Эмбер Кизер - Меридиан
— Уходи отсюда! Иди же! Открой окно! — кричал он, вырывая меня из болезненного ступора, в который я сползала.
Волосы на загривке встали дыбом. Уши как будто собирались захлопать, что-то сильно давило в груди, как будто из меня выкачали весь воздух. Боль внизу живота усилилась.
— Нет, Селия, нет! — я побежала, спотыкаясь, пытаясь представить окно. Но иррациональная часть меня сопротивлялась — как будто я могла заставить ее жить, сделав переход труднее. Мое тело взрывалось волнами мучительной, разрывающей боли, выбивая воздух из легких. Я не могла двигаться достаточно быстро. И уйти достаточно далеко тоже не успевала.
Она умирала. Я знала это чувство.
Левая нога отказала окончательно. Я упала в сугроб, ослепленная болью.
— Нет, нет, нет! — слезы потекли по щекам. Я чувствовала, как она покидает свое тело.
Я попыталась встать, но ноги не держали. Казалось кости вот-вот проткнут кожу. Кустос вцепилась в мою куртку и я тащила за собой свою ногу, ковыляя и отползая как можно дальше. Все уже было не важным — во мне не осталось сил бороться. Я прислонилась к дереву, сосредоточившись на том, чтобы дышать сквозь жестокую боль. Лодыжки задрожали, я боролась за каждый вдох, рассматривая разворачивающуюся картину.
— Селия? Селия! Где моя девочка? — пожилая женщина отчаянно пробираясь сквозь снег, подошла к Тенсу и упала от горя. Когда она выхватила ребенка из его рук, я повернулась на бок и меня стошнило кровью. Меня скручивало до тех пор, пока уже ничего не выходило. Давление немного ослабло, и боль стала не настолько сильной. Я смогла поднять голову.
В отдалении я заметила группу людей и смутно знакомого высокого светловолосого человека, который произносил молитву, а затем осенил крестом Селию и ее мать. Он казался кем-то вроде проповедника, но от него исходило липкое, пугающее ощущение. В тех местах, где его черты должны были быть освещены фонарями, была только пустая и черная пустота человеческой формы. Я прищурилась, но так и не смогла разглядеть его лицо.
Ощущение проходящей в меня, через меня души Селии исчезло, как будто кто-то щелкнул выключателем. Боль начала рассасываться, как туман на солнце. Дыхание восстановилось. Я чувствовала, как будто меня только что вытащили из собственного жестокого капкана.
Зубы стучали и мурашки бегали по телу. Селия любила Ореос, Моих Маленьких Пони и помогать маме делать хрустящие шоколадные печенья. Я не знаю, откуда мне было это известно.
Тенс подошел проверить, все ли со мной в порядке, а вокруг разгорались споры.
— Ты в порядке?
Я покачала головой.
— Пока не знаю. Что-то с ногой.
Боль медленно прокатывалась, будто тучи проплывали, но после такого напряжения я чувствовала себя слабой и больной.
Я услышала вой мамы Селии, когда ее папа проговорил:
— Ее больше нет. Дорогая, ее больше нет.
Он поднял свою жену и взял Селию на руки.
Тенс ласково откинул волосы с моего лица.
— Я одолжу снегоход чтобы добраться до дома. Полежи тут минутку, ладно?
Я кивнула, так и не открыв глаз.
— Почему ты ведешь себя так? — спросил незнакомец глубоким голосом.
Я открыла глаза и увидела самого симпатичного пожилого мужчину, которого я видела в упор. Блондин. Звезда кино. Магнат с Уолл Стрит. Определенно, лауреат премии журнала People в номинации "Самый сексуальный человек на земле". Он излучал уверенность, статус и обаяние. У него были настолько симметричные черты лица, что я была очарована, пока он не продолжил:
— Да будут прокляты те, кто получают награду за убийство невинных. И пусть все говорят. Аминь.
Он не отводил от меня свои глаза, как будто из ртути. Эти глаза казались мне черными дырами. Ни отблеска света, только крутящаяся, липкая пустота. Я безуспешно пыталась перевести взгляд на что-нибудь светлое.
— И увидел Бог, что велико развращение людей на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время. Мы смотрим за тобой, понимаешь?. Ждем.
Тенс подъехал ближе прежде чем я смогла соединить воедино кусочки этого странного монолога.
— Тенс, сын мой, я как раз представился мисс Созу. Я Преподобный Перимо. Я очень рад встретиться с вами, молодая леди. Ваша тетушка очень много мне о вас рассказывала.
Его как будто полностью подменили.
— Я предложил ей довезти вас обратно к тетушке, но, похоже, она бредит от холода.
— Мы в порядке, спасибо, я одолжил транспорт. — Его голос был мягким и сдержанным, но каждая клеткой своего тела он излучал напряжение.
— Ты уверен? Она, похоже, обожгла ногу.
Голос преподобного не переставал быть дружелюбным и озабоченным. Я почти уверилась в том, что странный разговор мне привиделся.
— Все хорошо, спасибо. — Тенс помог мне подняться. Я почти смогла опереться на ногу. Я уселась на сиденье и молчала. Обхватила Тенса за талию, прижалась щекой к его спине. Кустос бежала рядом с нами. Наверное, я задремала, потому что я не помню путь домой.
Тетушка встретила нас у входной двери, озабоченно нахмурившись.
Тенс поднял меня с заднего сиденья снегохода. Когда я осознала, что он собирается нести меня на руках, я вскрикнула: — Хватит. Я в состоянии идти сама. — по сравнению с ним я была неженкой — я должна это изменить.
— Ага. Завтра. — Он не останавливался. — Ты слабачка и тебя несложно нести.
Я готова была поклясться, что он меня дразнит, но на его лице не было ни проблеска улыбки, и я не стала смеяться.
— Спасибо.
Я обняла его за шею, стараясь не замечать, насколько у него прямые и шелковистые волосы. Или как приятно от него пахло. Или как спокойно я себя чувствовала у него на руках.
— Боже мой, что случилось? — спросила тетушка в нерешительности. — Отпусти ее, Тенс, она не похожа на страдающую девицу.
— Ей больно. — Он не отпускал меня, пока не донес до дивана.
— Хорошо, Меридиан — что произошло?
Глава 12
Мне казалось, что я сломала ногу. Ее как будто измельчили. Я откинулась на одеяла и подушки.
— Я думала, что я сломала ее, но сейчас становится лучше.
— Ясно. — Тенс обменялся взглядами с тетушкой. Он подвинул диван поближе к камину и завернул меня в одеяло, как будто сворачивал сигару. Я заметила, что руки у него трясутся.
— Ты рычишь как чертов гризли, у которого прихватило живот. Отойди. — Тетушка прогнала его и присела на краешек дивана, чтобы потрогать мой лоб.
— Мне уже лучше, правда. Должно быть, просто растяжение. — Я пыталась убедить их обоих, хотя это и было правдой. Рядом с тетушкой как будто легче дышалось. Я чувствовала себя бодрее, не такой хрупкой, не такой больной.
