Серебряные крылья, золотые игры (ЛП) - Марсо Иви

В ответ на молчание она обнимает ладонями мое лицо, изучая меня, как художник изучает портрет одного из бессмертных. Ищет тени и свет. Находит мелкие недостатки. Запоминает черты.

― Скажи мне, Бастен, ― шепчет она, и глаза у нее такие бездонно синие, что я могу думать только о той ночи, которую мы провели в пещере за водопадом к югу от Дюрена. Лучшая, мать ее, ночь в моей жизни. Впервые я осмелился поверить, что могу обрести счастье.

― Я не могу, маленькая фиалка.

Передо мной словно захлопывается дверь, разрывая связь, бушующую между нами.

Долгое мгновение мы оба молчим. Потом она отводит взгляд.

― По крайней мере, ты не выполнил свою угрозу поцеловать меня, ― криво усмехается она, пытаясь скрыть свою боль.

Мое сердце сжимается.

― Я знаю, что ты меня ненавидишь, ― говорю я, обхватывая ее челюсть одной рукой. ― Я это заслужил. Но со мной ты в безопасности, Сабина. Я не прикоснусь к тебе, не поцелую тебя, если ты не попросишь.

Хотя в ее сверкающих как звезды глазах плещется желание, в ответ она крепко сжимает губы.

Отказ причиняет боль, но это не удивительно.

Боль завязывает меня в узлы, разрывая сердце и душу, и я на свинцовых ногах поворачиваюсь к окну. Надеюсь, эта чертова сова не нагадит мне на голову, пока я буду спускаться. Это было бы как раз то, чего я, блядь, заслуживаю…

Ее рука мягко опускается на мой бицепс.

― Бастен. Подожди. ― Ее шепот такой тихий, но я слышу его. Как и слышу желание в ее голосе. И будь я проклят, если во мне не взрывается потребность в ней в десять раз сильнее.

Мое дыхание замирает, когда я поворачиваюсь обратно. От предвкушения по коже пробегают мурашки, а ладони становятся влажными от желания обнять ее.

Ее расстроенные глаза на бледном лице поднимаются, чтобы встретиться с моим взглядом.

― Это должно быть в последний раз.

В последний раз? Нет. Последнего раза не будет никогда. Я смирился с тем, что предаю человека, который близок мне, как брат. Я никогда не отпущу Сабину ― она будет моей до скончания веков, даже если никогда не наденет мое кольцо на палец.

Но, конечно. Она может пытаться убедить себя, что это в последний раз.

Ее сердцебиение учащается, когда энергия между нами меняется. Я чувствую запах Максимэна через дверь; он сейчас в конце коридора, за пределами слышимости, засовывает палец в киску Серенит, пока думает, что все спят. Он крутой старый ублюдок, но эта женщина всегда была его слабостью.

А значит, Сабина в моем полном распоряжении.

Я делаю шаг вперед с таким властным видом, что с ее губ срывается изумленный вздох.

Опираясь одной рукой на высокий каркас кровати с балдахином, я нависаю над ней и приказываю низким голосом:

― Ложись на кровать.

Ее глаза словно загораются изнутри.

― Разве ты не собираешься сначала поцеловать меня?

― О, маленькая фиалка. Сегодня я поцелую тебя тысячу раз, но начну не с этого.

Я слышу, как ее дыхание перехватывает. Глаза, похожие на глаза олененка, не отрываются от меня, пока она медленно опускает свою пухлую попку на одеяло. Кровь бурлит в ее венах, как паводок в овраге.

Она смотрит на меня сквозь ресницы, словно ожидая приказа.

Моя рука сжимает столбик кровати.

― Сними трусики.

Она смещается к центру кровати, медленно задирает ночную рубашку, давая мне возможность увидеть ее кремовую кожу в лунном свете, и спускает кружевной лоскут ткани по кожаным ножнам кинжала, пристегнутым к ее бедру.

Я еще даже не прикоснулся к ней, но чувствую, что ее киска уже увлажнилась.

Мой взгляд падает на то место, которое дразняще прикрыто ее ночной рубашкой.

― А теперь покажи мне, как ты себя ласкаешь.

Ее рука теребит ткань ночной рубашки.

― Я этого не делаю.

Я ласково фыркаю на ее ложь.

― Дорогая, все это делают.

Она прикусывает зубами нижнюю губу, а по ее шее растекается такой восхитительный розовый цвет, что мне хочется слизать его, как глазурь. Теперь она отводит глаза, внезапно смущаясь. Ей нечего стесняться ― мысль о том, что она прикасается к себе, возбуждает меня как ничто другое. Моя маленькая фиалка бесстрашна, когда дело доходит до укрощения единорога, но в спальне краснеет.

Но это не страшно. Потому что я собираюсь разрушить все ее мысли о целомудрии, пока ее потребности не станут такими же порочными, как мои.

Я обхватываю ее стройные лодыжки и притягиваю ее задницу к краю кровати, так что ее голова оказывается на уровне моего пояса.

Я обвожу пуговицу брюк средним пальцем.

― Тогда прикоснись ко мне.

Ее нижняя губа снова оказывается между зубами, когда она нерешительно берется за дело, не понимая, как расстегиваются пуговицы на мужских брюках. Но она решает эту проблему, а затем выпускает на свободу мой тяжелый член, который устремляется к ней, словно ведомый собственным разумом.

На секунду она перестает дышать.

― Возьми его в рот, ― приказываю я.

Ее нос пересекает обеспокоенная морщинка.

― Я не знаю как.

― Маленькая фиалка, если твои губы обхватывают мой член, значит, ты все делаешь правильно. ― Я подталкиваю ее за затылок к своему ноющему паху. Она смачивает губы. Вдыхает. А потом…

Чистое, блядь, волшебство.

Ощущение, когда я вставляю свой член между пухлыми губами Сабины, не что иное, как экстаз. Она берет меня так охуенно, будто рождена для того, чтобы сосать мой член. Клянусь, я так тверд, как никогда в жизни, так тверд, что из кончика уже течет.

Моя рука сжимает в кулак ее шелковистые локоны. Я слышал, что Ферра восстановила длину ее волос, но сам не видел их до сегодняшнего вечера. Мне больше нравились волосы длиной до подбородка, но я не собираюсь жаловаться на косу, которую можно намотать на запястье, пока я направляю ее покачивающуюся голову.

Я стону от волны нарастающего удовольствия.

У нас не было секса с момента ее помолвки ― будет ли она готова, когда я ворвусь нее?

Будет ли она стонать? Задыхаться? Умолять об этом?

Мои яйца напрягаются, когда я достигаю грани, за которой не смогу терпеть ее красивые губы, сосущие мой член. Если я не зароюсь в нее в ближайшее время, меня разорвет на части.

Схватив ее за косу, я с рваным стоном выхожу из ее рта.

Мой голос хриплый, когда я приказываю:

― Теперь ложись.

Она прикасается пальцами к своим распухшим губам с таким видом, будто не может поверить в то, что только что сделала. Она откидывается на подушки, а я забираюсь на нее сверху, как зверь, готовый заявить права на свою добычу. Мои мышцы напряжены. Мой пульс стучит в ушах.

Я могу сорвать с нее эту ночную рубашку…

― Бастен, ― говорит она задыхаясь с пылающими глазами, ее тон быстрый и безрассудный. ― Я хочу, чтобы ты сжал мои запястья, как тогда, когда мы лежали на полу.

Адамово яблоко подпрыгивает у меня в горле. Неужели моя маленькая дикая кошечка просит о том, о чем я думаю? Если да, то в постели она смелее, чем я думал. Такая испорченная. И хотя я фантазировал об этом много ночей, я хочу быть абсолютно уверенным, что понял ее правильно.

― Вот так? ― спрашиваю я, поднимая ее запястья над головой и прижимая их к матрасу.

Она стонет самым восхитительным образом. Ее бедра двигаются под моими, как будто мы снова боремся, как будто она хочет почувствовать то дразнящее трение, которое было в прошлый раз. Снова почувствовать эту борьбу за власть.

― Ах, ― говорю я. ― Так вот что тебе нравится. Ты хочешь, чтобы я удерживал тебя, Сабина?

Ее большие круглые глаза умоляют меня, говоря, что она не знает точно, чего хочет ― или, по крайней мере, как выразить это словами.

― Ты должна это сказать, ― бормочу я.

Она говорит:

― Трахни меня так, будто мы деремся.

Она даже не представляет, какой эффект производят на меня эти слова. У меня стояк практически с первой встречи с ней, но именно в ту ночь, когда она попросила меня научить ее драться, мое влечение переросло в одержимость. Ощущая ее извивающееся тело под своим, слушая, как пульс учащается в ее венах, пока не захлестывает…