Шеррилин Кеньон - Темные объятия
— Я Тейлон.
— Тейлон. Размер. Штаны. Размер штанов...
С ласковой усмешкой Тейлон следил за тем, как она пытается сосредоточиться, — а сама никак не может оторвать от него жадный, страстный взгляд. Ему все больше нравилась эта женщина. Чудачка, да, — но чувствуется в ней что-то очень свежее и чистое.
— Ладно. Все. Я иду. Покупать. Штаны. Для Тейлона.
С этими словами она выбежала из кухни, — но тут же вернулась.
— Ключи, — объяснила она, взяв со стола розовый кошелечек. — Ключи от машины.
Снова исчезла — и снова вернулась.
— Деньги. Кто же ходит в магазин без денег?
И снова вылетела за дверь. Тейлон пригладил ладонью мокрые волосы. Он был уверен, что это не последнее ее возвращение. Так и вышло.
— Туфли, — сообщила она, снова появляясь на пороге. — Я чуть не ушла босиком! — И сунула ноги в пару туфель-сабо, стоящих у двери.
— Может быть, пальто? — не выдержал Тейлон, видя, что она снова направляется к выходу. — Вообще-то на дворе зима.
— Пальто... зима... да, точно. — Сдернула с вешалки какой-то потертый коричневый балахон, торопливо сунула руки в рукава. — Вот теперь все.
— Подожди!
Она обернулась.
Едва сдерживая смех, Тейлон подошел к ней, расстегнул неправильно застегнутый ворот и застегнул его как следует.
— Спасибо, — проговорила она с улыбкой, от которой что-то сладко заныло у него внутри.
Ответить ей он не смог — только кивнул. В голове с ошеломляющей ясностью сияла потрясающая картина: он сбрасывает с нее это чертово пальто, — а с ним и все остальное, подхватывает ее на руки, несет к кровати...
— Скоро вернусь! — пообещала она и выпорхнула за дверь.
Только тогда Тейлон позволил себе расплыться в улыбке. Ну и женщина!
Не зря ее имя — «солнечный свет». Она — настоящее солнышко! Теплый весенний денек с капелью и проталинами. После долгой, очень долгой и суровой зимы. Много лет прошло с тех пор, как он в последний раз вот так улыбался сам себе, думая о какой-то смертной.
Много лет он вообще старался о смертных не задумываться. Так безопаснее — и для них, и для него.
— Она тебе нравится?
Обернувшись, Тейлон увидел в воздухе знакомое потустороннее мерцание.
— Она... интересная женщина, — ответил он Сиаре.
Призрак подплыл ближе. Бледные щеки Сиары окрашивал нежный, едва уловимый румянец, напоминающий о небе перед рассветом, о границе ночи и дня. И сама она вот уже много столетий существовала на границе двух миров.
Сиара отвергла и вечный покой, и возможность перерождения. Отвергла, не желая оставлять брата в одиночестве.
Быть может, с его стороны это эгоизм, — но Тэйлон радовался ее обществу. Особенно в былые времена, до изобретения технологий, которые позволяют Темным Охотникам общаться друг с другом, оставаясь в разных концах света.
В то время он жил в тягостном одиночестве. Братья-Охотники были далеко, а к смертным, опасаясь своего проклятия, он не осмеливался обратиться ни за утешением, ни за дружбой.
Единственное утешение приносили ему нечастые посещения сестры.
Однако всякий раз, видя Сиару, Тейлон с горечью вспоминал о том, как навлек на нее смерть. Как не сумел ее спасти. Не будь он таким трижды проклятым болваном, она прожила бы долгую счастливую жизнь, которую заслужила. Жизнь, полную радости. У нее были бы любовь, семья...
Но ее убили — убили подло и жестоко, мстя за его, Тейлона, опрометчивость и глупость.
Первая их встреча — вскоре после смерти — потрясла Тейлона. Он считал, что заслужил ненависть, даже презрение сестры, но Сиара ни в чем его не винила.
Ни слова упрека. Лишь сострадание и любовь.
«Я обещала, что никогда не оставлю тебя, brathair. И сдержу обещание. Я всегда буду рядом».
Многие сотни лет лишь Сиара давала ему силы жить и действовать. Ее дружба, ее любовь — вот все, что имело для него значение.
Сиара коснулась синяка на его правом бедре. Тейлон, разумеется, не чувствовал прикосновения призрака — лишь легкий холодок, от которого по коже побежали мурашки.
— Больно?
— Да нет. Все нормально.
— Не обманывай меня, Спейрр, — улыбнулась Сиара. Она называла его кельтским именем, которое он носил при жизни.
Он потянулся к ней, чтобы убрать со лба белокурую прядь, но тут же вспомнил, что не может к ней прикоснуться.
Прикрыв глаза, он снова погрузился в воспоминания.
Клан убил ее — принес в жертву богам — за несколько дней до ее шестнадцатилетия.
«Пусть эта дева станет искупительной жертвой! Пусть ее кровь смоет прегрешения нашего вождя и отведет от нас гнев богов...»
Тейлон стиснул зубы: вновь нахлынули горечь, запоздалый гнев и чувство вины. Да, Сиара погибла по его вине! Это он убил ее — так же верно, как если бы сам вонзил в нее нож...
Усилием воли Тейлон отогнал эти бесполезные мысли и вернулся к обычному ледяному бесстрастию.
«Я больше не человек. У меня больше нет прошлого». Мантра Ашерона, всплывшая в памяти, помогла подавить сожаления о былом.
У него нет прошлого — только настоящее и будущее. Человеческая жизнь осталась далеко позади, в туманной мгле. Он — Темный Охотник. Единственный смысл его жизни — выслеживать и уничтожать зло, грозящее невинным людям, не ведающим, что подстерегает их во тьме.
— Ладно, не буду притворяться. Нога болит, хотя и не сильно.
В отличие от сердца.
Она покачала головой:
— Спейрр, это место для тебя опасно. Слишком много света. Мне не нравится, что ты здесь.
— Знаю. Уйду отсюда, как только смогу.
— Хорошо. Тогда я тебя покину. Позови меня, если тебе понадоблюсь.
Призрачная дева растаяла в воздухе; Тейлон снова остался один.
Взгляд его скользнул к стойке, за которой сидела Саншайн и что-то рисовала в блокноте, когда он вышел из душа. Тейлон нахмурился, увидев, что с рисунка на него смотрит его собственное лицо.
Взяв в руки блокнот, он невольно поразился тому, насколько верно передан его облик.
И дело не только во внешнем сходстве. У Саншайн настоящий талант: несколькими штрихами она сумела создать настоящий портрет, полный чувства и жизни. Никогда Тейлон не видел ничего подобного.
Жаль, что рисунок придется уничтожить.
Он вырвал листок из блокнота и взглядом обратил его в пепел. Собственные изображения — в любой форме, на любом материале — для Темных Охотников под запретом. Появление портретов или фотографий позволит людям догадаться об их бессмертии, — а значит, приведет к ненужным вопросам и осложнениям.