Жена неверного генерала, или Попаданка на отборе (СИ) - Удалова Юлия

– Чт-т-то вы делаете? – едва вымолвила я.

Слезы потекли по щекам.

Мой обожаемый, мой великолепный муж, совершенно не стесняясь, имеет мою сестру прямо на моих глазах!

Эдриан даже не посмотрел.

– Отправь отсюда эту коровницу, – велел он Агнесс. – А то у меня от одного взгляда на нее все опускается.

Сестрица, наконец, соизволила соскользнуть с его внушительного достоинства и, запахнув на груди халат, бросилась ко мне.

– Ничего особенного не делаем, милая сестренка Фиона, – зачастила она. – Это такой древний обычай, у аристократов так принято...

– Ка-а-ак это принято? – мой голос задрожал.

Сказала совсем не то, что хотела!

– Такой древний обычай высшего света, когда муж и сестра жены… находят общий язык. Ну, как бы... общаются... – Агнесс принялась ненавязчиво теснить меня к двери. – Нужно завершить этот обряд, а ты пока что подожди в коридоре.

О, как же мне хотелось врезать в ее самодовольную раскрасневшуюся от соития рожу!

Залепить пощечину суке, чтоб ее голова откинулась назад, а с кукольного личика исчезло это довольное, сытое, насмешливое, высокомерное выражение!

Исчезло, и больше никогда не появлялось.

Но это безграничное, подпитываемое украденной Агнесс магией чувство доверия Фионы сестре, как самой себе, не дало мне этого сделать.

– А долго ждать, пока обряд закончится? – проблеяла я.

Наблюдающий за всем этим Эдриан бархатно, гротанно рассмеялся, а Агнес, оглянувшись на него, мягко сказала, даже не пряча ухмылку:

– Придется прождать всю ночь, милая сестренка.

– Может, я тогда подожду в твоих покоях, раз мои заняты? Или в покоях Эдриана? Ведь мы женаты… – робко подала голос я.

– Увы, нет, у аристократов так не принято – спать в чужих покоях, – наставительно сказала Агнесс.

– Можешь переночевать в людской, – усмехнулся муж, с интересом глядя на меня.

Это была провокация. Эдриан было любопытно проверить границы моего терпения – неужели и это проглочу?

Ванильно-пудровое облако всякий раз накрывало Фиону с головой, стоило ему только посмотреть на нее, не говоря уже о том, что улыбнуться.

И этот раз не стал исключением.

– Как скажешь, любимый мой! – с наивной улыбкой вымолвила я. – Может, вам принести фруктов или напитков?

– Ах, не нужно, Фифи, у нас все есть! Но в любом случае спасибо тебе за заботу, – мило улыбнулась Агнесс.

– В жизни не встречал более недалекого, жалкого и ничтожного существа, – покачал головой мой муж, обращаясь к ней, но не ко мне. – Она действительно заслуживает той участи, которая ее ждет.

В это момент сестрица и выставила меня за дверь со словами:

– Добрых тебе снов, моя славная сестренка. Увидимся завтра утром!

Дверь захлопнулась прямо перед моим носом, а я так и осталась стоять в темном, холодном и пустом коридоре.

ГЛАВА 20

Я тихонько плакала, проживая чувства Фионы, которую Эдриан с Агнесс так беззастенчиво выставили за дверь, а сами спокойно продолжили заниматься сексом.

Я чувствовала себя такой одинокой, такой слабой и это было отвратительно.

Мне было мерзко от самой себя – такого я еще не ощущала.

Меня просто выворачивало наизнанку.

В то же время это гадкое светлое пятно доверия к сестре нашептывало, что раз она сказала про древний обычай, значит, все правильно.

Все, как нужно…

Ведь я верю Агнесс, как самой себе...

С огромным трудом, приложив себя по лбу, но мне все-таки удалось завернуть себя и не идти проситься ночевать к служанкам, чтобы испытать еще больший позор.

Прислуга в Руберно и так относится к Фионе хуже некуда – будет только лишний повод для оскорблений.

Однако, сейчас, когда у меня перед глазами не было Эдриана и Агнесс, мне гораздо проще удавалось справиться с чувствами Фионы.

Я все ярче чувствовала свое собственное «я» попаданки, которое осознавало, какой же постыдный ужас я сейчас натворила!

Одновременно навалилась жуткая усталость – хотелось сесть прямо у двери в коридоре, обнять себя руками, забыться сном и проснуться в своем мире.

И чтобы все было хорошо.

Но так нельзя!

Теперь я сама должна сделать себе, чтоб у меня все было хорошо!

Покопавшись в памяти Фионы, я прикинула, где можно тихонько прикорнуть – в малой гостиной на первом этаже стояла небольшая софа. И расположена она, в отличие от большой гостиной, в правом крыле – то есть не на виду.

Есть шанс, что другие обитатели особняка не заметят.

В малой гостиной царил уютный полумрак. Потрескивая, горел камин, богато украшенный мозаикой и лепниной.

Над ним висел огромный портрет статного военного лет сорока пяти в черной форме с красными узорами.

Я сразу поняла, что это отец Эдриана – у мужчины на картине были светлые волосы.

Свернувшись калачиком на софе, я невидящим взглядом уставилась на спинку большого кресла, которое стояло около камина.

Пережитое унижение было настолько сильным и так больно ударило по мне, что я чувствовала себя несчастной и разбитой.

Интересно, каким образом я смогу отнять у Агнесс свою силу, если она имеет надо мной такую сумасшедшую власть?

– Что, уже и из собственных покоев выставили? – послышался вдруг мужской голос.

И я с ужасом поняла, что в кресле у камина кто-то сидел!

Но гадать долго не пришлось – он поднялся и повернулся ко мне. А я вздрогнула и вскочила на своей софе, всем телом ощущая исходящую от него опасность.

Это был младший брат Эдриана, темный генерал Данте Сальваторе.

Эдриану было тридцать четыре, Данте – тридцать два.

Не такая уж и большая разница в возрасте.

Однако Фиона до смерти боялась брата мужа.

И было, почему.

Если Эдриану его магическую силу дали светлые духи, то Данте его сила досталась от темных духов хаоса – а это в Серинити не приветствовалось во все времена.

Его лаконичный черный мундир с медными пуговицами и ремнем набок был и вполовину не таким блестящим и помпезным, как алый мундир Эдриана.

Братья были очень похожи – оба статные красавцы, с благородными чертами лица, с чувственными губами и носом с небольшой горбинкой. Только у Эдриана его платиновые волосы вились, а у Данте были идеально прямыми.

И все-таки спутать братьев было невозможно.

В идеальной внешности Данте был один изъян.

Его левый глаз скрывала овальная черная кожаная повязка на тонком ремне.

Что действительно случилось с левым глазом темного генерала, было неизвестно, но при дворе шептались о страшном проклятии и разрушительной силе.

Данте не особо интересовал высший свет.

Пока Эдриан со своей светлой дружиной патрулировал столицу Серинити и участвовал в парадах, красуясь на белом коне Рассвете, Данте боролся с проклятием марены на востоке на своей черной, как ночь, и яростной, как дьяволице, лошади Погибели.

Лиманское королевство, с которым с восточной стороны граничила Серинити, было сражено чумой. Там не осталось ни одной живой души – лишь только пустоши и сотни тысяч чумных, движимых лишь только одним инстинктом – поиском свежего мяса и стремлением заразить кого-то еще.

Данте с его Дикой Охотой сдерживал полчища чумных, готовых хлынуть на Серинити из Лимана.

Однако Данте, так же как и Эдриан, был племянником императора, а значит, по протоколу просто обязан был бывать при дворе.

Хотя, похоже, этой обязанностью он тяготился.

И он не меньше Эдриана презирал Фиону.

А может быть, даже и больше.

– Впрочем, в этом есть своего рода справедливость, – Данте, не глядя на меня, отпил из золоченого кубка. – Такой, как ты, место в коровнике, а не в покоях дома Руберно. И наложить пожизненный обет молчания, чтобы не смела больше раскрывать рта.

– А такому, как ты, место в желудках у чумных! – огрызнулась я. – Чтобы они тебя разорвали на много частей, и сожрали без остатка!

– Если это произойдет, то чумные прорвут границу и хлынут прямо на столицу. И у них в желудках окажешься уже ты, – со скукой парировал Данте. – А так же добрая половина этого города. Хотя, с кем я вообще разговариваю? Ты же не можешь строить даже простейшие мыслительные конструкции, не говоря уже об элементарной благодарности к тому, кто тебя защищает. Погибель и то была бы более вдумчивым собеседником…