Франциска Вульф - Сердце Фатимы
– Саддин? – Она взглянула на Али своими голубыми глазами – такими же, как у Беатриче.
– Он скоро придет. А сейчас мы должны спрятаться.
Али не знал, поняла ли его девочка. Однако в ее взгляде было столько доверчивости, что у Али перехватило дыхание. Сейчас он пойдет к Саддину и скажет ему, чтобы тот не волновался: Мишель останется с ним. Если потребуется – даже навсегда.
Минуя множество комнат, они оказались в рабочем кабинете Али, где находился старый сундук, настолько вместительный, что там мог спрятаться даже взрослый человек. Али быстро набросал туда подушек, и девочка улеглась на них, свернувшись калачиком. Али накрыл ее одеялом, заговорщицки приложив палец ко рту. Она понимающе кивнула. Нежно поцеловав ее в лоб, Али с тяжелым сердцем захлопнул крышку.
Оставалось только надеяться, что фидави не придет в голову искать девочку в этом старом, источенном жучком сундуке.
Али торопливо извлек из шкафа слегка запылившуюся саблю, доставшуюся ему в наследство от деда, и проследовал на башню. Он не представлял, как сможет помочь Саддину, но знал одно: кочевнику в одиночку не справиться с двумя фидави.
Когда он, крадучись, поднялся по ступенькам и, затаив дыхание, прильнул к двери, его встретила пугающая тишина. Никаких звуков, голосов, бряцания оружия. Неужели бой окончен? Или фидави устроили ему западню?
Он осторожно выдвинул засов и приоткрыл дверь. С парапета башенной стены свешивалась грузная фигура в черном, будто наблюдая захватывающее представление там, внизу, на улице. Али попытался приоткрыть дверь шире, но снаружи мешало что-то тяжелое.
Али налег что было силы на дверь и протиснулся в щель, едва не споткнувшись о пару неподвижных ног. В ужасе он уставился на лежащее тело. Человек был одет во все черное. Устремленный к небу взгляд его широко открытых глаз был ужасен, словно сам Аллах в гневе поднял на него меч. Под подбородком зияла страшная рана. Али наклонился к незнакомцу, памятуя о врачебном долге: если в человеке – пусть даже таком – теплится жизнь, он обязан ему помочь. Приложил ухо к его груди. Фидави был мертв. Али вытер испачканные кровью пальцы о черный плащ убитого, поднялся и на цыпочках подошел к другому, свисавшему со стены человеку. К своему стыду, он поймал себя на мысли, что желал только одного – пусть и этот окажется мертвым. Его надежды оправдались. Живот фидави был распорот так, что внутренности вывалились наружу, как у растерзанного животного во время жертвоприношения. Али с отвращением отвел взгляд. Итак, оба фидави мертвы.
Где же Саддин?
В этот момент послышался тихий стон. Али огляделся, заметив в тени у входа на лестницу фигуру в белом. Внутри у него все сжалось. Он медленно приблизился. Саддин, скорчившись, лежал лицом к стене, обхватив руками живот. Глаза его были закрыты, одежда изодрана в клочья.
Али склонился над ним и бережно положил руку ему на грудь. Сердце билось едва слышно. Руки и ноги были сплошь покрыты резаными ранами. Однако они не казались смертельными. Во всяком случае, на первый взгляд.
– Али, – Саддин открыл глаза и, ухватившись за его плечо, с трудом приподнялся. Луна осветила его бледное лицо. – Что… с Мишель? Она…
– Не волнуйся, малышка в безопасности. Я хорошо ее спрятал.
Саддин с облегчением вздохнул и закрыл глаза.
– Хвала Аллаху! – прошептал он. Али помог ему лечь. – Я поквитался с крысами. На этот раз я выловил их всех. Они сдохли, Али.
– Знаю, я видел, – ответил Али и осторожно приподнял руки Саддина. В груди зияла рана, из которой хлестала кровь. Али чуть не вскрикнул. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что она смертельна. Он инстинктивно прижал руку к груди Саддина, понимая, что все бессмысленно. Такое кровотечение остановить невозможно. Даже Беатриче, будь она здесь, со всеми ее знаниями и навыками была бы не в силах помочь. – Саддин, тебе нельзя…
Но кочевник не дал ему договорить.
– Я часто смотрел в лицо смерти. Оно мне слишком хорошо знакомо. Я скоро умру. – Саддин казался абсолютно спокойным. – Что теперь будет с Мишель?
– Она останется у меня. Я буду воспитывать ее, как собственного ребенка.
Саддин закрыл глаза. Одна-единственная слеза скатилась по его щеке.
– Ты видел ее глаза? Разве я был не прав? – Саддин попытался улыбнуться.
Али кивнул.
– Да, я…
– Господин, – голос Махмуда прервал слова Али. – Могу я… – Слуга бросил взгляд на Саддина и, заметив лужу крови, тотчас побледнел, в ужасе прижав руку ко рту. – Господин, – проговорил он наконец. – Аллах милостив! А вы… – Махмуд повернулся к Али.
– Я невредим, – Али снова почувствовал под ложечкой щемящее чувство. Саддин умирает. Он отдал свою жизнь ради спасения девочки – и в конечном счете, самого Али. А что делал он? Носился по дому как угорелый, искал где спрятаться, вместо того чтобы сражаться. Саддин истекал на его глазах кровью, а у него не было ни единой царапины.
– Хвала всемилостивейшему Аллаху, что он сохранил вам жизнь, – дрожащим голосом проговорил Махмуд. – Но что с вашим гостем, господин? Может, снести его вниз, чтобы вы залечили ему раны?
Али взглянул на свою руку, которой он все еще прижимал рану на груди кочевника. Между пальцами струилась кровь, свежая, теплая кровь. И в этот момент он ясно осознал, что до кабинета Саддина не донести. Счет его жизни пошел на мгновения. Надо решаться. И очень быстро.
– Махмуд, – обратился он к слуге, – принеси одеяло и кувшин с водой. Да поживее!
Тот опрометью бросился исполнять приказ хозяина. Али снова повернулся к Саддину, его лицо было белее полотна.
– Я так много должен сказать тебе, – проговорил Саддин, снова пытаясь приподняться. – Так много… Ты должен…
– Не сейчас, Саддин. Лежи спокойно, – возразил Али. – Побереги силы.
Саддин печально рассмеялся.
– Для чего я должен беречь силы, Али аль-Хусейн? Ведь перед смертью не надышишься, разве не так?
Али хотел было ему возразить – как он привык это делать с пациентами, – пытаясь сказать слова утешения. Но тут ему вспомнились слова Саддина о том, что они всегда были честны друг с другом.
– Ты прав, – выговорил он наконец. – Дело в другом. Что ты хотел мне сказать?
Саддин взял его за плечо.
– Слушай внимательно. Может случиться так, что второй раз рассказывать тебе это у меня не будет сил и времени. Здесь, в Казвине, живет человек по имени Моше Бен Леви. Он торговец маслом…
– Еврей? – удивился Али. Саддин говорил так тихо, что он решил, что ослышался.
– Да, еврей. Но его имя и занятие – лишь маскировка. В действительности его зовут ребе Моше Бен Маймон. Он странник. Странствующий ученый. Он знает о камнях Фатимы больше, чем кто-либо другой. Иди к нему. Скажи, что ты от Саддина. Он меня знает. Я часто с ним встречался, мы много говорили на эту тему. Он поможет тебе и Мишель. – Саддин сделал паузу. – Еще хочу тебя предостеречь. Фидави будут преследовать тебя с Мишель. Они не отступят от своей цели, пока не завладеют камнем. Поэтому никому не доверяй. Ни одному человеку. Даже тем, кого знаешь много лет. На службе фидави есть даже женщины и дети. Вы нигде не будете в безопасности – ни на базаре, ни в лавке брадобрея, ни в доме хорошего друга. – Саддин закрыл глаза. Его тело охватила судорога. – Никогда не оставляй Мишель одну. Ни на один миг. Ты слышишь? Обещай мне!
