Лилия Батршина - Глаз дракона
— Испугалась, что ли? — уголками губ улыбнулся он, глядя на нее сверху вниз. Лада от изумления только и смогла, что кивнуть. Путник взвесил на ладони корзинку. — Тяжелая у тебя поклажа, не для женских рук.
— А что ты тут делаешь? — удивленно спросила Лада, ненавязчиво забирая у него корзинку. — Твои-то уехали вроде, а ты как же?
— А я решил, что нечего молодой девушке идти по темному лесу незнамо сколько одной, — ответил он. Лада только головой покачала.
— Чудной ты, — улыбнулась она. — Что же, ты проводить меня решил? В родном лесу по родной дороге — ты, чужой да незнакомый?
— Почему нет? — пожал плечами он. — Чужой — пожалуй, да. А быть незнакомым могу перестать, едва назовусь. Сонэр.
— Лада, — кивнула девушка. Повернулась и двинулась дальше по дороге. — Ну, провожай, коли хочешь, только обратно тебе пешком идти придется.
— Пройдусь, — откликнулся Сонэр.
Дальше они шли молча. Лада предпочитала не завязывать разговор, а Сонэр молчал, словно о чем-то задумавшись. Девушка не чувствовала от него никакой угрозы или опасности; странно, но он казался ей совсем своим, с которым и впрямь можно пройтись в лесу, не опасаясь за свою жизнь или честь. Поэтому вскоре она и вовсе забыла о его существовании, начала что-то напевать, поправлять листочки на корзинке и думать, как все-таки хорошо, когда остаешься одна в доме. Делать можно — что душе угодно, благо семья у нее была для своей деревни зажиточная, а все хозяйство, за которым нужно было присматривать — коровы, например, — отец свез на ярмарку еще вчера, не для продажи, а на показ, похвастаться. Сегодня уехали и старшие брат с сестрой, так что Лада вовсе осталась одна. Вернуться они обещали завтра к вечеру, чем ее несказанно порадовали: если бы они не вернулись, Лада не смогла бы пойти на праздник Первой Июльской ночи — традиционный в их деревне праздник, куда пускали только девушек, вошедших в брачный возраст. Ладе только-только стукнуло семнадцать, и она должна была пойти туда в первый раз. Впрочем, на всю ночь она оставаться там не собиралась, у нее на эту ночь были назначены еще более важные дела…
— Вот я и дома, — наконец произнесла Лада, увидев издалека свою калитку. Повернулась к Сонэру. — Спасибо, что проводил.
— Не за что, — едва заметно улыбнулся он. — До свидания.
— Пока, — улыбнулась она в ответ и весело пошла дальше.
Сонэр еще некоторое время смотрел ей вслед взглядом прищуренных в раздумье глаз. Он смотрел до тех пор, пока не отметил про себя калитку, в которую вошла девушка, проследил, как в доме зажегся, а через некоторое время погас огонек, после чего чему-то сам себе усмехнулся и, развернувшись, отправился обратно к развилке.
На следующий день Лада поднялась рано и сразу принялась за уборку: брат с сестрой поручили ей присматривать за домом, а это значило, что к их приезду в доме должен был быть идеальный порядок. Нигде не должно было быть ни единой пылинки, стекла должны были быть вымыты, все расставлено по местам, все аккуратно сложено, как для праздника, иначе ей бы попало. Лада это знала, поэтому старалась вовсю, то и дело бегала за водой к колодцу, перевернула весь дом с ног на голову, вычищая и отмывая даже самые далекие и скрытые от глаз места, потом принялась его переворачивать обратно, также не забывая все вычищать. Она в очередной раз вытаскивала ведро из колодца, когда вдруг у ограды послышался конский шаг и мужской голос окликнул:
— Не дашь ли воды испить, девушка?
Лада оглянулась, прикрыв от солнца глаза рукой, и узнала вчерашнего путника. Она невольно улыбнулась: почему-то ее обрадовало его появление.
— Конечно, — Лада сбегала в дом, принесла кружку и перенесла ведро к ограде. Сонэр спрыгнул с коня и принял кружку из ее рук. Он пил жадно, чуть ли не захлебываясь, из чего Лада сделала вывод, что он и впрямь очень сильно хотел пить, а приняв во внимание мокрые от пота волосы и часто ходившие бока коня, она поняла, что они оба пережили какую-то бешеную скачку. Неудивительно, что, выпив одну кружку, Сонэр попросил вторую.
— Вода у вас — точно зимнее солнце пьешь, — наконец произнес он, улыбнувшись. — Холодная, но яркая, до костей пробирает.
— Здесь родник недалеко, — смущенно улыбнулась в ответ Лада. «Как зимнее солнце… — подумала она. — Надо же… А ведь и впрямь…» Девушка покачала головой. — Красиво ты говоришь.
— Просто говорю то, что чувствую, — пожал плечами Сонэр и облокотился на ограду. — Каждый человек чувствует, но не каждый может описать. Мне иногда это удается, иногда нет.
— Бывают такие чувства, которые никакой язык не опишет, каким бы умелым он ни был, — возразила Лада.
— Какие же? — поинтересовался Сонэр. В его глазах светился действительный интерес, поэтому Лада ответила:
— Например, жизнь, — она кивнула, услышав, как задумчиво хмыкнул Сонэр. — Да, жизнь. Жизнь — это же тоже чувство, самое, пожалуй, длинное чувство из всех. Только как его объяснишь? Как опишешь? С чем сравнишь? Жизнь — это то чувство, с которым можно сравнивать, но которое ни с чем сравнить нельзя.
— А разве жизнь нельзя сравнить с любовью? — задумчиво спросил Сонэр. Лада вздрогнула и глянула на него. Он был очень задумчив и явно ждал ответа от нее, хотел узнать именно ее мнение. Лада неуверенно повела плечами.
— Говорят, что любовь — это целая жизнь, — произнесла она. — Но жизнь и любовь… Любовь — это чувство, о котором можно говорить, лишь его испытав. Я о ней знаю только из разговоров людей и не думаю, что могу ее с чем-то сравнить.
— Но любовь бывает разная, — возразил в свою очередь Сонэр. — Можно ведь любить, как любит муж жену, или так, как любит сын отца. Это ведь тоже любовь. О ней может говорить каждый.
— Ты прав, но… — Лада сдвинула брови, подбирая слова. Пальцы ее в задумчивости затеребили кончик косы, разделили его на три тоненькие пряди, заплели, потом заново распустили. — Любовь к отцу — это любовь цветка к солнцу, любовь к брату — любовь двух травинок, выросших от одного корня. А любовь к мужу… Этого я пока не знаю. Видишь, любовь можно сравнить только с любовью, как жизнь можно сравнить только с жизнью.
— Наверное, любовь и жизнь — это одно и то же, — Сонэр посмотрел ей в глаза. Лада согласно кивнула:
— Может быть, ты прав, — она помолчала, потом забрала у него кружку и глянула на коня. Будто очнувшись, улыбнулась и сказала: — Может, тебе и коня твоего напоить, а то он так на ведро смотрит, будто в нем вся жизнь его.
— Пожалуй, — согласился Сонэр, и Лада, приподняв ведро, передала его ему через ограду. Конь с жадностью уткнулся мордой в воду, а Сонэр вновь наклонился, перегнувшись через ограду к Ладе. Некоторое время молчал, потом заглянул ей в глаза — как будто посмотрел прямо в душу, у Лады даже дух захватило и сердце прыгнуло к горлу. — Ты никогда не думала, как живут люди, которые никого не любят?
