Елена Колоскова - Целитель и сид
Когда Оливия начинает петь, я забываю обо всем и наслаждаюсь. Внутри все замирает от восторга. Приходится напоминать себе о деле. Стараюсь не упускать из вида Морисета с ракетницами.
Жизнь доказывает: как бы ты ни был готов, всегда есть место для неожиданности. Все ключевые события словно стягиваются в одну точку, чтобы затем развернуться и повести реальность в другом направлении.
Все, что происходит, можно разложить на удары сердца.
Раз. Шарль вдруг наклоняет ракетницу, слишком низко для фейерверка.
Два. Дергаю за рукоятку лебедки, и сцена начинает вращаться с бешеной скоростью. Ракета летит мимо зрительских мест, взорвавшись под несущей колонной.
Три. Морисет с брандспойтом прыгает в центр сцены, сталкивает с нее Оливию и окатывает водой внутренний двор.
Четыре. На помост выскакивает смутно знакомая фигура. Это он! Но как?.. Сид быстрым, почти небрежным движением обезглавливает Морисета. Из артерии струей хлещет кровь.
Пять. Шарль пытается сделать повторный выстрел. Сид молниеносно отсекает ему руку чуть выше запястья.
Шесть. На меня кто-то наваливается, выбив из легких воздух. Падаю на пол и теряю из вида происходящее на сцене.
Смотрю в глаза «слуги» со сцены. Человек Сиграна?
Тук-тук, тук-тук…
— Пусти! Я своя! Сигран знает! — прошипела, пытаясь сбросить с себя мужчину.
Он отпускает меня, и я вылезаю из-за кулис. Со всех сторон к сцене несутся охранники. Музыканты разбегаются кто куда. В панике кричат люди. Несколько человек попадало со второго этажа при взрыве.
Вдруг дорогой мраморный пол начинает вспучиваться и ломаться, словно его что-то выламывает изнутри. Из разломов появляются мощные побеги и листья. Еще пара колонн рушится, и здание начинает проседать. Замечаю на побегах длинные, с мою руку, шипы. У меня внутри все холодеет.
Вот зачем Морисет поливал все вокруг водой. Это проклюнулось семя ильвийского терна. Кому могла прийти в голову такая безумная идея? Без контроля растение будет разрастаться до тех пор, пока не заполонит все вокруг.
Это растение произрастает на периметре Великого Леса и служит своеобразной пограничной полосой. Растением его сложно назвать, так как оно полуразумно и плотоядно.
Побеги множатся, оплетая все вокруг. Теперь люди, оставшиеся на втором этаже, словно заперты в ловушке. Мы также не сможем выйти со двора. Все выходы перекрыты зеленой стеной.
Вот ветвь хищно метнулась к одному их воинов, и мужчина, заходясь от крика, повис, пронзенный шипами в нескольких местах. Другие гибкие плети хватают и подтаскивают поближе к кусту лежащие без сознания тела.
Зрители бегут в противоположную сторону двора. Но это всего лишь отсрочка неизбежного. Замечаю в толпе Сиграна, несущего на руках невесту.
Другие ветви начинают ползти к своим живым целям. Сид вырывается вперед, отсекает одну ветвь, другую. Из центра гигантского куста слышится глухой полувой-полувздох боли.
— Нет! Не делайте этого! Он так размножается!!! — кричу я сиду. Он благоразумно отступает. Упавшие обрезки терна тут же укореняются.
— И что теперь, человечка? Сбежать вряд ли удастся. Но мы можем уйти Тропой снов.
Он предлагает мне руку. Пространство вздрагивает, подчиняясь его зову. Во все глаза смотрю на него. Он все-таки пришел. Что бы его ни побудило сделать это…
Я не могу бросить людей. Мой долг целителя и просто друга не позволит мне уйти отсюда.
— А если я скажу, что есть другой выход? Но вы должны мне помочь, — предлагаю я.
— Как?
— Это ильвийский терн. Сейчас я… поговорю с ним, как это делает лесной народ. Ничего не предпринимайте, что бы он ни сделал со мной. Когда я дам знак — нападайте. Уязвимое место — в центре куста.
Иду навстречу зеленому хаосу. Побеги начинают шелестеть и покачиваться, словно принюхиваясь. Я призываю силу Жизни… Вкладываю в зов чистоту и вкус лесного воздуха, аромат трав, тепло солнца, смех и переливы ручья…
«Дитя… дитя… брат… иди ко мне». Я зову.
Побеги ползут ко мне, окружают, но не трогают. Бояться нельзя. Он почувствует страх и выпьет меня, распяв на своих острых шипах.
«Дитя… обними меня. Я хочу коснуться тебя». Ветви обвивают меня, спеленав, но шипы складываются плашмя, не причиняя боли. Терн несет меня к себе, бережно сжав зелеными ладонями, а затем отпускает рядом с собой.
В центре куста — его Искра. Ветви расступаются пошире, чтобы пропустить меня. Ощущаю робкое любопытство неразумного ребенка, не понимающего, что он делает не так. Он голоден, одинок и растерян. А еще испуган и рассержен, ведь ему сделали больно.
«Дитя… прости». По лицу текут слезы… Чувствую недоумение этого создания. Взмах рукой — для сида. Мимо словно проносится молния.
Отступаю в сторону и даю деру со всей возможно скоростью.
Несколько движений мечами, и сид рассекает нервный центр твари. Раздается вой, ветви конвульсивно пытаются ухватить его, но растение уже не так разумно и бьет мимо. Сид с нечеловеческой быстротой мечется из стороны в сторону, избегая ударов ветвей. Наконец растение безжизненно падает на землю.
Воин подходит ко мне, так и не вложив мечи в ножны.
— Надо добить молодые ростки, пока они не вошли в силу, — говорю я, обозревая картину опустошения на месте недавнего праздника.
Глава 8
Пока охранники поливали оставшимся от огнеметателей «земляным огнем» ростки ильвийского терна, я занялась ранеными.
Шарль успел затянуть поясом руку у локтя. Падая с помоста, он вдобавок умудрился сломать ногу, так что не мог никуда скрыться. Выглядел он совсем жалко: весь в крови, смоляные кудри слиплись, а лицо землисто-бледное.
Хотелось посочувствовать ему, но не получалось. Я осторожно присела рядом на корточки, стараясь не испачкаться.
— Шарль, почему?
— А ты не понимаешь? Помнишь Клэри? Что они сделали с ней, за ее песни?
Да, я помнила об этом. Из тех воспоминаний, которые хоронишь в самом дальнем уголке памяти, для собственного спокойствия.
— Это неважно. Ты подверг опасности всех нас, уничтожил свое будущее и труппу. И ради чего? Пустой мести? Ты всего лишь пешка в руках заговорщиков.
— А что я мог? — По его лбу бежали капли пота, а лицо исказила боль. — В этом мире все делятся на сильных и бессильных, детка.
— Ты мог воззвать к Высшей Справедливости, — сказала я.
— Ее нет и никогда не было.
Спорный вопрос. Впрочем, ответ свыше бывает лишь тем, кто его ждет.
— И что теперь? — я покосилась на идущих в нашу сторону гвардейцев Герцогини.
— Живым я им в руки не дамся.