдем мстить. Ну да ладно — самого-то тебя как зовут?
— Геолир, — гном снова слегка поклонился, — может пойдем тогда к нам пока? Думаю все будут рады такому визиту.
— Нет, у меня время ограниченно. Тут где-то в лесу озеро есть, поговаривают, что туда кельпи повадился ходить. Слышал о таком?
— Слышал, — кивнул гном, — только зачем тебе это? Твари подобные очень опасны, да и мы тебе тут не помощь — гномы лесные ему на один зуб и не побрезгует.
— Нужно мне, — покачала головой Лирис, — очень нужно. Знакомая на помощь позвала утром, а она находится на другом континенте. Кельпи меня сможет по своим путям за час до нее доставить — самый быстрый и близкий вариант. Иначе никак не успею.
— Еще одна такая же?
— Да.
— Что ж, — гном допил медовуху одним глотком и поставил чашку, — вам помогать друг другу надо, без этого никуда. Лес тебя проводит до озера, но ты там аккуратнее будь — кельпи непредсказуем. Он тебя прямо в дороге скинуть может и сожрать — даже не подавится.
— Знаю, — девушка грустно улыбнулась, — да только и я не так проста. Пусть попробует.
Лирис допила одним глотком медовуху и начала неспешно собирать вещи, оставив часть орехов гному.
— Будь осторожна, милая, нам без вас тяжко жить будет.
— Знаю, — девушка улыбнулась максимально мягко и поднялась с земли, отряхнув плотные льняные брюки с кожаными вставками.
Лирис поклонилась гному еще раз и сказала:
— Спокойной жизни вам.
— Главное чтобы не покойной, — хмыкнул гном и поклонился в ответ, — чистых дорог тебе ньяри.
Так они и попрощались. Солнце заметно склонилось к горизонту, переставая согревать землю. Становилось зябко и девушка, подумав, достала из сумки длинный шерстяной плащ темно-зеленого цвета. Ткань была колючей и грубой, зато теплой.
Лес на глазах темнел и наполнялся новыми звуками. Первородные, то есть не зачищенные магами леса, были опасны для всех разумных двуногих, даже для тех, кто в них рождался. Те самые гномы, с одним из которых ньяри пила медовуху, не уходили вглубь ночью, да еще и в полнолуние, как сейчас — иной нежити было все равно, какого размера была их жертва, а магия, текущая в крови таких существ, только делала их сильнее. Однако Лирис была опаснее большей части нежити, обитавшей в таких местах. В свое время ее прозвали «бракованной» ньяри — ребенком войны, в котором неожиданно проявилась жестокость, не свойственная это расе изначально. И руки ее были уже даже не по локоть в крови, а куда выше. Сначала она думала, что другой жизни у нее и быть не может. После «смерти» матери Лирис с головой окунулась в месть, но скоро поняла, что это не заполняет пустоту внутри. Затем пришли кошмары, потом осознание, что мир вокруг, девушка видит уже не так, как раньше. Мысль о том, что стихии гневаются на свою дочь и как бы закрываются от нее подтвердили другие представители ее расы, с которыми она встретилась потом. Странно, но мысль о том, что даже те, кто ее изначально создали, знать не хотят, успокоила ньяри. Или кто там она? Как бы там ни было — общие расовые особенности остались у девушки — она видела то, что не видно даже многим древним, на нее не действовала магия и стихии периодически грубо вмешивались в ее жизнь, заставляя делать то, что было нужно им самим. Однако той древней магией, способной исцелять все живое и не живое тоже, Лирис не обладала. В отличии от других ньяри, она была почти боевым магом, изучив за неимением больший стихийных способностей, магию разума.
Вот такой она была «неправильной».
Глаза Лирис быстро привыкли к темноте ночного леса, который становился все мрачнее с каждой минутой. Ноги в кожаных сапогах на мягкой, но прочной подошве бесшумно ступали по еловой подстилке. Ньяри шла так, чтобы ни одна ветка не хрустнула под ней, стараясь не затрагивать кустарники и избегая попадания в серебряную паутину. Идти так, чтобы не было следов — этому ее учили с пятнадцати лет, ведь было время войны и малейший промах оказывался своеобразным подписанием смертного приговора.
— Веди меня лес дорогой прямой, дорогой чистой, омытой водой, клянусь не сломать, клянусь не вредить, не дай заплутать и цель упустить, — заговоры всегда сами рождались у ньяри, стоило лишь сконцентрироваться на цели. И девушка шептала эти слова, как можно четче представляя цель своего шествия.
Как всегда, это сработало — густой еловый лес расступился и перед девушкой открылось огромное лесное озеро, выглядящее почти черным. Вокруг него росло внушительное количество разных кустарников, хотя преимущественно это были ивы — куда же без них. Берег был топким и потому девушка отошла чуть дальше, чем планировала, забравшись на небольшой пригорок, откуда было хорошо видно всю поверхность озера. Как привлекать кельпи Лирис знала плохо — обычно они сами чувствовали жертву и не заставляли себя ждать.
Девушка достала из сумки тонкую железную цепочку[3], на первый взгляд не имеющую замков. Однако здесь они были и не нужны — идеальная ловушка для таких существ, как кельпи — по-другому и не поймать эту тварь.
Время шло, озеро оставалось спокойным. Плюнув, Лирис набрала сушняка в лесу, нашла поваленную березу и ободрала с нее кору, после чего она сложила аккуратный костерок и полезла в сумку за спичками дворфов — их уникальное творение, способное разжечь даже абсолютно сырые дрова под дождем или снегом. Как раньше без них люди выживали, для девушки всегда было загадкой. Особенно те, которые зимой проводили три недели подряд в лесу, обходя линию северной границы. Занятие то еще, однако оно было необходимо — именно такие патрули, зачастую, умудрялись если и не остановить набеги ледяных племен, то как минимум предупредить ближайшие деревни о прорыве.
Огонь вспыхнул бойкой и резко, разогнав ночной мрак и сделав лес еще страшнее. Из-за его света тени вокруг казались темнее, да и зрение, тут же подстраивающееся под новое освещение, хуже улавливало движения вокруг.
У Лирис всегда было «сложное» отношение к этой стихии. В памяти четким клеймом осталась картина того, как мать взошла на костер. Нет — она не горела, как горят обычные существа — с противной приторной вонью, лопающейся и чернеющей кожей и истошными криками боли. Она улыбалась до последнего, пока пламя ласкало ее тело. В какой-то момент мать Лирис слилась с огнем, рассыпаясь сотней искр во все стороны, однако боль утраты это не убавило и, когда первый учитель нашел молодую нияри, та, уже неделю ничего не ела и не спала, боясь даже на шаг отойти от костра, так как он все время норовил погаснуть.
