Диэр Кусуриури - Край Ветров: некроманс
— И с этой твоей горой, — задумчиво продолжал некромант, — ты же не ответил мне, вернешься ли оттуда живым. Ты знаешь, что будешь делать там? Знаешь, как будешь убивать женщину, которой было предназначено погубить тебя, как ты говоришь, самой судьбой?
— Камориль. Я не знаю, как оно все сложится, — Мйар вытер руки об кухонное полотенце, на некроманта не глядя. Потом посмотрел все же, и взгляд этот был тяжелым и очень решительным: — Но я знаю, что я должен делать. У меня в голове есть примерный план и он кажется мне вполне годным. Более того, я уверен, что в этот раз у меня есть все шансы сделать так, чтобы удача была на моей стороне, окончательно и бесповоротно. Зря я, что ли, столько лет ждал.
Камориль встрепенулся. Догадка поразила его: неужели?.. Неужели все, что произошло, было не просто так? Возможно ли, что все это спланировано с самого начала?..
— Так ты… — проговорил некромант и запнулся. Он так и не решился высказать свою гипотезу вслух.
— Ешь, — наставительно сказал Мйар, не дождавшись вопроса. — Не хочешь есть — кофе пей. То есть, не так. Не вынуждай меня кормить тебя с ложечки. Мне, знаешь ли, не лень. И это не угроза — я просто предупреждаю тебя о том, что собираюсь сделать. И нет, мило это не будет.
— Ну и дела, — протянул Камориль, послушно берясь за вилку.
На этот раз «к морю» оказалось поездкой на один из городских пляжей, ставший диким из-за обвалов. На неширокой полосе песка, обрамленной с торца высоким каменистым склоном, практически перпендикулярным линии горизонта, все же сохранилось несколько больших шиферных навесов, защищающих от солнца в ясную погоду.
Но погода выдалась хмурой. С неба, затянутого блеклым, сероватым тучевым полотном, срывались мелкие холодные капли, покрывая песок темной рябью.
Камориль с Мйаром спустились сюда по лесенке в ущелье, собранной вручную местными из камней и темных деревянных балок.
Навесы, под которыми они прятались от мелкой мороси, покоились на железных столбиках, окрашенных в синий. Справа вдаль уходил узкий песчаный берег, ограниченный высоким обрывом, а слева в море выступал мыс, в основании которого громоздились огромные темно-серые валуны. Их то и дело омывали волны, разбиваясь налету, рассеиваясь тысячами белых брызг и снова оседая бурлящей пеной.
Камориль сидел на металлической лавочке возле такого же металлического столика, что был впаян в поддерживающие шиферную крышу столбы. Так, некромант мог наблюдать за Мйаром, который, в свою очередь, вглядывался в пустынную морскую гладь, опершись об один из столбов плечом.
Ветер трепал темно-красные пряди, спутывающиеся в толстые тяжелые жгуты. Точно, сыро же. Оттого и цвет так темен, а пряди тяжелы.
Эль-Марко с Николой опаздывали. Они обещали быть минут через двадцать, и Камориль предпочел им верить.
И правда, куда они денутся.
Некромант вздохнул. Он понимал, что не должен, как бы, печалиться о чужой судьбе — но как-то не получалось в этот раз. Чужое горе обычаем его не трогало. А тут… Да и Мйар, вроде бы, не горевал совсем. Пока они сюда добирались, Камориль все же задал вопросы, уточняющие самую суть. Вопросы о том, откуда взялся Драконий Бог, а так же зачем и почему Мйар убил Варамиру.
И Мйар ответил, что в Мертварь его обратила сила, вышедшая из-под контроля. Силу же заставила кипеть и неистовствовать ярость, смертельная, разрушительная. Ярость, порожденная чудовищным по сути совей предательством — как это ему тогда показалось.
Мйар был молод. Нет, он был крайне юн и доподлинно несмышлен, хоть и проницателен, и начитан. Ему было всего четыре года, — но это были его, особенные четыре года. Здоровая психика тоже здесь близко не ночевала. И вот, всемогущий ребенок в теле взрослого мужчины… Душа исключительного чародея прошлого, выражающаяся через искусственно взращенный интеллект. И чувства — человеческие, естественные, сильные. Неконтролируемые.
Или же, наоборот — контролируемые слишком легко. Ежели умеючи к ним подойти. И этот его друг — светловолосый, красивый, умный… Этот его последний пророк и, неожиданно, судьбоплет — взял и перевязал нити Мйаровой судьбы. Уничтожил связь Мйара и Варамиры. Перевязал ее на себя. И стала она его предназначением, а не Мйара.
И этот удар судьбы Мйар принял на удивление стойко. Да, он ее любил. Как мать, как женщину, — одна беда, любил и всё тут. Любил, как мог и как умел. Хоть не умел и не мог, строго говоря.
Мйар говорит, что Даньслав тогда смотрел ему прямо в глаза, терзая взглядом своим ледяным самую душу, и говорил, мол, что у каждого есть предназначение. А у тех, кто избран, кто сильнее толпы и лучше, предназначение страшнее, опасней и выше. И что Мйар должен следовать своему пути, иначе жизнь его окажется пустой и бессмысленной. Что путь его лежит на далекий Север, не к женщине, не к любви, но к самой судьбе.
И Мйар бежал. Он не шел навстречу своей судьбе — а правда несся, стремился, убегал от того, что ему было не суждено познать. И клятвы старые он сдержал, и смерть обходила его стороной. Нашел кедр. Впитал суть. Встретил северную колдунью. Прочитал «Тишину» и свершил свою «месть», омыв кровью врага свои чистые детские сны.
А когда Мйар вернулся и разыскал город у моря, желая найти своего первого (и единственного) друга, то нашел древнего старика, высохшего, слабого, похожего на тень себя прошлого. Даньслав Заболотницкий был размещен в одиночной палате в военном госпитале. Когда Мйар пришел к нему, Даньслав был в сознании, но под капельницей.
С того момента, как они расстались, прошло четыре года. За четыре года здоровый человек не мог так постареть. И, тем не менее, судьбоплет был выжат, как лимон. Официальный диагноз был таков: «прогерия взрослых», то есть — преждевременное старение, со всеми его «дарами» — сединой, катарактой и склерозом.
Даньслав сказал Мйару, что такова была цена «любви». Мол, это не болезнь, — раз с ней не могут справиться самые талантливые из целителей, но — судьба. Женщина, которую они оба любили, оказалась «судьбоедом» — странным и страшным воплощением колдовства, существом, которое, кроме всего прочего, выпивает жизненные силы тех, с кем рядом находится. «Судьбоед» перетягивал на себя людскую удачу и все то хорошее, что было человеку предназначено. А так как Даньслав еще и «завязал» ее на себя, то ему досталось по полной. Он отдал ей себя самого целиком, без остатка. И если бы он этого не сделал, такая же участь ожидала бы Мйара.
Мйар не выпускал из рук ладони Белого Когтя до тех пор, пока сердце старика билось. Умер Даньслав спокойно и тихо.
Камориль, слушавший эту историю, мог только представить себе, какие чувства переполняли Мйара тогда. Он, наверное, ненавидел Даньслава яростно. И не мог не понимать, что судьбоплет избавил его самого от скорой смерти, беспощадной и неотвратимой. Каково было ему осознавать, что женщина, которую он любил, «выпила» его друга, его названного отца до дна? Женщина, бывшая ему названной матерью, пускай и его чувства к ней были не самыми правильными.
