Ульяна Соболева - Легенды о проклятых. Безликий. Книга первая
Но в этом проклятом Аду я больше не буду гореть один, я стану зрителем и буду наблюдать за их агонией. Ничего не делает человека более уязвимым, чем зависимость от другого человека. А она будет зависеть от меня. Каждый её вздох, каждый шаг и телодвижение будут зависеть от того, за какую ниточку я дерну, а может, и обрублю все нити, обездвижу, обескровлю и оставлю подыхать на мерзлой земле, где даже горстка снега теперь принадлежит мне.
Я запрещал себе думать о прошлом. Запрещал возвращаться туда, где был счастливым, но таким жалким и слабым, где все еще умел смеяться и плакать. Был человеком. Любил и верил, что меня тоже любят. Она. Девочка с красными волосами.
Вспоминал, как еще долго приходил на наше место, чтобы увидеть её хотя бы издалека. Но ни разу больше она не ждала меня. Наверное, я и сам не понимал, чего хотел от неё тогда. Ведь она клялась мне в любви. Дьявол меня раздери, как она клялась своими бирюзовыми глазами, стонами и криками, бусинками пота на шёлковой коже и твердыми красными сосками, искусанными мной в порыве страсти. Клялась слезами и робкими ласками. Клялась, стоя на коленях и протягивая ко мне тонкие руки, умоляя, чтобы взял её. Я готов был поверить — меня примут любым. Потому что так должно быть, если любила…Нет! Будь она трижды проклята! Но нет! Не ждала и никогда не любила! Крутила мной, как марионеткой, усыпила бдительность. Дергала за веревочки и манипулировала так изощренно, как не смог бы ни один кукловод. Кукловод с лицом ангела, способного совратить самого дьявола.
Знала бы, сколько лет потом я ходил за ней тенью по пятам. Следил за каждым шагом. Плакал, представляя, как она в ужасе отшатнется от меня или закричит. Как и все другие. Иногда я убивал их за это. Заставлял смотреть на меня, пока остервенело трахал, и не закрывать глаза и, если дрожали от ужаса, убивал. То первое время, когда еще не умел контролировать зверя, когда еще не надел на лицо маску.
Я узнал о ней всё. Узнал, кто она такая. Одейя Вийяр. Дочь моего смертельного врага. Единственная женщина, которую я когда-либо любил. Я незримо сопровождал её везде и ненавидел себя, когда, оставаясь один, яростно мастурбировал, вспоминая ослепительно-красивое лицо и сочное тело. Когда кончал в собственные дрожащие пальцы с ее именем на пересохших губах хриплым стоном агонии, понимая, что никогда не прикоснусь к ней больше.
Пока не решил, что к ней больше не прикоснется никто. Я был на обряде венчания, среди ликующей толпы, бросающей ей под ноги цветы и скандирующей её имя. Меиды сопровождали праздничный кортеж. Смотрел, как она идет об руку с ним, и подыхал от отчаяния, в то же время предвкушая, как очень скоро разрушу её жизнь одним взмахом меча.
С каким наслаждением я вонзил клинок в сердце рыжеволосого ублюдка, который назвал мою женщину своей, а потом аккуратно отрезал ему голову, зная какая участь ждет её теперь. Почти такая же, как и моя. Добро пожаловать в мой адский мир, девочка с кровавыми волосами и глазами цвета моря. В мир отвергнутых обществом уродов. С твоей красотой — это хуже смерти. Похоронена заживо в прекрасном теле, которого никто и никогда не коснется. Мы с тобой теперь оба — смерть во плоти. Только я страшен, как Ад, а ты прекрасна, как Рай.
И сейчас я вез Одейю в свои земли, чтобы начать обратный отсчет с того момента, как она станет моей, до момента, когда больше не будет мне нужна, и я убью ее.
Трусливый Фарго Дас Ангро совершит обряд венчания, либо я заставлю его сожрать собственные кишки или скормлю их его страже.
В печали и в радости, в болезни и старости, в жизни и смерти! Пока не закопаю живьем. Нет! Не так! Пока не заставлю Ода Первого закопать собственную дочь. Я даже представлял себе, как комья грязи сыплются на ее фарфоровую кожу, как она кричит и умоляет меня не убивать, как тянет ко мне руки…те самые руки, которыми зарывалась в мои волосы, ероша их длинными тонкими пальцами.
ГЛАВА 6. ОДЕЙЯ
Я никогда не видела столько смерти. Даже после, когда она будет идти за мной по пятам, не забуду этот жуткий день моего прибытия в Валлас. Адскую дорогу через Долину пешком. Дорогу прозрения. Так я ее назвала. Потому что только сейчас я увидела, кто и чего стоит на самом деле, как человек меняется за какие-то часы до неузнаваемости.
Нас вели через снежную пустыню, прикованных друг к другу цепью, продетой через кольца в железных ошейниках, и в толстых браслетах на лодыжках и запястьях. Как свору ободранных собак. Конец цепи был намотан на мощную железную петлю у седла всадника в черной маске, назвавшегося Рейном Дас Даалом. Кроме слухов, которыми обросло это имя, история повергнутого велеара Валласа была не более, чем страшная сказка. Отец выиграл бой с неверными псами, грозившими захватить Лассар, он подарил свободу жителям Северных земель. Он объединил два королевства и восстановил мир.
Никто из семьи велеара не выжил. Безголовым призраком мертвого правителя стращали детей и рассказывали небылицы, в которые верили простолюдины и осеняли себя звездой, когда речь заходила об Альмире Даале, продавшем душу Саанану, поклонявшемся гайларам и пожиравшем младенцев в полнолуние. Мятежный меид не более, чем самозванец. Отец сжег племя валлаского узурпатора на глазах своих воинов. А я не верила в восставших мертвецов. Я тогда мало во что верила… и моя вера медленно выворачивалась наизнанку с каждой минутой этого адского плена.
Когда самозванец пришпоривал коня сильнее, нам приходилось бежать, задыхаясь и спотыкаясь, проваливаясь в сугробы. Два часа, как два столетия. Людей пугает жара и засуха, но нет ничего страшнее снега и льда. Холода, пробирающего до костей, и жажды. Мучительной и иссушающей. Вокруг мерзлая вода, а ты не можешь ее испить, потому что тебе не дают, и в воздухе свистит хлыст или меч, наказывая каждого, кто смеет зачерпнуть снег, превращая наш путь до замка Адвер в адскую пытку.
Я не смотрела под ноги, где волочились обрубленные конечности тех, кто упал по дороге, не выдержав страшной нагрузки и леденящего холода. Их не поднимали и не щадили, отрезали от остальных в полном смысле этого слова, не теряя время на то, чтобы снять железные браслеты с ног и рук. Обрубали под дикие вопли несчастных, которых оставляли умирать на дороге и истекать кровью. Когда они проделали это в первый раз, меня стошнило на снег. Потом я уже старалась не смотреть и не думать ни о чем. Только выжить и дойти в город. Мне почему-то казалось, что там все будет иначе, что там — войско Аниса, и они отобьют нас у проклятых черных шакалов, которые посмели напасть на отряд своей велеарии.
Никогда до этого я не задумывалась о том, что же на самом деле значит предательство. Я видела иные ценности, я выросла с иными представлениями о чести. Пусть я не молилась Иллину и не приняла постриг, но я с трепетом относилась к тем, кто верил.
