Замуж не Напасть, Но как бы Замужем не пропасть (СИ) - Шевцова Наталья
– Я не ослышался, он ведь сказал Джулиана, не Маргарита?! – счастливо ухмыльнулся демон страха.
– Не надо сходить с ума, – насмешливо пожурила «несравненная», вслед за чем предложила альтернативу. – Лучше покажи мне на деле, что ты чувствуешь ко мне! И попрошу без церемоний! – страстно подначивала она любовника. – Я слишком хочу тебя, чтобы позволить тебе церемониться! О, да! Вот так! Я не могу дождаться, когда почувствую в себе всю твою мощь!
– Ну всё, с меня довольно! – не выдержав, рявкнула девушка. – Я ухожу!
И то ли настолько велико было её возмущение и потрясение, то ли Ваас излишне расслабился, но ей действительно удалось уйти…
– Хо-оох! Брррр! – испугалась Милдред, столкнувшись глаза в глаза с горящим взором другого демона. – Ану прочь от меня! – упершись обеими ладонями в грудь Бельфегору, оттолкнула она его от себя.
– Мик, я же говорил, что у меня получиться достучаться до неё! – одновременно и хвастливо и радостно завопил демон. – А ты не верил!
– Бельф, сначала заклинание! – устало-укоризненно напомнил вампир.
– Ох тьма! Точно! – хлопнул себя по лбу Бельфегор. – Быстро повторяйте за мной! Vinculo indissolubili modo spirituales. Ubi ejus est anima, ad se, ubi se animus est, et hoc! Spiritus itaque Magno auxilium!
Микаэль и Милдред тут же начали послушно и старательно повторять за ним слова заклинания. И всё же не успели.
– Vinculo indissolubili modo spirituales. Ubi ejus est anima, ad se, ubi se animus est… – только и успели они произнести, прежде чем Ваас утянул девушку назад в своё сознание.
– Не знаю, как тебе это удалось, смертная! Но у меня для тебя две новости. И обе хорошие только для меня, а для тебя О-ООЧЕНЬ плохие! Первая, подобный трюк – больше не прокатит. Вторая – я теперь знаю, наверняка, твое слабое место! Ну, что ж продолжим-с…
Страшные картины несчастий, постигших семью Стефана после его «кончины», одна за другой замелькали перед глазам Милдред…
Вот убитая горем Маргарита с двумя малыми детками хоронит своего любимого мужа.
Вот безутешная вдова отказывается от одного за другим, нескольких предложений брака, аргументируя тем, что единственной её радостью – являются дети.
Следующий эпизод рассказал Милдред о том, как алчные родственники Стефана сговорились с ещё более алчными священниками и дабы присвоить себе принадлежащие супруге Стефана и его детям земли и богатства, безосновательно обвинили несчастную женщину в прелюбодействе.
Следствием этого ложного обвинения стало то, что измученная тоской и подавленная депрессией женщина совершила роковую ошибку – попыталась покончить жизнь самоубийством. Что и «доказало» её вину. Её разлучили с детьми и заставили принять постриг.
Двухлетнего сына Маргариты и Стефана Яноша, которого прелюбодейка якобы родила не от мужа, а от любовника, признали бастардом и лишили права наследования королевского титула. Однако желавшей закрепить за собой Венгерский престол дочери Лайоша Марии[2] этого показалось мало, и она приказала убить мальчика.
Сцена удушения трёхлетнего малыша что-то словно бы надломила в Милдред, подобно слабому, тоненькому деревцу в ураган, девушка затряслась от безмолвных рыданий и, обхватив себя руками, согнулась пополам. Из её глаз безостановочным потоком хлынули горькие слёзы.
Судьба дочери Маргариты и Стефана Елизаветы – оказалась не менее трагичной, девушку насильно выдали замуж за князя Архейского, в обмен на его лояльность и поддержку Марии I. Влиятельность этого князя могла поспорить разве что с его мерзким характером и дряхлостью.
Юная Елизавета, с которой князь обращался практически как с рабыней (и Ваас не пожалел времени, чтобы показать как именно мерзкий старик издевался над молодой женой), в скором времени предпочла мир фантазий реальности.
Что стало с девушкой после смерти князя, Милдред не знала, но так как Ваас не показал ей её смерть, то она надеялась, что, возможно, Елизавете всё же в конце концов улыбнулось счастье.
– Та-а-ак, а что же в это время делал наш Стефан, точнее Микаэль? – ехидно усмехнулся демон, наблюдая, как Милдред тайком вытирает слёзы. – Если не ошибаюсь, то он в это время наслаждался бессмертной жизнью, купаясь в роскоши, поклонении и обожании, – смакуя каждое слово, сам же себе и ответил он.
Вслед за чем на «суд» Милдред были представлены многочисленные сцены из жизни Микаэля – баловня судьбы и прожигателя жизни, являющие собой особенно резкий контраст со сценами душераздирающих несчастий и горьких лишений, с которыми, после его, так называемой смерти, пришлось столкнуться его жене и детям.
– Неплохо он проводил время, а?! – насмешливо заметил демон ужаса. – Но это я так, для контраста, показал! А вот теперь самое интересное!
Отвратительное свирепое животное, только и исключительно внешне напоминающее человека, склонилось над телом ребенка и рвало его на части. Это была девочка восьми, возможно, десяти лет с ярко-рыжими кудряшками…
– Милдред! – в отчаянии воскликнул Микаэль. – Я знаю, что этому нет оправдания! Мне нет оправдания! Но я клянусь тебе, это был один единственный раз! Я был не в себе! Это был период моего перерождения! Я не хотел! Я отказывался, сколько мог! Я пытался заморить себя голодом! Но голод оказался сильнее меня! Ты не представляешь, как мне жаль… Как я ненавижу себя за это! Я не ищу себе оправданий, я… я просто плачу за свои грехи каждый чертов день! Поверь мне, я больше никогда… – он запнулся от переполнявших его эмоций.
Несмотря на то, что Микаэль и Милдред не успели до конца произнести связующее их души заклинание, вампир всё же сумел проникнуть в сознание демона вслед за девушкой. Увидев, что именно показывает Ваас его любимой, Сторм дал себе слово не вмешиваться до тех пор, пока основанная на реальных исторических событиях кинолента будет оставаться – «документальной», а документальность – достоверной, с какой точки обзора её не подай. Микаэль прекрасно понимал, какова цель Вааса. Не менее, хорошо он также понимал и то, что ему нечего противопоставить правде. Единственное, что он мог – это дополнить правду. Объяснить, почему он поступил так, а не иначе. По этой причине, пока ему нечего было добавить, нечего было сказать в свою защиту, он молчал.
– Я не прошу тебя понять! И тем более простить меня! Мне нет прощения! Я просто… Просто я не знал! Когда Джил рассказывала мне, как это хорошо вечно жить и вечно любить, она «забыла», – он горько вздохнул, – предупредить меня, чем я должен будут заплатить за бессмертие. Нет, конечно же, я знал о том, что мне придется потреблять кровь, но я… Клянусь, я не знал, что для того, чтобы истинно переродиться мне обязательно нужно будет испить, по крайней мере, одного смертного досуха. В своих мечтах, я – наивный идиот, представлял, что умру и возрожусь для вечной жизни в объятиях любимой! Ну чем не прямое и гарантированное попадание в рай? А-а? – Микаэль печально-горько хохотнул. – Да, я предал свою жену и детей! Предал – в самом ужасном, в самом непростительном смысле этого слова. Но что касается этой малышки, я всё же хочу объяснить. Ты позволишь мне объяснить?
Наблюдающая в этот момент за сценой того, как вполне довольный жизнью вампир соблазнял одну из девиц, чтобы та позволила ему напиться своей крови, Милдред промолчала. И Микаэль воспринял это как знак, что он может продолжать.
Милдред же наблюдая затем, как губы вампира скользят вдоль шеи девицы, которой он при этом нашептывает о том, что она его жизнь. И как сладострастно она вздыхает, как доверчиво она прижимается к его груди. И какими глазами она смотрит на него. И испытывала острую жалость… Нет, не к девице, а… к себе.
Она смотрела в затуманенные страстью глаза вампира, в эту очерченную черной полоской ресниц красоту цвета июльского полуденного неба. И понимала, что, несмотря на всё только что ею увиденное, она искренне хочет верить, что эта девочка – стала его единственной жертвой за семьсот лет.
– Понимаешь, когда вампир начинает меняться, – между тем продолжал свою исповедь вампир, – то прежде всего, он меняется не внешне, а внутренне, с каждым днем то, что он ощущает и чувствует, все меньше и меньше напоминает ощущения и эмоции, которые он воспринимал как норму, когда был человеком. Внешне, разумеется, я тоже изменился, но настолько незначительно, что хорошо знающий меня человек был бы не способен однозначно отследить и характеризовать произошедшие во мне перемены. Единственное, что он, возможно бы, заметил, что я стал будто бы ярче и впечатляюще-блистательней на вид, – Микаэль иронично хмыкнул.
