Кейт Ринка - Страсть Маргариты
Рука Серафима в секунду легла на мои губы, затыкая рот, так что пальцы крепкими тисками сдавили скулы. А глаза вспыхнули темно-серым гневом.
- Я имею право на гораздо большее, нежели ты предполагаешь, и я тебе это уже говорил. Ты вампир в моем подчинении, ты моя рабыня и моя собственность, если я так пожелаю. Но я дал тебе больше свободы, чем кому бы то ни было, гораздо больше. А эта роскошь не дается просто так. Ты поняла меня, Маргарита?
Так как у меня рот был заткнут, а я хотела ответить достойно и вслух, то вцепилась в руку Серафима, пытаясь ее оттащить. Но он не собирался уступать, даже когда ногти стали царапать кожу, пуская кровь. Серафим только проводил коротким взглядом алые струйки, заползающие ему за манжету, и вернулся к моим глазам.
"Отпусти!" - крикнула я в его сознании, прибегая к другому способу общения, и непроизвольно сжимая пальца второй руки на рукаве его белой рубашки.
Убрав ладонь с губ, он ловко перехватил мое запястье, врезаясь острым ногтем большого пальца в точку пульса. Я подавила короткий стон боли, который вырвался изо рта тихим шипением.
- Теперь я тебя слушаю. Ты меня поняла?
- Не совсем. Я не понимаю причины твоей злости. Ты ревнуешь? Или что? Что ты от меня вообще хочешь? Мне сложно понять мужчину, который ходит вокруг да около, открыто говоря о своем желании, и при этом не может решиться на простой поцелуй. Хотя, помнится, когда ты первый раз посетил мой сон... - Вторая его рука метнулась к моим губам, снова затыкая рот. Но это меня не остановило: - "...ты был более решителен! И я уже ни черта в тебе не понимаю! И дело не в том, что я сама что-то хочу от тебя... вернее, да, хочу! Я хочу понять, что происходит?"
Несколько долгих минут прошли в тишине и молчании, пока Серафим не опустил глаза на мой плененный рот и ослабил нажим ладони на губы. Его пальцы несмело пробежали по ним, вызывая дрожь во всем теле, от его такого робкого касания, от взгляда, в котором можно было что-то разглядеть: боль, печаль, страдание; и от того, как приоткрылись его губы, чтобы только спустя минуты произнести:
- Ты не глупа, Маргарита. Ты все понимаешь.
Черт! Ну почему с ним так сложно!?
- Ты не имеешь право на ревность, - тихо сказала я, задевая губами его пальцы. - Я могу быть твоей вампиршей, но я не твоя женщина.
- А чья же? Яна? - спросил он, сжимая пальцы в кулак.
Я возмущенно ахнула, чувствуя, как внутри разливается легкое смущение. Была бы я человеком, наверняка покраснела бы.
- Нет, я...
- Ты растеряна случившимся, - перебил он меня. - Но это не дает тебе право нападать на своего Главу. Возможно, те чувства, которые я испытываю, и можно назвать ревностью. Но кроме этого, я дико зол, что моя самая большая слабость так дорого мне обходится, когда взамен я получаю лишь неуважение, и как к мужчине, и как к Главе Города, Города, которому ты вчера дала повод в очередной раз посмеяться надо мной. И что я должен сделать в ответ? Я должен бы наказать свою непокорную дочь. Только я совершенно не хочу этого делать. Я готов понять и готов простить. Но я хочу от тебя самого простого - это уважения, Маргарита. И давай начнем хотя бы с этого.
Уважения? Каким сложным оказалось это слово, когда оно коснулось не меня. Уважения... мне сложно было уважать того, кто, казалось, не уважал меня. Или я эгоистка? Возможно. Возможно, мне нужно было обо всем подумать и что-то пересмотреть в своей жизни, которая упорно мне сопротивлялась.
С локтя руки, на которой все еще сжимал пульс палец Серафима, скатилась капля крови. Серафим перевел взгляд на мое запястье, поворачивая голову и прикрывая глаза, так что я не смогла увидеть, что там в них сейчас происходит. Он сильнее надавил ногтем, снова разрывая ткани. И не усела я охнуть от боли, как его губы припали к ране и лизнули ее языком. Это было так неожиданно и ошеломительно, и - черт! - так приятно, что я поползла вниз. Серафим подхватил меня и прижал к стене своей твердой массой, пока его рот высасывал каплю за каплей, лишь слегка царапая клыками кожу, рождая дрожь и удовольствие.
Но это все продлилось не долго. Что-то заставило Серафима отстраниться и резко повернуть голову. И только тогда я почувствовала, что мы в комнате уже не одни. Жена Серафима прозрачным белым облаком парила в углу под потолком. Я приготовилась к бурной сцене ревности, но... ничего не происходило. Серафим отошел от меня на шаг и посмотрел в глаза:
- Если бы я был мстительным тираном, вы бы с Яном уже сохли в каких-нибудь комнатах подвала. Я не могу ходить за вами по пятам и как ревнивый муж что-то запрещать, но я не собираюсь это оставлять без должного внимания. А пока я буду решать, как именно мне поступить, ты будешь сидеть в своей комнате...
- Я не смогу...
- ... в своей комнате! - добавил он, настаивая волей, которая вспыхнула в его глазах и коснулась чего-то внутри меня, зарождая в груди свинцовый клубящийся комок.
Я прикрыла рот.
Серафим отошел, нажал еще раз цифры на кодовом замке, и, бросив на меня короткий взгляд, вышел за дверь. Облако в углу комнаты медленно растворилось, удивляя своим поведением. Почему она не напала на нас? Это вызывало неприятное чувство опасности. Я сомневалась, что она передумала, или Серафим ее уговорил оставить меня в покое. Было такое ощущение, что она ждала подходящего момента или... копила силы? Если так, то мне действительно было не безопасно куда-то выходить. Но разве меня это волновало?!
Я сползла на пол и обхватила голову руками. Ян... Серафим... эти мужчины совершенно неожиданно ворвались в мою жизнь, пытаясь отхватить в ней по хорошему куску, и стремительно отодвигая Лео и Юлиана. И это для меня было так неправильно, но так соблазнительно, что я перестала вообще что-либо в себе понимать. Я еще не знала такого огня, который был в Яне, и который вчера ночью выжег во мне клеймо из волнительных воспоминаний и желания ощутить все это снова. И не знала еще такого хрупкого льда, за которым скрывалось что-то, что хотелось рассмотреть поближе. Как и хотелось узнать, какой именно внутри Серафима скрыт контраст с этим льдом, который уже давал о себе знать, проявляясь в нем такими пикантными вспышками, что у меня от них слабели ноги.
Но я просыпалась не затем, чтобы из одного треугольника, попасть в другой. Это было абсурдно и совершенно... отвратительно... отвратительно заманчиво.
Вопрос-ответ
Первым делом, чем я решила заняться наедине с собой в четырех стенах, это побаловаться теплой ванной с большим количеством пены. Простые человеческие радости мне не были чужды. И пока расслаблялось тело, голова активно работала.
