Мой бесполезный жених оказался притворщиком (СИ) - Павлова Нита
— Выпендрежник.
— Грубиянка.
— Его Императорское Высочество цесаревич Иларион Димитрий Иннокентий Олегович Таврический! — хрипло прокаркал церемониймейстер.
И в зал ввалился запыхавшийся цесаревич.
Зал синхронно поклонился.
Распрямившись я бросила на цесаревича долгий оценивающий взгляд.
Цесаревич Иларион был среднего роста.
Коренастый.
Широкая челюсть и прямая осанка.
Его движения сквозили резкостью и стремительностью, он производил впечатление не лидера, а скорее идеального солдата, готового в точности исполнить приказ и вступить даже в самую безнадежную схватку.
Золотистые волосы, на пару тонов светлее моих, вились, а зелёные глаза сверкали подобно драгоценным камням.
У него была поистине ангельская внешность.
На мой взгляд — слишком приторная.
Платон закатил глаза.
— Нет, ну ты погляди, и вот это вот мы все тут ждали столько времени, — начал он.
Так что мне пришлось от души наступить ему на ногу, вынуждая заткнуться, прежде, чем кто-нибудь еще это услышал.
Цесаревич величаво прошествовал вперед и занял полагающееся ему место в первом ряду.
Стоявший на возвышении человек в белой, расшитой серебром академической мантии похлопал в ладоши, привлекая всеобщее внимание и призывая музыкантов прекратить игру.
— Теперь, когда все в сборе, мы можем начать нашу приветственную церемонию, — объявил он. — Многие из вас знают меня как Его Магейшество князя Змеева, однако в этих стенах для вас я ректор Змеев. И вы все для меня студенты, равные между собой, вне зависимости от титулов и происхождения. Когда вы вошли в эти двери, вас приветствовали, как это принято на всех балах в империи, но я хочу, чтобы вы понимали — в следующий раз подобное будет возможно только на церемонии вручения дипломов через четыре года.
По толпе первокурсников пронесся беспокойный ропот.
— Считайте, что сейчас я забрал все ваши привилегии, — усмехнулся ректор, — и верну их еще не скоро. Поэтому запомните. Соблюдение правил — обязательно. Посещение уроков — обязательно. Ношение формы, и в особенности браслета — обязательно. Уважение к наставникам и друг другу — обязательно. Если я увижу, что кто-то из вас не создан для этого, то, что ж, я верну вам все, что забрал досрочно, — ректор улыбнулся, медленно обводя зал взглядом. — Но только за порогом академии.
Ему не нужно было говорить, что случается с теми, кто вылетел из академии так и не научившись контролировать свой дар. Никому не нужна была такая угроза, и никакие титулы не смогли бы помочь в этой ситуации.
— А теперь наслаждайтесь балом. Здесь присутствуют как первокурсники, так и студенты старших курсов, надеюсь, сегодня все вы заведете множество полезных знакомств.
Первым, опомнившись от шока, захлопал цесаревич, а уже после к нему присоединились и остальные. Вскоре зал потонул в аплодисментах. Улыбающийся ректор поспешил покинуть импровизированную сцену, предварительно махнув рукой музыкантам, чтобы они возобновили игру.
Уроки танцев мы с Платоном благополучно заруинили как и все остальное, так что я даже не планировала присоединяться к разбивающимся на пары, и искренне надеялась, что никому не придет в голову пригласить меня.
Я никогда не получала приглашений на чаепития от других юных барышень, а приемы в нашем поместье то и дело срывались из-за погодных условий (читай истерик Платона), так что в отличие от оригинальной Дафны я почти никого не знала. И, если уж начистоту, не особо горела желанием узнавать. Ведь на любом таком приеме можно было натолкнуться на Илариона, которого я надеялась избегать до конца своих дней.
Да и насколько мне было известно высший свет — тот еще гадюшник, и чем я незаметнее — тем лучше.
Я без зазрения совести бросила Платона на растерзание проявивших к нему интерес юных дам, потому что вовсе не собиралась мешать ему заводить друзей, отпугивая всех и каждого.
Даже если сам Платон был не против.
— Дафнюшка! Сестренка! Куда ты?!
Ну уж нет, меня не проведешь, это ты сейчас за меня цепляешься, а потом бац — и я останусь без головы, а ты просто сделаешь вид, что так и было.
Сегодня меня интересовал только пунш.
К нему-то я и направлялась, когда на моем пути возник тот, кого я меньше всего хотела видеть — цесаревич Иларион.
Глава 9
Конечно, ректор сказал, что титулы остались за порогом, наверняка это касалось и цесаревича. Однако выглядел цесаревич так, словно если я сейчас скажу ему «Отойдите с дороги, Иларион Олегович», через четыре года он скажет палачу «Рубите», так что, справедливо опасаясь за свою голову, я все же притормозила для быстрого реверанса.
Этого момента я боялась с того дня, как очнулась в теле Дафны, и вот, наконец-то, он настал.
Я с трудом сглотнула, чувствуя, как язык становится тяжёлым и неповоротливым, а сердце заходится, бешено колотясь о грудную клетку.
Я медленно подняла глаза от пола.
И меня в ту же секунду охватило невыносимое, едва контролируемое чувство.
Чувство раздражения.
— Ваше Высочество.
Чаша с пуншем была уже так близко.
Ты что, не мог подойти к кому-нибудь ещё?
— Э, куда? — возмутился Иларион, когда я аккуратно попыталась обойти его.
Я была вынуждена снова остановиться.
Однако продолжения фразы так и не услышала.
У него был вид человека, до которого смысл всякой шутки доходит последним, который вечно что-нибудь ни к месту комментирует и которого никто никуда не зовёт, потому что про него попросту — не помнят.
Жалкий у него был вид, в общем.
Мне всегда казалось, что вокруг наследника должна толпиться многочисленная свита, но Иларион Таврический бродил по залу в полном одиночестве и толком не знал, куда себя приткнуть.
Цесаревич кидал самодовольные взгляды мне за спину, но даже не думал пояснять, зачем вообще остановил меня.
Ну, так можно и до конца бала простоять.
Давай, тормоз, поделись мыслями с классом.
— Вы что-то хотели? — я как можно наивнее захлопала глазами.
— Ты же барышня Флорианская? — с сомнением уточнил цесаревич, пристально разглядывая меня как кобылу в стойле.
Очень хотелось пнуть его копытом в лоб.
Но я сдержалась.
Ах, это был такой шанс отделаться от него, такой шанс, который никак нельзя было упускать.
— Как неловко, я ведь даже не представлена Его Высочеству. Я не смею отнимать ваше время, — жеманно протянула я, прикрывая растягивающийся в торжествующей улыбке рот раскрытым веером. — Люди подумают, что я невероятно навязчива. Думаю, мне лучше удалиться и не смущать Его Высо-
— Эй, ты, — не растерявшись цесаревич ткнул пальцем в проходящего мимо парня, от потрясения бедняга едва не подавился тарталеткой, — представь мне барышню.
— О, ну, это, — путаясь и во все глаза уставившись на меня начал тот, — это…
Он явно напрягал память, пытаясь вспомнить, кто я, но шансов у него просто не было.
— Барышня Флорианская, — любезно подсказал цесаревич.
— Это барышня Флор-
— Живее! Барышня Флорианская, Дафна Михайловна!
— Это барышня Флорианская! Дафна Михайловна, Ваше Высочество! — едва ли не плача заорал несчастный на весь зал и немедленно сжался от осознания того, что в общем и целом это можно было расценить как то, что он орал на цесаревича. — Можно, можно я теперь пойду?
— Свободен, — любезно разрешил цесаревич.
— Что ж, — следом он наградил меня дружелюбной улыбкой, его глаза буквально сияли, словно только ради меня одной он посетил это занимательное мероприятие, — теперь, когда мы знакомы, — он поклонился, подавая мне руку и для верности прокашлялся, — позвольте пригласить вас на первый танец.
Это шутка какая-то?
Я же точно помню, что в романе эта сцена выглядела в точности до наоборот.
Мне хотелось сказать — бабулю свою пригласи.
Молчи!
Лучше уж упасть в обморок.
Я же не разобью себе голову в процессе, да?