Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

Аид вздыхает:

– Попробуй вспомнить, что я сказал тебе об этой игре в самом начале.

– Довольно. – Эти слова прорычал Зевс. – Ты сам ужасно близок к тому, чтобы вмешаться, брат.

Уголок губ Аида дергается, но он отпускает меня и внезапно настолько очаровательно улыбается, что на секунду меня слепит и я не могу перевести дух. Оказывается, у бога смерти на щеках ямочки.

– Разумеется, – говорит он.

Аид уходит, оставляя меня в попытках вспомнить, какого Тартара он говорил.

Что-то о… О небеса, о чем это было?

«Лайра, а ну соберись, тряпка».

Обычно голос в голове принадлежит мне. Но порой там возникает Феликс или воспоминания о том, как он меня наставлял.

Я быстро подбираю и отбрасываю еще с десяток предметов, и, когда ни один из них меня никуда не переносит, у меня опускаются плечи. Я прижимаю к груди ярко-зеленую чашу, а взгляд мой мечется от предмета к предмету. Мне нужен план. Мне не хватит времени перебрать все – да и вряд ли тут остался какой-то предмет, что перенесет меня к финалу испытания.

Я делаю глубокий вдох. Паника никуда меня не приведет. Мне нужно думать. О чем именно говорил Аид, чтоб его? «Испытание сие таинственно, но будут знаки».

Он что-то имел в виду? А не просто отказывался мне помочь, козлина такая?

«Думай, Лайра. О чем он мог говорить?»

Я выделяю важные слова. Испытание. Таинственный. Знаки.

Мои пальцы так крепко сжимают чашу, что грубый краешек впивается мне в ладонь. Я уже хочу ее отставить, когда меня что-то как будто колет. Да что за бог в принципе позволит какому-то дефекту оказаться на своем артефакте?

Я вновь пробегаю пальцами по грубому краю и осознаю, что это не ошибка… Вдоль края идут крохотные пупырышки. Тайнопись!

Я не смею взглянуть в направлении Аида, пробегая пальцами по краю гладкой мраморной чаши.

«Пожалуйста, пусть я буду права».

– Что она делает, во имя Олимпа? – Кажется, это голос Афины. Я не поворачиваюсь, чтобы посмотреть.

Закрыв глаза, я следую пальцами вдоль неровностей в виде точек и тире, вроде азбуки Морзе. Колокольчик продолжает звенеть: поборники находят свои знаки.

Но я не теряю концентрации, читая код на чаше. Указания.

В правилах сказано: если ты доберешься до своего бога и богини, то получишь дары. И вроде бы как знак был единственным способом добраться до них, так сказать, у финишной черты. Но в правилах не сказано, что нельзя найти путь к своему покровителю самому.

Я быстро ставлю чашу и подбираю новую вещь, ощупывая и находя тот же узор из неровностей. Должно быть, здесь на каждом предмете те же указания, от которых надежда в моей груди вянет, как гортензии вблизи расстроенной Деметры.

Я поднимаю глаза на тропу, которая почти полностью состоит из ступеней, вьющихся вокруг горного склона и уводящих в центр Олимпа, и мое полное надежды сердце снова уходит в пятки, где его можно растоптать.

«Чтоб меня».

Звучит гонг.

– Пять минут. Боги и богини, идите и ждите своих поборников в назначенном месте.

Я никогда не успею вовремя.

Из ниоткуда рядом со мной появляется Аид:

– Иди.

Я вскидываю подбородок и делаю глубокий вдох. Я ведь не зря всю жизнь расхаживала по крутым холмам Сан-Франциско.

Я хватаюсь за руку Аида, чтобы удержать равновесие, пока скидываю с ног модные туфли на шпильках.

А потом бросаю их на землю и бегу вверх по лестнице.

Лестница крутая, винтовая… и мраморная. Мрамор скользкий. Очень скоро мои ноги и легкие начинают гореть, а дыхание становится таким громким, что я пыхчу, как маленький паровозик, который не смог, а еще я поскальзываюсь, что замедляет меня только сильнее.

Краем глаза я замечаю какое-то движение наверху, но я слишком сосредоточена, не давая ступенькам размываться, так что не вижу, какое именно. Я заворачиваю за поворот – и отпрыгиваю назад: на меня вылетает огромная голова с распахнутой пастью, полной острейших зубов. Трубный рык отражается от гор вокруг, когда гидра выпрямляется, блокируя лестницу и бросая мне вызов. Семь ее голов мечутся и огрызаются друг на друга, три из них сосредоточены на мне.

Я практически чувствую, как колесница Аполлона движет солнце по небу. Оставшееся мне время, чтобы добраться до вершины, тает. Я не смогла бы сражаться с чудовищем, даже будь у меня оружие, а его нет.

Гидра таращится на меня, я – на нее.

Серебряная бабочка пролетает за одной из голов, и я задыхаюсь на миг. Чудовище раскачивается и щелкает челюстями, перекрывая мне путь, но не нападает. Я смотрю, как бабочка порхает кругами за спиной гигантской твари. Стоп. Нет. Я смотрю на бабочку… сквозь тварь.

Это что, иллюзия? Как еда или гаргулья?

И что мне делать? У меня кончается время.

Сердце колотится, я делаю глубокий вдох, опускаю взгляд вниз и иду. Я пру прямо на гидру и поскуливаю, когда желтоватые зазубренные зубы смыкаются вокруг меня, а я попадаю в разверстую пасть. Но как только я прикасаюсь к ней, все исчезает струйкой дыма, и на лестнице уже ничего нет.

Я пошатываюсь и перевожу дыхание. У меня нет сомнений, что бабочку послал мне Аид. Я расцелую этого проклятого бога смерти, когда доберусь до него.

На этой мысли я оступаюсь и чуть не падаю, но умудряюсь удержаться на ногах. По пути наверх мне приходится пройти еще две иллюзии: циклопа и грифона, но теперь я знаю, что надо просто ломиться сквозь них. Они не задерживают меня ни на секунду.

Сейчас я уже выдыхаюсь. Не могу достаточно быстро проталкивать кислород в легкие. Такое чувство, что у меня на ногах тысячи грузил, и я топаю по лестнице, не чувствуя стоп.

Я замедляюсь.

И замедляюсь.

И замедляюсь.

Пока не начинаю втягивать себя наверх по перилам. Бун справился бы лучше. Преисподние, да любой заложник, кроме меня.

«Я должна быть уже близко, да?»

Я морщусь. По крайней мере, уже видна вершина, но мое тело не донесет меня туда. Вовремя – не донесет.

– И ты называешь это попытками?

На секунду мне кажется, что у меня галлюцинации и передо мной Феликс, пока я не заставляю себя собраться и понять, что это Аид стоит на верхней ступеньке. Интересно, так высоко на Олимп – считается? Если я доберусь до него, то я победила?

– Я знаю, что ты можешь лучше, Лайра.

Мудила. Этот бог засунул меня сюда, еще и стебаться будет? Горячая злость вспенивается у меня в груди и прожигает все до кончиков пальцев ног, давая такой нужный заряд адреналина, который со свистом проносится по мышцам и на миг очищает разум.

Я заставляю себя двигаться. Двигаться быстрее, чем того хочет мое тело. Двигаться быстрее, чем следовало бы. И я расплачиваюсь за это. Каждый нерв корчится от боли, как в пламени. Зрение начинает отказывать, тьма сгущается по краям, делая его туннельным. Но я цепляюсь за оставшийся ориентир в виде Аида и не останавливаюсь.

Я даже не останавливаюсь, когда звучит гонг и у меня замирает сердце. Но не то чтобы сердце могло доволочь меня до верха лестницы. Во мне не осталось ничего, кроме абсолютной воли.

– Шевелись! – орет Аид. Как будто ему есть разница, успею ли я.

И тут гонг звучит снова. Наверное, теперь он отсчитывает секунды, отмечая заканчивающееся время. Перепрыгивая через ступеньку, я несусь в ритме набата.

– Пять! – кричит Аид.

Он еще и отсчитывает.

«Дерьмо».

– Четыре!

«Продолжай». Я ускоряюсь, хотя ноги сейчас похожи на мешки с песком, и молюсь, чтобы не пропустить ступеньку. Если я сейчас споткнусь – все кончено.

– Три!

«Уже почти».

– Две!

«Мы почти успеваем».

Мне не хватает до него еще метра полтора-два. У меня нет выбора… Я прыгаю и лечу в воздухе, и на краткий миг мне кажется, что я могу добраться до верха целой, пока гравитация не дергает меня вниз, и я плюхаюсь ничком на ступени, и шоковый удар боли взрывается в слишком многих частях меня – всех тех частях, что встретились с острыми углами.