Ткань наших душ (ЛП) - Моронова К. М.

Это гораздо больше, чем поцелуй. Мое сердце колотится в груди, как боевой барабан, а бабочки трепещут крылышками в животе.

Наши языки быстро находят друг друга, и он снова начинает входить в меня.

Слишком нежный и теплый, особенно после наших отвратительных слов.

— Я могу неправильно понять, если ты будешь трахать меня так нежно, Лиам. Не бойся быть грубым, — говорю я с ядом в голосе.

— Ты никак не можешь прекратить подстрекать меня, не так ли? — рычит он мне в губы.

Он выходит из меня и прижимает мою грудь к кровати, подтягивая задницу к краю матраса, где он стоит, и шлепает мою киску своим членом. Я бью кулаками по простыням и кричу в одеяло, когда он снова врывается в мое лоно. Безжалостно, так, как это умеет делать такой мужчина, как он.

Он трахает меня так сильно, что становится больно. Я кричу с каждым толчком. Его член, руки, слова — причиняют боль.

Все, что связано с Лиамом, — причиняет боль.

Он останавливается и низко стонет, когда его член пульсирует внутри меня. Я чувствую пульсацию его высвобождения, когда моя киска сжимается, отчаянно ожидая его оргазма.

Засранец.

Он задерживается на несколько секунд, а затем выходит и переворачивает меня так, чтобы я лежала спиной на его простыне, а лицом к нему. Его лоб потный, черные волосы прилипли к лицу.

Он прекрасен.

Падший ангел — дьявол.

— Надеюсь, ты принимаешь противозачаточные средства, — равнодушно говорит он, и в его глазах горит огонь.

Я невинно улыбаюсь.

— Нет, вообще-то нет. У меня тоже сейчас фертильный цикл. — В его глазах появляется ужас, и он опускает взгляд на мою киску, с которой стекает его сперма. — Я шучу. Конечно, я принимаю противозачаточные, ты, долбаный психопат.

Он громко вздыхает, и я не пропускаю улыбку, которую он прикрывает рукой.

— Ладно, признаю, это было слишком, но я ждал, что ты снова скажешь «панкейки»… но ты этого не сделала.

— После того, как ты назвал меня хамкой и дешевкой?

Выражение его лица смягчается.

— Я был в ярости… Я не должен был этого говорить. Ты не дешевка. Иногда бываешь хамкой. — Он игриво улыбается мне. Между нами что-то прояснилось. — Прости.

— Прости, что сказала, что ты просто парень с членом, что ты дегенерат…и отвратительный.

Лиам смеется и помогает мне встать, его пальцы задерживаются на моем запястье, когда я прохожу мимо него.

Заворачиваюсь в халат и не свожу с него глаз, прежде чем дойти до двери.

— Ты идёшь? Или ты не принимаешь душ после того, как из ненависти трахаешься с соседкой по комнате?

ⅩⅠⅠ

Лиам

Мой взгляд задерживается на Уинн, когда она натирает свою грудь мылом для тела, пахнущим шампанским и розами.

Я намеревался развлечься с ней сегодня вечером, но не думал, что все выйдет из-под контроля и мы…Как она это называет, трахнулись из ненависти?

Она смотрит на меня, и я быстро отвожу взгляд.

Почему я не могу перестать думать о ней? Почему мы не можем просто жить вместе?

Я хочу ее…больше, чем хочется признавать. Я хочу ее.

То короткое мгновение, когда мы были прижаты так близко, ее грудь к моей…Я хочу успокоить ее, обнять, пока она спит. Но она не позволяет. По крайней мере, пока она не спит.

Я в последний раз промываю волосы под струей воды, прежде чем выключить душ и обернуть полотенце вокруг талии.

Новые лекарства помогают ей спать ночью, но не мешают ей видеть сны. Сначала ее нытье было тихим, но с течением ночей оно постепенно стало слишком сильным, чтобы его можно было игнорировать.

Уинн заканчивает принимать душ и не смотрит на меня, когда проходит мимо. Она так старается не смотреть на меня. Я улыбаюсь; мне нравится эта игра, в которую мы играем.

Мы одеваемся и проводим остаток вечера за чтением, почти не разговаривая, особенно о сексе на почве ненависти.

Мы ненавидим друг друга? Не думаю, что это так.

Уинн засыпает около одиннадцати, и я не спешу откладывать книгу, пока она не начинает тихо скулить. Бросаю на нее взгляд.

Ее губы все еще припухшие от наших жестоких поцелуев. Темные ресницы целуют ее щеки. Ее лицо мрачное, сны безрадостные.

Она прекрасна. Если я позволю ей, она будет разбивать мое сердце миллион раз, пока не найдет слабое место в моей броне. Мы делаем друг другу больно. Это то, что я понял на сегодняшний день. Мы — боль друг друга.

Но должны ли мы быть такими?

Я наблюдаю, как она скулит еще несколько минут, прежде чем кладу книгу на тумбочку и выключаю лампу.

Ее волосы еще влажные. Они пахнут так сладко — Уинн любит дорогие шампуни с цветочным ароматом, которые утверждают, что делают цвет волос ярче. Я осторожно откидываю ее волосы немного вверх, чтобы они лежали на подушке и могли больше высохнуть, а затем медленно подползаю к ней сзади.

Ее тело теплое, но она бессознательно прижимается ко мне, чтобы почувствовать мое тепло. Я улыбаюсь, и она поворачивается ко мне лицом, прижимается к моей груди и дышит легче, чем минуту назад.

Она такая каждую ночь. Я не знаю почему, и я не уверен, что она когда-нибудь расскажет мне, что мучает ее во сне, но я не против обнимать ее так. Это заставляет зуд в глубине моего сознания утихнуть. Потребность испытывать боль почти полностью исчезает, когда я с ней.

Я наклоняю голову ближе к ней и целую ее в лоб.

— Remedium meum.

ⅩⅠⅠⅠ

Уинн

Страсть — вот тема этой недели.

Найдите свою страсть.

Ну, это, конечно, легче сказать, чем сделать, не так ли? Сколько раз я пыталась найти свое призвание? Что делает меня уникальной? Я не особенная. Я не уникальна.

Хотя когда-то давно у меня была страсть.

Настоящий подарок от Вселенной, который, как мне казалось, предназначался только мне.

Я смотрю на пианино пустыми глазами. Джерико пытается заставить меня играть на этой проклятой штуке с тех пор, как я попала сюда. Как только я появилась, он понял, что мое сердце жаждет музыки, звучащей за этими холодными белыми и черными клавишами.

Но другая душа уже украла у меня радость. Музыка моего сердца похоронена вместе с моим прежним «я».

Смотрю на группу. Лиам сидит сзади, скрестив руки, но его взгляд направлен на меня. Я снова опускаю глаза на клавиши. Он какой-то странный с этих выходных. Возможно, все, что нам нужно было, чтобы лучше ладить, — это заняться агрессивным, злым сексом и унижать друг друга.

Это не нормально.

Но теперь мне трудно смотреть на него, не краснея, и он стал значительно менее саркастичным и жестоким.

— Ну что? Может, сыграете мне что-нибудь сегодня, Колдфокс?

Джерико скрестил ноги и терпеливо ждет, постоянно постукивая ручкой по папке. Также в этой комнате Лэнстон и Поппи. Я не помню имен остальных.

Я слышала, как девочка с длинными черными волосами играла красиво, структурно, будто ее учили читать ноты только так, как они написаны на странице. Никогда не медлить и не создавать что-то от души.

Забавно, меня тоже так учили.

Я удивляюсь, почему она так легко играет, а я остаюсь в тупике.

Видимо, это из-за дисбаланса химических веществ в моем мозгу. Интересно, есть ли у доктора Престина таблетки для стирания плохих воспоминаний? У нас и так уже есть достаточное количество таблеток, которые якобы должны нас вылечить, так давайте добавим еще одну к этой смеси.

Перед глазами возникает лицо моей ужасной учительницы музыки. Она всегда хмурилась сильнее, чем кто-либо другой, кого я когда-либо знала. Как мог кто-то, кто учит чему-то такому красивому и ритмичному, быть таким мертвым внутри? Она и моя мать. Высокая, холодная фигура моей матери вырисовывается в моем воображении.

Я все еще чувствую холод, исходящий от ее ледяного сердца.

Я убеждена, что именно они украли мое счастье, мою любовь к музыке моего сердца. Я слышала ноты, которые эхом отдавались в моей душе, умоляя, чтобы их сыграли. Но они растоптали искру, прежде чем я успела разжечь пламя.