Ольга Ильина - Последняя из рода Леер - 5
— Может, еще скажешь, что это к лучшему?
Не сказал. Промолчал, как всегда.
Захотелось сбежать. Сейчас что-то плохое происходило. Непоправимое. Но еще непоправимее станет, если я уйду. И мы оба это поняли.
— Кольцо все еще не снимается? — как-то обреченно спросил он.
— Нет.
— Скоро снимешь.
— А ты словно этого и ждешь. Словно хочешь, чтобы я бросилась в объятия Азраэля. Или этого хочет кто-то другой? Например, тот, кто смотрит на меня сейчас.
И тогда я поняла. Просто пришло на ум, и я сказала.
— Я ведь никогда не была достаточно хороша для тебя. Всегда позади, всегда недостаточно сильна, умна, красива. Всего лишь тень.
— Давай, скажи это.
— Ты не хочешь бороться. Или считаешь, что это не стоит того. Что мы не стоим этого? А есть ли эти мы? Это не я, это ты убиваешь нас.
— Ты правильно сказала. Я не уверен, что это стоит того.
Я ударила его. Руку обожгло болью, но эта боль не сравнится с той, которую он причинил моему сердцу. В который раз. Ну почему я раз за разом наступаю на одни и те же грабли, бьюсь головой о стену и только лоб расшибаю! Все. Хватит. Если он сдался, если не хочет меня больше, зачем тогда все? Эти игры в жениха и невесту, эти планы и мечты. Да и не важно, кто отец этих деток из будущего. Все так сильно разрушено… Что я не представляю, как может все поправиться. Да и нужно ли это?
И тогда случилось то, чего мы оба не ожидали. Я потянула за кольцо и сняла его. А потом заплакала. Это был конец.
Оно так и осталось там вместе с одеждой и эльфийскими сапожками и уже не моим анваром, а душа в виде красивого серебряного феникса устремилась ввысь, прямо к солнцу.
* * *Азраэль совсем не хотел отпускать Ауру. В какие бы игры его брат ни играл, а ей будет больно. Значит, больно и ему. Они оба пока еще не научились закрываться друг от друга. Ее щиты скрывали многое, но и того, что просачивалось, хватало. Ее упрямая вера в то, что она любит Рейвена… Но именно так и есть. Упрямая вера, за которую она хватается в отчаянной попытке сохранить остатки прежнего мира. Вот только того, прежнего мира больше нет, и стоит ей отпустить, как он расползется, словно кружево. Достаточно порваться одной нитке, и все изделие рассыплется.
Нет, он не пошел за ней. Остался наблюдать. Картинки, которые были повсюду, мало интересовали, хотя некоторые из них были достаточно занятными. Например, крайний рисунок. На котором, Аура, как живая сидела на утесе фениксов, и подставляла лицо солнечным лучикам. Ее глаза были закрыты, а вся поза умиротворенной, полной спокойной расслабленности. И она даже не замечала нависшей над ней тени, несущей угрозу. Неведомый враг, которому ничего не стоит столкнуть ее в пропасть.
Внезапно рука дрогнула, а грудь пронзила боль, не его — ее. Он дернулся, обеспечив себе ненужное внимание, бросил листок на стол и с глухим проклятием исчез в воронке портала, чтобы через секунду оказаться в кабинете повелителя. Хватило секунды, чтобы оценить обстановку. Они не просто поссорились.
— Твою мать… Нет, я подозревал, что ты больной, но чтобы настолько!
Азраэль уставился на брата и усмехнулся даже. Сплошной контроль и равнодушие. Его посетило ощущение дежавю. Словно отца увидел или его отражение.
— Ты должен радоваться. Она свободна.
— Если ты настолько глуп, чтобы отпустить ее, это еще не значит, что она свободна. Дурак. Если бы у меня была хоть часть ее чувств к тебе, никогда бы не позволил уйти.
— В тебе проснулось благородство? — на идеальном лице появилось любопытство или его намек, но Азраэль не был даже уверен, что ему действительно интересно.
— Нет. Я не страдаю подобной глупостью. Но природа побратима не позволяет быть эгоистом. До слияния я был бы счастлив, сейчас — думаю о том, что она где-то там, одна и без защиты. В прошлый раз она парила в образе феникса почти неделю. Кто знает, сколько ей понадобится времени на этот раз?
— Разве это не твоя работа — защитить ее? Так защищай.
— Знаешь, а я не верю в то, что тебе все равно. И отпустил ты ее не просто так. Думаешь, простит?
— Думаю, мои чувства не должны тебя волновать.
— И что? Хватит сил наблюдать, как я постепенно проникаю в ее сердце? Это уже происходит. А ты ускоряешь процесс.
— Если ты сделаешь ее счастливой, для меня будет достаточно.
— Да ты не больной, ты благородный принц. Вот только раньше за тобой подобного великодушия не наблюдалось.
— Уходи.
— Хм, да уж. Мне страшно подумать, что когда-то я был таким, как ты. А теперь все наоборот. Ты — это я, а у меня есть она. Только я, в отличие от тебя, никому не позволю ее отобрать. Даже ей самой. Всего тебе недоброго, братец. Наслаждайся свободой.
Повелитель усмехнулся, когда Азраэль растворился в пространстве. Поднял одежду, сжал в руке кольцо и положил в открытую коробку на столе. Затем закрыл ее и взял в руки. Вот и все. Игра началась. Осталась только самая малость — поговорить с тем, кто все это затеял.
* * *Жанна рассматривала рисунки, сделанные настоящим мастером. Картинки на них были словно живые. Регент, бывший ведущий и магиана Регина, так похожая на свою сестру, выдохлись, перестали спорить и разошлись по своим делам. С ней поздоровались, поговорили о Миле, но всерьез никто не принял. Она не обиделась. Понимала. Кто она такая по сравнению с ними? Всего лишь человек, и ни капли магии. Зато ее одну оставили, и она смогла наконец получить в полное свое распоряжение рисунки. Расположилась на полу, вглядывалась в каждый, сортировала на группы. И выделяла сейчас только одну. Аура. Ребенок, подросток, девушка, женщина. Множество образов, некоторые картинки были до того непонятны, что она начинала нервничать. И прежде чем понять всю суть, провела там несколько часов. Ноги затекли. Она встала, походила по залу, присела и снова поднялась, а потом посмотрела на картинки и поняла. Словно током пронзило. Просто заметила переходы из двух картин, находящихся рядом. Они были связаны почти незаметной, едва уловимой нитью. Она и сама бы не поняла, если бы издалека не посмотрела. А потом начала собирать эти непонятные картинки, как пазл в одну большую. И чем больше она складывала, тем меньше понимала. Пока, наконец, не сложила все до конца. И сердце испуганно сжалось.
Жанна обернулась к двери, убедилась, что никого нет, и смяла листы. Если бы была возможность, уничтожила бы их, но боялась, что поймет. Тот, кого никому бы и не пришло в голову подозревать.
— О, всевидящая, — прошептала она, а руки покрылись липким потом.
— Всегда знал, что некоторые люди очень сообразительны, но в вас, признаюсь, я такого не замечал.
