Ольга Резниченко - Испытание
Кретинка…
Глава Тринадцатая
(Луи)
Шум. Гам. Вопли.
Это — не городская больница, а какой-то сумасшедший дом.
И чего праздник раздувать в нечто грандиозное?
— Простите, Вы не подскажите мне, где я могу найти Марию Бронс, какой номер палаты? Пострадавшая при крушении поезда.
— Молодой человек, не кричите так! Не нервничайте. Сегодня же праздник!
Тяжелый вздох.
— Мадам, я так устал за сегодня, что готов убить любого, — холодным, ровным голосом произнес, лишая возможности сомневаться в серьезности моих слов. — Так что будьте благоразумны, и просто скажите мне, где я могу найти Марию Бронс.
Запнулась. Дернулась. Нервно скривилась.
— Прямо по коридору, и выйдете в холл. Она сейчас там, ваша Мария.
* * *Я замер. Замер, в оцепенении… Не мог поверить своим глазам…
* * *(Мария)
Навязчивое, удушающее чувство волнения. Я не могла понять, что происходит.
Испуганно обернулась…
Короткий, скользящий взгляд, и вдруг застыла…
Наши глаза встретились…
Боль? Жалость?
В его холодных озерах сейчас взорвался истинный, горячий, жгучий гейзер и вдруг резко застыл, застыл, мгновенно сковавшись льдом — заледенели струи и брызги, так и не достигнув корки снега.
Калека…
Я читала в его глазах осознание этого…
Инвалид…
Намертво прикованная к креслу…
Ужас… Разочарование… Отвращение… Неловкость…
Резко отвернулась…
Милая, пристыженная улыбка, желая скрыть обиду и боль. Застывшие в горле слезы. Застывший крик, визг, писк…
Скользящий взгляд по взволнованным, увлеченным историей, детишкам, отрезвляющий взгляд — и принялась дальше читать, оживляя в их сознании волшебный мир сказки "Гимн Рождеству".
НЕ думать! Не думать!
Сцепить зубы и не думать!
* * *(Луи)
Все еще не в себе… Боялся вздохнуть.
— Молодой человек, будьте так добры. Помогите мне, — слова кружились в голове, рьяно пробиваясь к сознанию, но неуклонная оборона шока стирала все старания в прах.
Я не сразу осознал, что иду по какому-то коридору, ступеньки лестницы, завороты, повороты, переходы…
Что это?
Незнакомая девушка, медсестра, жадно ухватив меня за рукав, настырно тянула куда-то за собой.
Что ей надо?
Хотел, было, прошептать, спросить, но слова застряли в груди вместе с воздухом.
— Хорошо? — вдруг обернулось ко мне это странное существо и, жадно всматриваясь в глаза, попыталось отыскать там рассудок, откопать ответы.
— Что? — едва смог пошевелить языком.
— Как что? — нервно, удивленно вздрогнули брови, — Вы что, меня не слушали?
— Нет.
Удивленно выпучила глаза.
— Ладно, — тяжелый вздох. Перешла на интимный, вкрадчивый шепот. — В этой палате больной мальчик. Последняя стадия онко… Ему осталось… всего ничего. Так что прошу. Молю, подарите ему сказку…, умоляю. Это — его последнее Рождество…
И несмело ткнула мне в руки какую-то книжку.
— Вот, любую сказку. Хотя бы оду…. Они маленькие… Пожалуйста.
— А вы?
— Меня ждет другие ребята. А этот, этот слишком ненавидит врачей, чтобы… Прошу, сегодня же Рождество… Ради ребенка…
Я застыл, замер, не дыша и не шевелясь. Бессмысленный взгляд на пеструю палитурку…
А в голове ад… Ад, хаос, последствия взрыва ужасной правды.
Они сказали, что ее здоровью ничего не угрожает…
Они говорили, что она в порядке.
Они твердили, что идет на поправку…
КТО? КУДА? ЧТО ОНИ ВООБЩЕ НЕСЛИ?
И вновь взгляд невольно сфокусировался на реальности.
Стою сам, посреди коридора, с нелепо зажатой в руке тоненькой книжкой в мягком переплете.
Стою у дверях чьей-то палаты.
Тихое, неглубокое дыхание, едва слышное сердцебиение….
Робкий, едва слышный плач…
Несмело толкнул дверь.
* * *(Мария)
Ушел… ушел…
Сбежал…
От моей правды.
Ну, что же…
А ты на что-то другое надеялась, а, Мария? Да?
А я тебе твердила. Разум твердил. Сердце, глупое сердце, я ухмыляюсь, улыбаюсь, смеюсь над тобой! СМЕЮСЬ! ХОХОЧУ над твоими надеждами! Ты проиграло! Отныне я больше с тобой не дружу, не говорю. Не слушаю…
Прощай, идиотское создание, слабоумный советник. Отныне и НАВСЕГДА я тебя проклинаю и прогоняю из своей жизни. ПРОЩАЙ!!!
С едкой, желчной, ликующей улыбкой демона, злобно, до боли стиснув зубы, я невольно откинулась на спинку своего инвалидного кресла, и непроизвольно более приподнятым, увеселенным тоном продолжила чтение увлекательной ЕРЕСИ про чудеса.
Глава Четырнадцатая
(Луи)
Шорох простыни.
Сжался, отвернулся. Тихий робкий кашель, нервно сглотнул, и тут же замер. Замер, не дыша.
Не знаю, зачем я здесь.
"Последнее" Рождество. Умирает… этот ребенок, человек, существо…
Уйти. Убежать. Исчезнуть и забыть.
Я — не трус, но и не садист. Я не любуюсь чужим горем.
Я от него задыхаюсь…
Боль, обида, тоска, злость мальчика волнами накатывала на меня, заставляя ежиться.
— С праздником, — невнятно, смущенно прошептал я. С чего начать, как не с нелепого приветствия?
Молчишь?
Молчи… Так будет проще. Наверно…
Чего я еще стою здесь? Чего не поддаюсь уговорам разума?
— Я… — и снова несуразица пытается вылезти из меня. Не знаю, не знаю, что говорить. Как говорить. Как говорят. Что нужно…
Неловкость, смущение, ступор…
— Я пришел почитать тебе…, - спешно развернул книгу на средине и уставился в текст. Сомнения. Рассуждения. Может, хватит, Матуа? Уходи! Голос несмело дрогнул. — "Сказку о забытом царстве".
Молчит…
Но надрывистый кашель тут же выдал бесплодность его стараний казаться спящим.
Несмело присел на край кровати…
Запрещал себе смотреть ему в лицо…
Запрещал, но поддавался… невольной тяге.
Любопытству?
Скорее надежде, надежде, что я высмотрю в нем улыбку, спокойствие, понимание того, в каком он положении. Равнодушие к своей беде, а не боль…
Вздор…
Бледное, почти синее лицо в тусклом, усталом свете Луны. Впалые щеки, сухие, поморщенные губы, мутные, красные от лопнувших сосудов зеницы…
