Ольга Булгакова - Тяжесть короны (СИ)
— Выведите.
Я видела только размытые силуэты, не была в силах осознать, что вижу. Каждый звук рождал новый всплеск и без того непереносимой головной боли. А отчим сдаваться не собирался. Я слышала, как уронили стул, как регент сквернословил, как закрылась дверь, как всхлипывала Винни от боли и страха.
Чем дальше от меня становился Стратег, тем легче было дышать, головная боль ослабла, амулет ограничился сильным, почти нестерпимым, но ставшим уже привычным жжением.
— О чем он говорил? — в голосе брата смешались удивление и беспокойство.
— Ты не поверишь, но я не слышала ни слова, — честно призналась я.
— Знаешь, поверю, — серьезно и без тени недовольства ответил Брэм. — Когда он вошел, ты побледнела, думал, ты в обморок упадешь с минуты на минуту. Ты ужасно выглядишь.
— Спасибо, обрадовал. Чудесный комплимент, — мои старания сгладить ситуацию попыткой пошутить брат, казалось, не заметил.
— Он сказал, — хмурого Брэма было не так-то просто заставить поменять тему: — «Наглый щенок не сможет со мной тягаться. И ты ему ничем не поможешь». Почему-то у меня не возникло ощущения, что Стратег говорил обо мне.
— Я не представляю, о чем это, — солгал за меня медальон.
— Да-да, конечно, — Брэм вскочил и принялся расхаживать по комнате. — Мне с каждым днем становится трудней находить оправдания твоему молчанию. Я не понимаю, почему ты не хочешь мне довериться.
Он резко остановился напротив меня и, встретившись со мной взглядом, спросил требовательно и жестко:
— Почему?
Я смотрела в зеленые глаза единственного родного человека и понимала, что скоро потеряю не только себя, но и его. Дор-Марвэн уже лишил меня возможности свободно общаться с братом, а вскоре и Брэм, постоянно натыкаясь на скрытность, не захочет со мной даже разговаривать.
— Я хочу, но не могу, — прошептала чуть слышно.
— Почему не можешь? — Брэм не оставлял попыток добиться правды.
Потянулась к амулету, представляя, как берусь за цепочку, душившую меня в тот момент, как обрываю ее. Но не завершила движение, даже не смогла коснуться амулета, — Брэм бросился ко мне, схватил за плечо.
— Господи, Нэйла, — голос брата доносился будто издалека. Помню только, как Брэм крикнул: — Винни!
Судя по тому, что я пришла в себя все на том же стуле, обморок длился недолго. Брэм сновал по кабинету от двери до двери. Винни где-то запаслась нюхательными солями и, встав рядом со мной на колени, держала одну дурно пахнущую баночку перед моим лицом.
Увидев, что я пришла в себя, Брэм жестом выслал служанку. Та торопливо встала и выскочила за дверь, не забыв ее за собой прикрыть. Брат подошел, подтянул стул так, чтобы между нами не было стола, искусственной преграды, сел. Долго молчал, давая мне время собраться с мыслями и подбирая правильные слова.
— Прости, — в голосе брата слышалось раскаяние и отчаяние одновременно.
Если бы Брэм знал, как больно мне видеть его таким, быть причиной его беспокойства. Я хотела плакать, но слезы выжигал амулет. Хотела утешить брата, но знала, ему не нужны слова утешения, ему нужна правда. Я хотела ее рассказать, хоть намекнуть, но прекрасно понимала, что даже думать об этом нельзя, потому что за первым будет и второй обморок.
— Я просто хочу во всем разобраться, — оправдывался Брэм. — Я не знаю, чем Стратег так запугал тебя… Чем он угрожает… Я понимаю, что только мучаю тебя вопросами. И буду ждать, пока ты сама расскажешь. Мне просто хочется, чтобы это произошло поскорей. Потому что догадок и косвенных сведений у меня много, но я хочу знать правду. Думаю, я ее заслуживаю.
— Как никто другой, — мой голос прозвучал удивительно безжизненно и слабо.
Брат улыбнулся. Горько, безрадостно, виновато.
— Прости меня, — сказал он искренние слова, произносить которые вовремя очень быстро учатся те, кто уже терял дорогих людей. Чтобы не повторять ошибок прошлого в настоящем, а в будущем не корить себя за несдержанность, обидные фразы, нетерпимость. В будущем. Когда уже станет поздно.
— И ты меня прости, — попросила я. По щекам побежали слезы, которые осознала позже, когда обнимала брата, когда плакала у него на плече.
Продиктованная традицией встреча в тронном зале не доставила мне удовольствия. Как и последовавший за официальной частью не менее официальный бал. Вполне обоснованно и ожидаемо.
Князь, которому я благосклонно улыбалась, был мне отвратителен. Всем. От внешности до характера. Не терплю конопатых рыжеволосых мужчин с пухлыми губами. Не терплю самовлюбленных мужчин. Не терплю косноязычных и необразованных. Не терплю глупых и хвастунов. О том, что мне придется сказать «да» этому человеку, я старалась не думать. Так же как пыталась не смотреть в рыбьи водянистые глаза князя. Так же как каждый раз боролась с искушением вытереть руку после прикосновения к влажной холодной ладони Его Светлости.
Давешний паж, одетый на сей раз подобающе и ведущий себя, как следует дворянину, раздражал. Даже не тем, что не видел отрицательных сторон своей выходки, а теми проверенными сведениями, которые раздобыл виконт. Граф Кивро не зря делал такие странные паузы, характеризуя отношения князя и Скотта Левиро. Судя по всему, эти двое были любовниками. Но осведомители настаивали на том, что оба друга не пренебрегают и дамами.
Подчиняясь требованиям этикета я была вынуждена танцевать и с бастардом, и с его другом. Гадливость и омерзение. Никаких других чувств у меня эти муожцы не вызывали. Но, к сожалению, танцы были расписаны, и большинство из них я вынужденно пообещала жениху. И возразить или отказать не могла.
От традиционного танца с отчимом меня неожиданно спас эр Сорэн. Он ухитрился опередить Дор-Марвэна буквально на шаг и, не дожидаясь моего согласия, поблагодарил за оказанную честь. Я и глазом моргнуть не успела, как оказалась среди танцующих пар. От подобной наглости онемела, но в то же время было смешно и весело. И вот так вдруг оказаться под покровительством виконта было очень приятно. В танце он вел уверенно и мягко, но разговаривать не собирался. Эр Сорэн пригласил меня не ради беседы, а ради ограждения от отчима, чью злобу я постоянно ощущала. Действовал ли виконт по приказу брата или же по своему разумению, этого я никогда не узнала.
Во время бала Волар предложил выйти на балкон. И в ответ на эту просьбу, как и на предшествовавшие просьбы жениха, я не смогла сказать «нет». Медальон вообще не оставил мне шанса противодействовать бастарду. По мнению отчима я должна была позволить Волару, своему будущему мужу, все. Что до свадьбы, что после.
