Ольга Резниченко - Испытание
Любопытству?
Скорее надежде, надежде, что я высмотрю в нем улыбку, спокойствие, понимание того, в каком он положении. Равнодушие к своей беде, а не боль…
Вздор…
Бледное, почти синее лицо в тусклом, усталом свете Луны. Впалые щеки, сухие, поморщенные губы, мутные, красные от лопнувших сосудов зеницы…
Обильный пот на лбу.
Черные, огромные, как у старого деда, мешки под глазами…
От того, что на голове у него не было волос, он казался еще младше… Лет семи.
На его лице смерть уже давно вырисовала свой, личный портрет. Портрет, совершенно отличный живым, людским лицам. Лик полупокойника…. будущего мертвеца…
Невольно поежился… Оторвался, оторвался взглядом от мальчика. И снова гневный приказ, не поднимать на него глаз.
Тяжелый, глубокий вдох — и, заикаясь, робея, разрываясь от чувства вины, стыда перед этим малым… я задыхался… Вины, за то. Что я здоров, а ему плохо… Что он по-прежнему во лапах Смерти. Но парень слишком мал, чтобы его обратить в вампира. Вряд ли переживет. Да и стоит ли близкий покой менять на вечную неприкаянность?
Сказка, сказка… неужели, это — единственное, что я могу сделать для этого ребенка?
— ВРУТ! — вдруг мальчик истерически вскрикнул и тут же зашелся кашлем, сильным, напористым, надрывным, окончательно перебив мое чтение.
Застыл. Я застыл, как остолоп.
Отчего, отчего коробит тебя, Луи? Это же только человек.
— Врут? — едва слышно переспросил я.
— Чудес не бывает, — тихо, но тем не мене уверенно, почти на грани злости, прорычал малыш.
— Не бывает?
— НЕТ! Я знаю. Ни волшебных фей, ни добрых магов, никого и ничего… Все ваши книги врут! — и снова дикий кашель прервал его гневную тираду. Тяжелый, со свистом вдох. Ужасные, пугающие мучения. Кратковременные судороги и клокотания в груди. И вновь глубокий вдох. Стих. Замер… — И Бога нет, — тихим, спокойным голосом, полным верования и понимания смысла своих слов, изрек мальчик.
Выстрел. Прямой выстрел в мое сознание.
— Почему это Бога нет? — Но возмутило меня не само утверждение, а понимание того, что эти слова произнес еще совсем маленький ребенок. Ребенок!
Тягучая минута тишины. За и против.
— Почему? — не сдержался от переспроса.
— Я его звал, просил, просил забрать меня быстрее. Чтобы мама не мучилась, не плакала надо мной каждую ночь. Просил, а он не слышит… Его нет…
Забрал? Он сказал забрал?
Я замер, не дыша. Жадно выпучил глаза до боли. Боялся моргнуть.
Я видел отчаянный людей, сломленных, я слышал больные речи самоубийц, слышал прощальные напутствия приставленных.
Я сам из тех, кто видит в жизни лишь черно-серые полосы.
Но это же еще РЕБЕНОК!
Ему положено верить в СКАЗКИ, в ЧУДО, в ВОЛШЕБСТВО…
Для него мир еще должен быть… прекрасным!
— Я смирился с тем, что для меня в этом мире нет места. Я ошибочно попал сюда. Не вовремя. Я должен уйти. Просто, не могу понять, почему Он медлит…
Хрип, свист, заикания. Слова давались с трудом, с болью, мучениями…
Адской болью, эхо которой отдавалось в моей голове. Вместе с ним задыхался и я…
Я не знал, что ответить на его слова. Почему-то я, трехсотлетний вампир, сейчас чувствовал себя глупым, недалеким, не видавшим жизнь, истинную сторону бытия, юнцом, сидящим на смертном одре мудрого учителя.
И лишь теперь, мыслитель приоткрыл занавес к святым тайнам…
Узревшему, внявшему страшную истину существования, мне теперь ничего не остается, лишь как нервно сглатывать переживания и шок, принять прозрение, как кару или дар.
Принять?
Луи-Батист, да будь ты трижды проклят, если этот бред — истина!
Нет!
Всё это — чушь! Полная, безрассудная ЗАУМЬ!
Нет места? Ха! Если и есть такое понятие в этом мире, то какого лешего я еще существую?
Если этот ребенок, чистый, не запятнанный чужими бедами и смертями, не имеет права на жизнь, тогда почему я доселе здесь?
Нервно вздрогнул.
— Я — не Бог, но я докажу тебе, что ЧУДО существует.
Глава Пятнадцатая
(Мария)
С трудом, пытками, но все же выкатилась в своем тарантасе на улицу.
"Прогулки на свежем воздухе"… Или глупая попытка сбежать от стен. Сбежать от себя. От мыслей.
Авось так быстрее пройдет час-два. И то легче. Легче…
Намерзнусь — и сон быстрее возьмет. И так пройдет день.
… неделя
И если повезет, вся жизнь…
Хотя, была бы моя воля, я бы всегда спала. День-ночь. Сутки сутками.
Но, увы, теперь даже сон редко меня радует. Почти всегда кошмары. Обрывки. Ужасы. Калейдоскоп вспышек воспоминаний и фантастических приключений.
Лишь пару раз за последнюю неделю тихий, мирный… без сновидений.
Идеальный вариант. Полное забытье… Полное…
Как всегда покатилась по аллейке, в самый край — поворот за здание, и в углу, где уже не дует, как раз под яблоней…. я и куняю, мерзну, по пару часов каждый день.
Укромное местечко. Спряталась ото всех, от чужих взглядов, от людей…. но они… передо мной, как на ладони… рассмотреть всех: те, кто приходит проведать хворых в больнице, гуляющие у входа пациенты, снующие бессмысленно туда-сюда. Медсестры, врачи в "курилке".
Мимо проплывающая жизнь…
Целый мир… возле,
но меня там… нет.
Одна…
Тяжелое одиночество.
Прошло уже два месяца, как я здесь. Как мой мир остановился… Пропали, исчезли из него все декорации. Я… одна… в пустом зале. Ни зрителя, ни актера. Один лишь режиссер с плохим сценарием. Никто не хочет играть в мою пьесу. Никто…
Обрывки чужих разговоров, чужих жизней, чужих судеб…
Вот и вся забава. Вот и вся музыка в этом, глухом, пустом мире…
Я узнала ее. Недалеко от меня, в "курилке", собралось несколько медсестер, а с ними и девица, хворая, судя по больничному халату, выглядывающему из-под куртки… Та самая Виктория, с которой я постоянно воевала еще в школе. Она была на год меня старше…. и даже не припомню сейчас, за что завязалась наша "война", неприязнь, ненависть…
Но постоянные состязания, стычки, ссоры, уколы и палки в колеса…
Моя гордыня, упертость, ох как вы тогда ярко зажигались, как взрывались, порождая гневное возмездие и неприступные, холодные атаки равнодушием.
Увидела. Конечно, конечно, узнала. Обернулись и медсестры на меня. Захихикали.
