Taliana - Утекая в вечность
— Что происходит с кровью дальше? — спросила журналистка у профессора, чтобы как-то отвлечься.
— Поступает в пищу. Лишнюю обрабатывают для лучшей сохранности и хранят при допустимых температурах. У нее хороший срок годности. Специально добивались этого.
— Значит, процесс пищи полностью механизирован? И более никакого варварства?
— Вы имеете в виду… охоту? Нет, в этом больше нет необходимости, — уверил бессмертный.
— А как же инстинкт хищника? — настаивала журналистка.
— Мы не звери, юная леди. Просто состав крови наиболее подходит для нашего процесса пищеварения. Нам нет разницы, как принимать кровь. В чашке или…
— «Из горла»? — хмыкнув, подсказала она.
— Совершенно верно. За последние десять лет мы это доказали.
— Правда? — иронично уточнила женщина.
— Что вы имеете в виду?
— Быть может, вы лишь показываете то, что мы хотим увидеть? Не более. Мир — это ваша идея. Разве не в вашей власти обмануть нас?
— По-вашему, мы соорудили все это, что бы бросить пыль в глаза человечества? — удивился профессор, указав рукой на огромный конвейер. — Дорогая получилась «пыль».
— Не спорю, что конвейер — это удобно. Но отказались ли вы от прежнего способа приема пищи? Лично для меня это сомнительно.
— Здоровый скепсис к лицу человеку вашего рода деятельности, — пространно ответил профессор. А как показалось Калине, попросту ушел от ответа.
— Что скажите, капитан?
Амир вопросительно посмотрел на женщину. Вызов в ее голосе не обещал ничего хорошего.
— Это вас удовлетворяет?
— Что именно?
— Подобный способ приема пищи?
— Вы хотите узнать, не грызу ли я кого-то по ночам, Калина Владимировна?
— Вот именно.
— А какой смысл, если я не голоден?
— Не знаю. Может быть… неудовлетворение?
— Вам виднее, госпожа Проскурина, что это такое.
— Вы не ответили, — холодно напомнил Васнецов.
— Нет, генерал, я ответил. Просто дал не тот ответ, который вас устраивает. Вы хотите верить, что мы опасны? Верьте. По сути это так. И мы всегда будем для вас хищниками, стоящими на ступень выше, как верхушка пищевой цепочки, потому что мы едим вас, а вы нас нет. Это правда, и никто ее не оспаривает. Но правда и то, что мы не испытываем больше острой нужды в вас, потому что создали десятикратно улученную замену. Зачем же нам развязывать кровавый конфликт, если цель того больше не стоит? Ведь это повлечет тысячи и наших смертей. Чистая математика, генерал. Вам ведь преподают ее в школе?
— Госпожа Проскурина в чем-то права, капитан. Если хищник сыт, это не значит, что инстинкт его мертв, — пропустив колкость мимо, ответил Васнецов.
— Мы существенно отличаемся от животных, генерал, — напомнил капитан, как показалось Калине, оскорбленный этим сравнением. — Мы способны мыслить рационально. А это значит выбирать из двух вариантов лучший, чтобы обезопасить свое существование. Животное беспокоится лишь о своем насыщении. Его волнует сегодня, и сытое оно или нет. Мы же думаем и про завтра. Будущее — вот что нас волнует. И нам нужен мир. Мы не хотим войны. Десять лет тишины это доказали. Или нет?
Васнецов какое-то время буравил Амира напряженными глазами, но затем отступил.
— Вы удовлетворены, Калина Владимировна? — спросил Амир.
— Еще нет.
— Тогда рад буду вас удовлетворить. По любому вопросу, госпожа Проскурина…
Сухенький профессор кашлянул, скрывая улыбку, и предложил продолжить после обеда, время которого уже подошло вплотную.
— Вы сделали прототипов такими не сразу, верно? — поравнявшись с Амиром по дороге на поверхность, спросила женщина. Догнала его на лестнице, оставляя усталых коллег позади.
— Первые прототипы отличались от нынешних во всем, и даже выглядели иначе. Скажем, красой не блистали…
— Я не об этом, и вы поняли. Это был вынужденный шаг, последующая коррекция. Верно? Вы понемногу лишали их эмоций и пришли к тому, что имеете сейчас, умышленно? Но лично вас это не радует, капитан. Вас даже бесит получившийся результат, — анализировала она, пытливо изучая янтарные глаза. — Коррекция лишила вас главного удовольствия — игры в хищника и жертву. Ваш инстинкт еще жив. Вы, правда, хотели заменить нас ими во всем. Аноты — это для отвода глаз. Прототип должен был стать полноценной заменой. Но у вас не вышло.
— Я солдат, госпожа Проскурина, а не генный инженер. Первые прототипы жили очень короткой жизнью и отличались нестабильным поведением. Часто сами себе вредили. Не раз нападали на себе подобных под воздействием вспышек спонтанной агрессии. Они были лишены способностей мыслить как мы, изначально, и повысить их уровень так и не удалось. Слишком короткая жизнь. Ведь вы тоже не рождаетесь академиками, вы ими становитесь, верно? Годы взросления, учебы и приобретения опыта. Ученые искали выход, и нашли, какой сумели. И мы имеем то, что имеем. Прототип в среднем живет четыре года и умирает. Просто не просыпается в определенный день. Все.
— Знаете, что я думаю, Амир? — усмехнулась она.
— Вы же все равно скажите, не так ли, госпожа Проскурина? Хочу я это знать или нет, — спросил он с иронией.
— Ваши ученые умышленно понемногу отрезали их чувства. Раз за разом, пока не лишили их всего. Интеллекта, эмоций радости и горести, способности бояться или сопереживать. Потому что они наперекор тому, что хотели нам показать, получили людей или практически людей. Или же вообще прототипом вашего прототипа был живой человек. А остальное сделали по принципу клонирования. Это были мыслящие существа, да, Амир? Если столь совершенны их тела, почему не предположить, что таким был и их разум? А где есть разум, есть и воля. В том числе к свободе.
— Я еще в лаборатории понял вашу позицию, госпожа Проскурина. Вы всегда видели нас злобными тварями и не переменили мнение. Что я могу вам доказать, если вы уже сочинили про себя целый фантастический роман? Мои попытки отстоять правду будут выглядеть вяло и блекло на фоне ваших пестрых фантазий. Я не имею вашего богатого воображения. Вы озвучите это мнение, и люди вам поверят. Ими будет руководить страх. А какой он советчик, всем известно… Но все-таки я скажу, что думаю. Наши ученые совершили невероятное, но и им далеко до гениальности самой природы. Они не в силах контролировать все. Получившиеся существа совершенной формы, но это лишь пустой сосуд, они не люди. И вам это уже говорили.
— Но они были такими, не правда ли? — настаивала она.
— Знаете, как говорит мой отец?
— Интересно узнать…
— Зачем доказывать что-то зубочистке, она деревянная, она не поймет…
