Карина Демина - Черный Принц (СИ)
…надо будет сказать, что канат нуждается в замене. Позже.
Рука чужая, массивная, в окладе чешуи. Изогнутые корявые пальцы, которые все-таки держатся за скобу ступеньки. И когти прозрачные взрезают лед.
…и металл.
В нем когти застревают, и Кэри морщится, до того неприятное чувство. Она застыла на острие силы, не смея взять больше.
- Мне очень повезло со спутницей, - Кейрен говорит это шепотом, но сейчас Кэри слышит и шепот, и стон металлических опор, скрежет лифтовой шахты, в которой еще не смонтировали подъемник…
…только собирались.
Надо продолжать.
И когти впиваются в железо, пробивая насквозь. Рвут, вымещая страх, и отчаяние, и тоску, потому что новым своем обличье она остро ощущает, как бежит время.
Осталось немного.
Прилив.
И переполненная огнем материнская жила ломает гранитные оковы, пробиваясь к поверхности.
Люк с хрустом выламывается и летит вниз, за перчаткой… перчатки жаль, хорошая, с опушкой… и рукава, наверняка, лопнули…
…неприлично в таком-то виде.
Опять глупые мысли, но странным образом они успокаивают Кэри. И дышать она учится наново, ложится на живот, вползает в узкую нору шахты, разворачивается и с раздражением, пользуясь обретенной силой, сдирает липкое набрякшее влагой, полотнище юбки.
- Не выбрасывайте, - Кейрен протискивается с трудом. Он только выглядит щуплым, но плечи достаточно широки. И скукожившись - лестничный пролет узок - Кейрен дышит, пытаясь согреть белые руки дыханием. - Могу ли я вас попросить еще об одной любезности? Кажется, я слегка перестарался…
Повязка под рубашкой, да и сама рубашка пропитались кровью.
- Я не думаю, что вам следует идти…
Кэри рвет нижние юбки на полосы, с тоской думая, что шерстяные чулки - вовсе не так уж теплы, как ее уверяли, а саквояж со сменной одеждой остался на борту "Янтарной леди".
- Стоит. Если останусь, в жизни себе не прощу.
Он зажимает края раны пальцами.
- Надо немного посидеть… знаете, мне с вами повезло.
Раны выглядели неглубокими, а по краям закипало живое железо. Тонкие нити возникали и таяли, вновь появлялись, чтобы исчезнуть.
- Надо просто немного посидеть, - Кейрен лег, свернувшись клубком. - Слышите, да? Я и то слышу, хотя…
Он замолчал, а Кэри, выронив лоскуты, заскулила.
Ей вдруг вспомнилась чернота под ногами.
Далекие огни.
Земля. Белое-белое поле… река, наверняка, рядом… борт "Янтарной леди" и собственная оглушающая беспомощность.
- Вы очень храбрая, - Кейрен сам кое-как затянул повязку. - Дышите глубже. Это просто нервы. Вы переволновались, вот они и играют… поиграют и замолчат. Вам тоже надо посидеть… недолго, да? Еще минуту…
…нервы и дикая сила прибоя, который зовет.
- А представляете, как разозлится моя матушка, когда поймет, что я сбежал? - и Кейрен блаженно зажмурился.
…посидеть.
Минуту.
Минута - это не так и много, но хватит, чтобы справиться со страхом.
В крови расплавленной лавой гремел прилив.
Глава 38.
Город.
Круг, рассеченный клинком реки. Каменные спины мостов. Древние опоры вошли в каменистое русло, и за многие годы успели покрыться толстым слоем извести. Вода разъела кладку, и скрепила ее же, стянула живым ковром водорослей.
Два берега.
И туман выползает на оба. Густой, снежный, он крадется по мощеным улицам, затягивает белизной широкие стекла витрин. Тонут в тумане зимние тополя, и древние сторожевые башни, сады, фонтаны… он оставляет снежные клочья на пиках оград, просачиваясь туда, куда давно нет хода людям.
На том берегу реки туман окрашен желтым. Он мешается с дымом заводских труб, подбирает грязную речную пену, и ноздреватый снег, запутавшийся в космах прошлогоднего рогоза. Туман гасит звуки, и грохот паровых моторов становится далеким, ненастоящим. И сам Нижний город, меняется. Вытягиваются муравейники домов, слипаются друг с другом, сродняются окнами и подоконниками, широкими лентами веревок, на которых повисает грязное белье. Щетинится дреколье пустырей, и серые когорты крыс идут в отступление.
Серый живой ковер.
Молчаливый.
И помойные коты спешат взобраться на низкие крыши прибрежных домов.
Крысы чуют гул подземной жилы.
Да и люди беспокоятся.
И старая шлюха, которая давным-давно выбирается на перекресток улиц, потому что больше некуда идти, одергивает грязные юбки. Она вдруг замирает, прислушиваясь к голосу города, и расправляет руки. Изрезанное безумным клиентом лицо озаряет улыбка.
Шлюха принимается танцевать.
Она переступает с ноги на ногу, встряхивая руками, и браслеты из речных ракушек шелестят. Сухой стук их вызывает у шлюхи бурную радость. Она начинает кружиться, все быстрее и быстрее, увлеченная музыкой, которая слышна лишь ей. И устав, споткнувшись, женщина падает на землю. Она лежит, судорожно дыша, не обращая ни малейшего внимания на крыс, которые бегут по ней.
Время остановилось.
Солнце, заплутав в тумане, зависло над шпилем старой ратуши. И служащая архива, почитавшая себя женщиной серьезной, остановилась на ступенях. Она всегда приходила первой, и сейчас, сверив время по далекому глухому бою городских часов, - с удовлетворением отметила: не опоздала.
А крысы…
…крыс она ненавидела профессиональной ненавистью музейного работника. И те, чувствуя воинственный настрой женщины, спешили обойти и ее, и старое здание.
Женщина же, вооруженная лишь зонтиком - пусть защищал он ее не от дождя, а от снега, да и не столько защищал, сколько придавал уверенности в себе, - взирала на крыс свысока.
…королевский дворец туман обошел стороной. И крысы не посмели переступить черту, они подползали к ограде на брюхе, корчась, скребли мерзлую землю коготками и застывали.
Граница.
И часовые в высоких медвежьих шапках. Данью традиции - двуглавые топорики на левом плече. И снег лежит на косматых коротких плащах. Часовые глядят в белый сумрак.
Улыбаются.
Старая королева, проведя бессонную ночь перед камином, в котором, впрочем, не зажигали огня, поднялась. Она вставала тяжело, опираясь на руку верной статс-дамы, не замечая ни того, что рука эта дрожала, а сама леди пребывала в непривычном волнении.
- Полагаете, сегодня? - она посмела нарушить размышления королевы и, поймав в зеркале раздраженный взгляд, сама себе ответила. - Конечно… хотелось бы надеяться на лучшее.
- Ты могла уйти.
Статс-дама фыркнула и, вытащив из волос десяток шпилек, тряхнула головой. Прическа, некогда изысканная, рассыпалась, и светлые пряди ложились на покатые плечи, прикрывая и их, и полноватую шею, украшенную родимым пятном.
