Ясмина Сапфир - Вылечим всех!
Старшая медсестра Маргитанна — маргонка с кожей цвета молочного шоколада и оранжевыми, как всполохи огня, волосами строгораздавала указания.
Своими плавными, но стремительными жестами Маргитанна всегда напоминала мне балерину.
Под ее чутким руководством медбратья и медсестры сновали сквозь толпы в приемном, сортируя больных.
Очень вытянутое, даже для маргонки лицо Маргитанна, казалось, осунулось еще сильнее. В янтарных глазах светилось сочувствие. Тонкий, длинный нос морщился от вони. Запахи крови, дезинфекторов, косметики и духов смешивались в такой дикий коктейль, что у меня свербило в носу. На языке ощущались горечь, соль и медикаменты.
Экспрессивно переживали за друзей верберы, мрачно и нелюдимо вели себя раненые драконы и василиски. Лисы нервничали «на ногах» — все, кто мог активничать носились туда-сюда, мимо кресел с пациентами. «Сидячие» дергались, теребили волосы, уши, ежесекундно оправляли одежду.
И беспрестанно что-то уточняли у медсестер.
Маргонки съежились и затихли, маргоны успокаивали сородичей.
Больше всего среди больных было лисов и верберов. Приемное гудело как растревоженный улей, и казалось, толпа беспрестанно волнуется, как штормовое море.
Кровавые кляксы и ручейки убирали в мгновение ока. И по отделению снова проносились удушливые волны запаха дезинфектора, ненадолго перебивая все остальные.
Рик был в своей стихии. Деловитый, спокойный, он отправлял каталку за каталкой, врача за врачом. Василиск точно знал — кто лучше всех латает раны, кто вправляет переломы, кто умеет пришивать оторванные ткани и органы. А кто, как я, делает все относительно неплохо, но на самые серьезные операции еще не заточен.
В отделении срочной медпомощи работало больше пяти десятков врачей, но Рик помнил особенности каждого, каждому находил дело по способностям.
Операционные переполнились вслед за приемным.
Чуть больше двух часов я, как автомат, зашивала и пришивала, вправляла и останавливала кровотечения. Слишком сложных заданий Рик не давал, но и расслабляться не позволял ни на секунду.
В первые такие дежурства, эмоции зашкаливали, выплескивались через край. Несколько раз я оказывалась опасно близка к истерике. Но сегодня… сегодня режим эмоционального ступора включился сам. Я понимала — какой ужас творится вокруг, но почти ничего по этому поводу не испытывала.
Мне, как врачу, нужен был твердый рассудок.
Как говаривал Рик: «Утешать пациентов — дело родственников, близких, на крайний случай медсестер. Дело врачей — лечить».
Операционные занимали только под тех, кому нельзя было оказать помощь прямо в приемном.
Уборщицы продолжали и продолжали мыть и дезинфицировать полы, не останавливаясь почти ни на минуту. Медсестры почти не выпускали из рук бинты, шины, лейкопластыри, подносы с обеззараживающими средствами, марлей, тампонами.
Я едва успела залатать разодранную икру вербера под перекрестными взглядами пациента и его друга, когда на все отделение послышался призыв василиска:
— Самира! У нас сложный случай неразлучников. Давай уже. Остальные хирурги заняты. Постараемся из композиции создать портреты героев. Все лишнее можно смело выбрасывать как не нужное.
Я сразу поняла — если Рик так расшутился — дело плохо.
Латифа кивнула, подтверждая мою догадку. В ее темно-зеленых глазах застыла дикая смесь страха и интереса. Случай был явно из ряда вон выходящим. Уж Латифа-то чего только тут не насмотрелась.
Верлиса махнула мне рукой и под неприличные предложения верберов — кто бы сомневался, что они воспользуются случаем — мы покинули палату.
Седьмая операционная, рассчитанная на сложные случаи и на несколько пациентов одновременно, располагалась почти в конце коридора.
По дороге я отметила, что самые лучшие наши хирурги-травматологи и впрямь заняты по горло. Благо, в такие дни, как сегодня, на двери каждой операционной высвечивалось нечто вроде магического экрана, который вполне себе сносно транслировал все, происходящее внутри.
Так, на всякий случай. Вдруг кто-то не справляется, и не может отойти от больного, позвать коллег, а медсестры, как назло тоже заняты.
Один из наших лучших хирургов штопал артерии верлиса — на бедре и на шее, и как раз собирался латать громадную рваную рану на груди. Второй — пришивал дракону оторванную ногу. Третий явно складывал внутренности вербера как мозаику, выражаясь языком Рика. И судя по тому, что рядом с пациентом, во льду лежали части здоровой печени, легкого и еще нескольких специфических «медвежьих желез», планировал пересадки.
Возле двери его операционной бездумно бродила взад-вперед молодая верберша, слишком хрупкая и тонкая для своей расы.
Ее длинные пальцы, исполосованные ссадинами, беспрерывно теребили взлохмаченные черные волосы. В темно-стальных глазах, с зелеными крапинками застыл испуг. Немного асимметричное треугольное лицо было очень бледным, не смотря на смуглость.
Заметив меня, девушка на секунду притормозила, окатила внимательным, даже пристрастным взглядом, кивнула на магический экран и вдруг почти простонала:
— Вы ведь разбираетесь в этом, верно? Вы же врач! — она кивнула еще раз, словно намекая на мое «врачебное обмундирование».
И пока я искала слова, верберша подскочила и схватила за руку так сильно, что вся ее внешняя хрупкость разом забылась.
— Скажите мне правду! Он может выжить? Пожалуйста.
Господи! Сколько раз мне так заглядывали в лицо, сколько раз задавали почти один и тот же вопрос! Сколько раз вот также ждали ответа — недвижимо, напряженно, с надеждой. Я так и не привыкла к этой части работы в больнице. К той самой важной части, когда нужно поведать родственникам тяжелого пациента о его состоянии, дать хоть какой-нибудь прогноз. Сообщать о страшном исходе лечения Рик не поручал мне ни разу. То ли жалел, то ли считал, что я еще не готова. Чем бы он ни руководствовался, я была от всей души благодарна василиску.
Я бы не смогла… Просто не смогла бы…
Я глубоко вдохнула, словно ныряла в прорубь и выдавила:
— Операция очень сложная. Но пока надежда есть. И пока она есть, надейтесь. Не раскисайте.
Верберша окатила меня новым, внимательным взглядом, словно проверяла — насколько ответ искренен. В третий раз кивнула и отпустила руку.
Ее собственная рука повисла безжизненной плетью, из горла вырывался тяжелый вздох.
— Операция продлится не меньше двух часов. Может и больше. Рекомендую вам пока сходить в ординаторскую и попросить у медсестер успокоительной настойки, — осторожно посоветовала я, отлично понимая, что домой верберша не уедет.
