Лилит Сэйнткроу - Предательства
И я опять вспыхнула, как дура. Так хорошо было от осознания того, что кто-то за мной вернется. Особенно теперь, когда я потеряла все. Точнее, всех…
Я смотрела на клинки.
Пламя со щек, стихая, постепенно переползало вниз и потом осело где-то глубоко, рядом с комком ярости. Теплый мамин медальон висел на груди.
Тусклый серый свет падал на мечи, выявляя каждый изгиб. Казалось, они имеют больше прав на кровать, чем я, — так органично смотрелись клинки в складках бархатного покрывала. На небритой коленке я обнаружила свежую ссадину, а на другой ноге красовался отпечаток рисунка ковра.
Близился вечер, и я, наконец, встала с постели. Ноги подгибались от долгого сидения в неудобной позе. Я взяла один меч и пошла с ним в ванную — там было большое зеркало. От пыльных лампочек струился теплый золотистый свет, купаясь в моих спутанных волосах и подчеркивая впадины под глазами. Обычная девочка-подросток, худая и угловатая. Широкие скулы — пожалуй, слишком широкие. Голубые глаза — чуть другого оттенка, чем у Кристофа, но вылитые папины — вплоть до сиреневатых прожилок на радужке. Волосы — мамины, но не настолько гладкие и блестящие. Сейчас кудри хоть и торчали во все стороны, но, слава богу, топорщились не такой дикой гривой, как обычно.
Теперь я больше не покрывалась прыщами. А все ванна, наверное. Но я даже не могла толком порадоваться. Смертельно-бледная, с кругами под глазами, с лихорадочными пятнами на щеках — ну вылитое привидение.
Я знаю, что говорю. Я их видела.
Я подняла меч, провела им перед зеркалом.
— Малайка, — прошептала я.
И действительно меч был словно частью этого места, особенно рядом с бархатом, атласом и каменными стенами.
Но не рядом со мной.
Круги под глазами — следы синяков. Верхняя губа слишком тонкая, нижняя — слишком толстая, нос чересчур длинный, а волосы совершенно неуправляемы. Клетчатая рубашка невыносимо ярких цветов — красного с желтым и зеленым. Шорты с пингвинами, немилосердно врезавшиеся в ложбинку между ягодиц.
Да-а. Мисс мира из меня никакая.
Зато я крутая. Верно ведь? Я помогала отцу в самых тяжелых случаях. Я вырвала Грейвса из лап безумных оборотней, вытащила его из опустевшего торгового центра сквозь вьюгу и метель и один на один вышла на бой с Сергеем. Ну и что, что меня спасли. Я же смогла выстоять пару раундов, успела выстрелить ему в голову и все еще дышала.
Папа. Бабушка. И мама. Никого нет…
В горле заклокотало что-то горячее и жгучее, непохожее на слезы. Я осталась одна.
Будь умницей, ходи на занятия, пусть скучные, смотри во все глаза и навостри уши. Я научу тебя владеть оружием. Твоя мама была мастером малайка. Не знаю, почему она не взяла их с собой. — Он снова дотронулся до эфеса — невероятно нежно, — утолки губ скорбно опустились. — Вторая пара лежит у меня в потайном месте. Когда будешь готова, они твои.
У меня перехватило дыхание. Я позволила себе вспомнить маму. Это самое мучительное воспоминание, потому что… Ну просто потому.
Теплые волосы, всегда пропитанные ароматом духов. Треугольное лицо в форме сердечка, темные глаза, очаровательные жесты. Ее фотографию папа хранил в бумажнике и всегда гладил ее — даже затер до блеска прозрачный пластиковый кармашек.
Прозрачный кармашек на месте, но фото исчезло. Когда я рылась в бумажнике, выуживая очередную купюру, пустое окошко все время бросалось мне в глаза. Если я задерживала на нем взгляд, то почти видела знакомые черты из далекого прошлого.
Боже… Я оттолкнула готовое подняться на поверхность воспоминание, но недостаточно быстро. Невозможно сразу перестать думать о чем-то. Слишком стремительно вонзается в тебя острый нож памяти, и ты не успеваешь защититься или захлопнуть дверь.
Мы сейчас с тобой поиграем, Дрю.
Она спрятала меня в чулан и ушла сражаться с Сергеем.
Папа оставил меня дома, а сам отправился на битву с Сергеем один.
Бабушка всегда была рядом, но возраст взял свое. Она слабела прямо на глазах, и я видела, как ей горько покидать меня. Она продержалась все лето, но первый же подувший в долине ледяной ветер, оказался для нее роковым. А в больнице…
Опять тяжелые мысли. Я глубоко вздохнула, пытаясь перебороть спазм. Не помогло. Судорога сотрясала меня изнутри — там, куда не проникало дыхание.
Я не такая красивая, как мама, и не такая умная, как папа. И не умела многого из того, что умели они. Я всего лишь тощая девчонка-подросток, строящая из себя крутую воительницу.
Я взглянула на себя в зеркало. Деревянный меч ну совершенно не для меня. Я неуклюже сжимала его в кулаке, отведя руку в сторону, словно это не меч, а бейсбольная бита.
Это всего лишь я. Это я, Дрю.
Девчонка в зеркале улыбнулась. Неужели это моя улыбка? Странно, я ее совсем не ощущала.
Я осторожно опустила меч. Вернувшись к кровати, засунула его под пыльное покрывало вместе с папиным бумажником. Не надо, чтобы кто-нибудь про них знал. И не надо никому говорить, что я видела Кристофа. Но кое-кому я должна рассказать. Если Грейвс не очень увлечен новыми друзьями, если мне удастся застать его одного, он мог бы… Хотя что бы он мог?
Кстати, а честно ли будет вываливать все на него и просить помощи?
Да и никто не должен знать, что у меня теперь есть задание от Кристофа, — попытаться выяснить, кто в Школе настолько заинтересован в моей смерти, чтобы предать и Кристофа.
Да, я не очень хорошенькая и не самая сообразительная. Но упрямая. И крутая.
Пора уже показать себя.
Глава 6
Шум в столовой накатывал и отступал волнами.
Улюлюканья, разговоры, смех — школа завтракала. Я тыкала вилкой омлет. Оладьи — еще некоторое время назад такие горячие и свежие — теперь сиротливо лежали на тарелке.
А я просто сидела. Уже смеркалось, уроки должны начаться через сорок пять минут. Мне ужасно хотелось снова пойти спать. Я никогда не любила ходить в школу, но обычно мне не терпелось хоть что-то делать, пусть даже посещать тупые коррективные занятия.
Теперь же моя решительность подвергалась серьезному испытанию: надо было встать, одеться, заплести косу, пойти в столовую. Плечо еще ныло после танго с Кристофом, но не так сильно, как могло бы. Да, ванны творят чудеса.
На стол легла чья-то тень. Я невольно вздрогнула. Но это оказался всего лишь юный волк-блондин с темными глазами на нежном лице. Он был бледен и так крепко сжимал поднос, что у него побелели костяшки пальцев. Казалось, он вот-вот что-нибудь сломает или разобьет — просто по нервозности.
