Страж (ЛП) - Андрижески Дж. С.

Для видящего он был молод.

Ему было чуть больше ста лет.

Он подошёл к подиуму в упор.

Не увидев лестницу сразу, он принял решение за долю секунды и вместо этого вскочил на сцену, осознав свою ошибку только после того, как это движение вызвало несколько громких вздохов у тех, кто стоял ближе к передней части зала.

Покраснев от осознания, что прыжок выглядел странно с человеческой точки зрения, Ревик сохранил невозмутимое выражение лица, приближаясь к Дюренкирку на подиуме.

— Это было… спортивно, — улыбнулся высокий британец, оглядывая аудиторию и подмигивая.

Когда некоторые зрители захихикали в ответ, Ревик решил изобразить неведение, а не пытаться притвориться, что понял шутку.

И да, он оставался в хорошей форме.

Он должен был, учитывая его работу.

Многое из этого означало работу на ринге, включая некоторые акробатические трюки, но он не собирался объяснять это комнате, полной людей в формальных вечерних нарядах, большинство из которых выглядели так, как будто они не были физически активны по меньшей мере десятилетие, а то и несколько десятилетий.

Ревик попытался отойти от самой трибуны, хотя бы для того, чтобы немного скрыть свой рост, стараясь не стоять рядом с высоким (но всё же значительно ниже его) человеком.

Однако другой мужчина этого не потерпел и во второй раз жестом пригласил Ревика пройти вперёд.

Очевидно, Дюренкирк не позволял ему прятаться даже здесь.

Когда Ревик подошёл достаточно близко, человек наклонился к микрофону, улыбаясь толпе и ласково похлопывая Ревика по плечу.

— Нам очень повезло, что мистер Дигойз здесь, с нами, в колледже, — сказал Дюренкирк, снова похлопывая его, как будто не был уверен, что ещё делать с Ревиком теперь, когда он стоял так близко. — Я уверен, что мистер Дигойз… несмотря на свою моложавую внешность… обладает обширным опытом во многих различных формах человеческих конфликтов и военных действий. Часть этого опыта восходит к самому началу Второй Мировой Войны, если вы можете в это поверить, когда он работал на немцев, если я не ошибаюсь…?

В конце он вопросительно посмотрел на Ревика.

Ревик кивнул один раз.

Он чуть было не сделал жест рукой на языке видящих, означающий то же самое, но остановил себя, осознав, что, возможно, он пьянее, чем ему кажется, если собирается использовать здесь язык жестов видящих.

Во всяком случае, он заметил, как несколько человек нахмурились в ответ на его кивок.

Ему потребовалось ещё несколько секунд, чтобы понять, что хмурые взгляды были связаны не с его возрастом и даже не с тем, что он видящий, а скорее с тем фактом, что он работал на немцев. Как только Ревик осознал это, ему пришлось подавить мрачную улыбку.

Он был достаточно пьян, чтобы внезапно испытать извращённое желание крикнуть «Хайль Гитлер!» просто чтобы посмотреть, что они будут делать.

Он, конечно, этого не сделал.

Одна только мысль, пусть даже мимолётная, заставила его задуматься, сколько раз он уже побывал в баре этим вечером.

Он попытался вспомнить, ел ли он что-нибудь — обычно именно это доставляло ему неприятности, когда дело касалось алкоголя. Попытка подсчитать количество выпитого в обратном порядке не помогла. Не помогло ему и напоминание о том, почему он вообще начал пить так рано.

В любом случае, Ревик не питал любви к нацистам.

Он знал, что его юмор не будет иметь смысла для людей в этой толпе, большинство из которых имели то или иное отношение к британским военным или, по крайней мере, к тем, кто пострадал во время бомбёжек Лондона в тридцатых и сороковых годах.

Ревик не собирался объяснять тот факт, что он уехал до вступления в силу Окончательного Решения, или что он, вероятно, видел больше казней представителей своей расы, чем казней человеческих этнических и религиозных меньшинств… или что немцы посчитали необходимым напоминать ему об его месте в общей схеме действий.

Раз за разом.

(Имеется в виду Окончательное решение еврейского вопроса, т. е. начало Холокоста, — прим)

Он также не испытывал непреодолимого желания объяснять им, что сам примерно половину войны провёл в немецкой тюремной камере, главным образом за то, что был видящим. Ревику чуть не оторвали голову от шеи в ходе того конкретного «урока» о том, что значит быть видящим во времена Третьего рейха.

Но позволив своему разуму уйти так далеко в прошлое, он вызвал ещё один нежелательный поток эмоций и воспоминаний.

Он также не мог переварить ничего из этого, стоя на деревянной сцене.

Поэтому он сложил руки за спиной, стёр с лица бесстрастное выражение и постарался выглядеть как профессор.

Или, по крайней мере, выглядеть неприступным.

— …Он признанный эксперт в области межвидовой войны и обороны, — продолжил Дюренкирк, теперь читая с небольшого прозрачного монитора, расположенного непосредственно под микрофоном, вмонтированным в трибуну. — …Кроме того, мистер Дигойз в официальных и неофициальных ролях участвовал в более чем десяти человеческих и межвидовых войнах и наземных конфликтах. Эти войны простирались на разные континенты и охватывали множество территорий и тактических подходов, включая джунгли Вьетнама и Панамы при американцах, высокогорную пустынную местность и низменности Афганистана при русских. Кроме того, он провёл некоторое время в Пакистане при турках и боролся с наркокартелями при мексиканских военных. Недавно он даже провёл некоторое время в Южной Америке с нашей собственной Ми-5, а также участвовал в конфликте в Египте…

Ревик заметил, как некоторые лица в толпе перестали хмуриться.

Значит, они больше не видели в нём просто нациста.

Просто оплаченного перебежчика. Или, точнее, наёмника.

Ревик не был уверен, что лично для него лучше, но очевидно, что последнее предпочтительнее для подавляющего большинства в этой толпе.

Ревик уже понял, что у многих пожилых англичан всё ещё сохранялись не самые приятные воспоминания о немцах. Он заметил это, даже когда выдавал себя за человека — из-за акцента, который у него всё ещё сохранялся после изучения английского языка в Баварии в начале прошлого века.

— …Мы хотели бы тепло поприветствовать мистера Дигойза как первого инструктора, который когда-либо был у нас в штате из представителей его расы, и поблагодарить его за то, что он присоединился к нам, чтобы улучшить и поспособствовать межвидовому взаимопониманию!

Ревик подавил ещё одно фырканье.

Межвидовое взаимопонимание, как же.

Скорее уж, они желали научиться более эффективно убивать видящих, используя одного из них в качестве консультанта и козла отпущения.

Однако, прежде чем он продвинулся в этом направлении мысли, весь зал, полный хорошо одетых людей, начал аплодировать, всё ещё глядя на сцену и на самого Ревика. Ревик вздрогнул, в замешательстве оглядываясь по сторонам, тогда как они продолжали хлопать. Он лишь ещё сильнее растерялся, когда эти аплодисменты стали громче и окрасились бОльшим энтузиазмом.

В течение этих нескольких секунд он мог только вглядываться в лица, пытаясь понять, по поводу чего они хлопают.

Затем он понял, что они расценивали аплодисменты как комплимент.

В их глазах он был «одним из хороших», видящим, который встал на сторону человечества в как будто бесконечной борьбе между расами.

Ревик также понятия не имел, как на это реагировать.

Поэтому он не реагировал. Он просто стоял там, не двигаясь.

Однако, когда он поймал на себе сочувствующий взгляд женщины с седеющими волосами и в белом платье до пола, его снова осенило, что с таким же успехом он мог нарисовать мишень у себя на груди, соглашаясь на подобную работу.

Если когда-либо и существовала работа по предательству расы, то это определённо она и есть.

Глава 8. Не пройти

Слиться с толпой после той маленькой сцены на подиуме было невозможно, хотя Ревик прикинул, что простоял там не более трёх минут.

Теперь, когда все знали, кто он такой, Ревик чувствовал на себе взгляды, куда бы он ни пошёл в этом зале с высокими потолками. Он также улавливал случайные проблески их разума и света.