Владимир Витвицкий - Книга сновидений
Вы надеваете шапку, и это почти счастье, правда, болит кулак, а из "УАЗика" вываливается громкое тело. Нет, не водитель, тот ни жив и ни мертв, а тот, кто рядом. Громкое тело наполняет воздух матюками, и вы в который раз удивляетесь, что вот не задавили, так решили теперь побить. Но вас это совершенно не пугает, вы ждете развития событий и жаждете приближения громкого тела, наперед зная, что все начнется и кончится одним вашим ударом. Но вы уже понимаете, что это не террорист, а просто водила-матросик, и задумываетесь, что вы только что из спортзала и поэтому разгибатель не так силен, и решаете, что прямой здесь не пойдет — иначе на полуматюке смолкшее тело вылетит на дорогу и не дай бог попадет под машину. А оно не такое спортивное, как вы. Здесь к месту крюк, и тело, как ваша шапка, просто свалится вниз, лишь слегка качнувшись. Лишь бы оно подошло на расстояние полусогнутой руки.
Но громкое тело, вероятно прочитав в ваших глазах свою судьбу, не приблизилось — к своему счастью и вашему сожалению. Более того, исчерпав матюки, оно виновато поинтересовалось вашим здоровьем и предложило подвезти, но мало того, что вы военный и спортивный, к тому же вы еще и благородный, и вы отказались, впрочем, без особого негодования. А тело так и не подошло, а белое пятно за стеклом так и не пошевелилось.
И вот вы снова идете по дороге, а метров через двести на вас выруливает новый "УАЗик"! Вам сразу становится как-то неловко и неуютно даже на расчищенном тротуаре, и в черной шинели, и вы подозреваете, что это, наверное, инстинкт самосохранения или с первого раза заученный условный рефлекс — в общем, вас ощутимо отжимает от дороги и от едущего по ней ни в чем не повинного, пока, "УАЗика".
А еще метров через сто вас догоняет еще одно тело, на этот раз любопытное, и тоже в шинели, и так же интересуется вашим здоровьем, а затем проверяет вашу память — не запомнили ли вы номер? "Зачем?" — удивляетесь вы. Вы об этом не подумали и честно спрашиваете об этом любопытное тело — мол, зачем? При этом на вас снова наваливается желание хука. Но любопытное тело вскоре исчезает, вероятно разгадав в вас, как и то тело, громкое, неинтересного собеседника. И вы радуетесь, за него и за себя. Вы идете домой, живой и почти невредимый, только слегка поврежденный, никого не трогаете и размышляете, что все-таки интересно, когда вас сбивает машина, и о роли случая, и о подозрении судьбы, и о том, сколько народа закопают сегодня, после таких вот встреч, или после горячих пуль, или холодных заточек, а сколько перевяжут или зашьют — после неулыбки жене или улыбки не жене. И о том, что если вам за шиворот попала холодная капля, знайте — началась весна и в вас прицелилась громадная сосулька — это гидроприцел. Береженого бог бережет, а если вы не бережены, то кто тогда вас бережет? Как все-таки интересно, очень интересно, когда вас сбивает машина!
Так что — прочь с дороги, громкие и тихие тела! По ней спешит диспетчер, волею случая оказавшийся посреди нетоптаного снега, и поэтому вынужденный торить свою дорожку, постепенно, с каждым шагом превращаясь в навигатора.
* * *11. Хейлика Бактер 2.
Но: неужели предназначение человека — сторожить собаку? Если так, то тогда предназначение собаки — помогать в этом деле человеку.
Так, или примерно так думала Хейлика Бактер, прислушиваясь к неслышному из-за шума воды дыханию навигатора и приглядываясь к ней самой, быстрой и бьющейся в слегка тронутых льдом каменистых поворотах. Не этот ли ручей, только весенний и от этого полноводный, видела она во сне? Там, дальше, ниже по течению. И если верить сну или слегка о нем задуматься, при этом не заглядывая в сонник, то получается, что быстрая вода опасна для нее, и что она сама, в мыслях и вот-вот в поступках, этой воде подобна?
Однако там, ниже по течению, сейчас не весна, там, в уже медленных струях, крутятся последние, до снега не опавшие листья. Туда, в медлительность после быстроты, в отдых после бега она сама же и отправила сказочника. Того прохожего, что повстречался ей сегодняшним утром, того, который объяснял ей какие-то правила, вероятно, хорошего тона, того, с кем она весь день стремилась еще раз повидаться, того, чью тайну хранит полярная сова.
Но что ей до этого? Однако ее мысли похожи на быстрые водные струи, а взгляд отражает глубины, куда эти струи стремятся. В этих-то глубинах и утонул навигатор, а сказочник заметил быстрые мысли, а может быть и наоборот. Нужно ли спрашивать их об этом? Навигатора, что еле дышит рядом, или сказочника, уже устремившегося к темным глубинам? И Хейлика, резко поднявшись, пошла по течению вниз.
"— Возьми себе щенка.
— Я сама как собака".
Не нужно, двигаясь по руслу реки или ручья, особо задумываться о причинах поворотов, достаточно или восхититься, или чертыхнуться, а наблюдая за падением воды и прислушиваясь к этому падению, стоит отбросить ненужные мысли и не мешать восприятию. Тем более если есть цель впереди, а позади неявная или невнятная досада. Так и Хейлика, оставляя в памяти повороты, падения, неудобные притоки и быстрые, в три шага, переправы, двигалась вниз по течению, отмечая, больше ожидаемо, чем с удивлением, отсутствие тела сказочника в узких или глубоких местах. Как известно, прицел умеет ослаблять блики на неспокойной воде и позволяет заглядывать в небольшие речные глубины даже сквозь сильную рябь. Все очень просто — есть ручей, похожий на небольшую речку, шумный и быстрый, а вниз идти не то чтоб легче, но быстрее, хотя скользко и мешают притоки, к началу зимы порядком обмелевшие, есть первый снег, а на нем нет следов. Приледниковье — дикий край, точное слово.
А может, она не сразу пошла по руслу ручья, шумящего хоть и мелкой, но быстрой водой? В поисках спокойной заводи, спокойной, конечно же, по меркам точного слова. Заводи, в которой темноватая, но чистая вода еле движется — это видно по листьям, медленно перемешиваясь неустоявшимися слоями. Может, сначала она дождалась спасательный геликоптер или низко летящий штурмовик? Это разумно, это понятно, и уже потом, отдохнув и спокойно все обдумав, возможно, в том же самом госпитале, где в это же время без сознания лежал навигатор, она решила отыскать тело сказочника в реке? Или след его мыслей. Пройтись по направлениям своих предчувствий и проверить правильность предположений.
Все может быть, а если повториться, то может и не быть. Скорее всего, так и произошло — ведь и для безрассудства нужно время, незаметная, но подготовка. И вспомнила ли она навигатора, имя которому Суппо, проходя мимо его палаты или закрытых в реанимационное отделение дверей? Сказала ли ему, чуть слышно: "Прощай, любимый!" Не переставая думать, предполагать, подозревать, что Ангел уже дует в трубы возможно библейского Иерихона, а может быть злого города Козельска, предвещая одним погибель, а другим удачу, и что нужно бежать, так как некуда деваться.
