Кассандра Клэр - Город праха
— Это та самая Майя, — сказал Люк.
В свете уличного фонаря глаза девушки имели странный янтарно-зеленый оттенок.
— А ты, значит, Клэри, — сказала она. — Сестра белобрысого, который устроил погром в «Охотничьей луне»?
— Его зовут Джейс, — ответила Клэри.
Девушка ей не понравилась. Зачем совать нос не в свое дело?
— Майя? — Саймон вышел на крыльцо, засунув руки в карманы джинсовой куртки.
Девушка сразу заулыбалась:
— Ты Саймон, да? У меня паршивая память на имена, но твое я запомнила.
— Круто, — сказала Клэри. — Вот мы и друзья.
Люк кашлянул и выпрямился:
— Я решил вас познакомить, потому что в ближайшее время Майя будет работать у меня в магазине. Не пугайся, если она вдруг зайдет — я дал ей ключ.
— Ну и присмотрю заодно, чтобы сюда не нагрянула какая-нибудь пакость, — добавила Майя. — Типа, демоны или кровососы…
— Спасибо, — сказала Клэри. — Теперь я буду спать спокойно.
— Это что, сарказм? — осведомилась Майя.
— Мы все сейчас немного на взводе, — вмешался Саймон. — Не будем цепляться к словам. Я лично очень рад, что есть кому приглядеть за моей девушкой.
Люк вскинул брови, но промолчал.
— Извини, — сказала Клэри. — Саймон прав. Я не хотела грубить.
— Ничего. — В глазах Майи светилось сочувствие. — Я знаю, что произошло с твоей мамой. Это ужасно.
— Да, — кивнула Клэри и ушла в дом.
Она вернулась в кухню, села на стол и закрыла лицо руками.
— Прости, мне стоило догадаться, что ты сейчас не захочешь никого видеть, — сказал Люк, подойдя к ней.
— Где Саймон? — спросила Клэри, не отнимая рук от лица.
— Остался поболтать с Майей.
Действительно, от входной двери доносились негромкие голоса.
— Я просто подумал, что сейчас тебе необходимы друзья, — продолжал Люк.
— У меня уже есть Саймон.
Люк поправил очки и с нарочитым спокойствием спросил:
— Кстати, уши меня не подводят? Он назвал тебя своей девушкой?
— Похоже, что так.
— И давно? В смысле, я об этом не знал или просто забыл?
— Сама впервые слышу, — отозвалась Клэри, опуская руки. Почему-то в памяти всплыл знак открытого глаза — руны, украшавшей тыльную сторону ладони каждого Охотника. — Чья-то девушка, чья-то дочь, чья-то сестра… Вот так живешь и не знаешь… Понять бы, кто я на самом деле.
— Ну, это вечный вопрос, — ответил Люк.
Хлопнула входная дверь, и в кухню вошел Саймон, принеся с собой свежесть ночной прохлады.
— Ничего, если я сегодня переночую у вас? Возвращаться домой поздновато.
— Всегда пожалуйста, — сказал Люк и посмотрел на часы. — Пойду спать. К шести мне надо в больницу.
— Зачем к шести? — спросил Саймон, когда Люк скрылся за дверью.
— В шесть начинают пускать посетителей, — ответила Клэри. — Тебе совершенно необязательно спать на диване.
— Говорю же, завтра я побуду с тобой, — сказал Саймон, сердито смахивая со лба непослушные темные пряди. — Чтобы тебе не было грустно.
— Я знаю. И тебе совершенно необязательно спать на диване, — повторила Клэри.
— А где мне тогда… — Саймон поперхнулся вопросом, когда до него дошел смысл ее слов.
— В гостевой комнате раскладная кровать. Можно легко уместиться вдвоем.
Саймон вытащил руки из карманов и залился краской. Джейс на его месте, наверное, напустил бы на себя небрежный вид; Саймон не стал даже пытаться.
— Ты… уверена?
— Уверена.
Он подошел к ней, наклонился и осторожно поцеловал. Поцелуй вышел неуклюжим.
— Пойдем, — с улыбкой сказала Клэри. — Мне надоели кухни.
И, крепко взяв Саймона за обе руки, потянула его за собой — по коридору к гостевой спальне, которую ей отдал Люк.
5
В подземелье Города молчания царила глубокая тьма. Впервые в жизни Джейс оказался в беспросветном мраке. Он не мог различить ни пола, ни потолка, даже контуров собственной руки, поднесенной к глазам. Краткая возможность оглядеться представилась лишь в первый миг — когда конвоир открыл решетку и втолкнул его внутрь. И вот Джейс сидел в тюремной камере, как пойманный преступник.
Впрочем, стоит ли удивляться? Конклав, похоже, и правда считает его преступником.
В свете факела Джейс успел увидеть мощеный пол, стены из тесаного камня и частые прутья крепкой решетки из электрума. Еще он знал, что в решетке есть дверь, а к восточной стене камеры прибит железный прут — на этом познания об окружающей обстановке заканчивались.
Конвоир пристегнул его правую руку к пруту, и Джейс был волен прогуливаться вдоль стены, громыхая цепью, как Кентервильское привидение, — пару шагов туда, пару шагов обратно. Он уже успел до крови стереть кожу на запястье. Хорошо, что он левша — все же спокойнее, когда ведущая рука свободна.
Джейс бродил вдоль стены, ощупывая ее пальцами. Не знать, сколько прошло времени, было очень неприятно. В Идрисе отец учил его определять время по солнцу, по длине тени, по расположению звезд на ночном небе. Но в камере не увидишь ни звезд, ни солнца. Придется ли ему еще хоть раз взглянуть на небо?
Джейс остановился. Что за глупые мысли?! Конечно, он увидит небо. Конклав не собирается его казнить! Смертный приговор выносят лишь убийцам. И все же страх остался — каким-то незнакомым трепетом в груди. Вообще-то Джейс не был склонен к внезапным приступам паники. Алек даже говорил, что ему пошло бы на пользу чуть-чуть разумного малодушия, — и все же о страхе Джейс знал только понаслышке.
Мариза сегодня сказала, что он никогда не боялся темноты. Так оно и было.
Поэтому незнакомый трепет в груди явился чем-то совершенно неожиданным, противоестественным. Значит, это не просто тьма. Джейс прерывисто вздохнул. Надо переждать эту ночь. Всего одну ночь. Он снова поплелся вдоль стены, уныло звякая цепью. И застыл, когда воздух прорезал чудовищный звук — пронзительный крик, вопль безумного ужаса. Кто-то выл во всю мощь легких, протяжно и долго, словно взял на скрипке самую высокую ноту — и вдруг отнял смычок от струн.
Джейс выругался. Резко оборвавшийся вопль звенел в ушах, а ужас стал столь явным, что превратился в металлический привкус во рту. Джейс понятия не имел, что у страха есть вкус. Он прижался спиной к холодному камню и попытался успокоиться. Вопль повторился вновь, теперь громче и ближе, и ему начали вторить другие голоса. Над головой что-то грохнуло. Джейс инстинктивно пригнулся и только потом сообразил, что над его камерой несколько этажей. После очередного удара перед глазами возникла жуткая картина: сотни давно умерших нефилимов восстают из гробов, разбивают каменные усыпальницы и шагают по белым полам Города молчания, гремя костьми на иссохших сухожилиях…
