Лорен Оливер - Ханна
Лина издает несколько непонятных звуков, пытаясь оправдаться. Она смотрит на него, и они словно передают друг другу сообщения. Я ощущаю что-то зашифрованное и неразборчивое, словно наэлектризованный разряд, когда подходишь слишком близко к забору на границе. Мой желудок сжимается. Когда-то мы с Линой так же переговаривались.
— Расскажи ей, — тихо произнес Алекс. Это выглядит так, будто меня нет в комнате.
Затем Лина поворачивается ко мне, в ее глаза мольба.
— Я не думала, что... — начинает она. А потом, после секундной паузы, ее словно прорывает. Она рассказывает о том, как встретила Алекса на вечеринке на ферме Роаринг Брук (вечеринке, на которую я ее пригласила, но она не пошла бы туда, если бы не я) и встретила его у подножья Бэк Коув перед закатом.
— После этого... после этого он рассказал мне правду, что он Заражен, — говорит она, задерживая свой взгляд на мне при слове "Заражен", произнеся его, не повышая голоса. Я неосознанно втягиваю воздух. Значит, это правда, все это время, пока правительство отрицает и продолжает отрицать, существуют люди, живущие на окраинах городов, не вылеченные и неконтролируемые.
— Прошлой ночью я искала тебя, — говорит Лина чуть тише. — Когда я узнала, что начался рейд... я убежала. Я была там когда... когда регуляторы пришли. Я чудом выбралась оттуда. Алекс помог мне. Мы прятались в сарае, пока они не ушли...
Я закрываю глаза и снова открываю их. Я помню, как шевелилась сырая земля, как я ударилась бедром об окно. Я помню, как стояла и смотрела на темные фигуры тел, лежащих, словно тени на траве, и очертания маленького сарая, удобно устроившегося между деревьев.
Лина была там. Не могу в это поверить.
— Я не верю. Я не верю, что ты выбралась из дома во время рейда... из-за меня, — в моем горле комок, и я пытаюсь не расплакаться. На мгновение я потрясена чувством таким сильным и необычным, что даже не знаю, как оно называется. Оно сильнее вины, и шока, и зависти, это чувство из самого глубокого места во мне, где коренится Лина.
Впервые за долгое время я увидела настоящую Лину. Я всегда думала, что Лина милая, но сейчас я вижу, что она изменилась — за прошлое лето? прошедший год? — стала прекрасной. Ее глаза, кажется, стали больше, скулы — острее, а губы — мягче и полнее.
Я никогда не чувствовала, что я некрасивей Лины, но сейчас чувствую. Теперь я кажусь себе высокой, уродливой и костлявой, как лошадь с гривой цвета соломы.
Лина что-то говорит, когда раздается громкий стук в дверь, которую хотят открыть со стороны магазина, и Джед спрашивает:
— Лина? Ты здесь?
Инстинктивно, я толкаю Алекса в сторону так, что он спотыкается, но когда дверь начинает открываться, он оказывается с другой стороны. К счастью, Джед открывает дверь лишь на пару дюймов, потому что ему мешает большой ящик яблочного пюре. Я на мгновение удивляюсь тому, как Лина его передвинула для этого.
Я чувствую Алекса, стоящего позади меня, он одновременно и насторожен, и спокоен, как животное перед тем, как оно планирует убежать. Дверь заглушает голос Джеда. Лина сохраняет улыбку на лице, когда говорит с ним. Я не могу поверить, что это та Лина, которая начинала учащенно дышать, когда ее просили почитать перед классом.
Мой живот скручивается от восхищения и негодования одновременно. Все это время я думала, что мы росли отдельно друг от друга, потому что мне казалось, что я оставляю Лину позади. Но оказалось, что наоборот. Она научилась лгать.
Она научилась любить.
Я не могу стоять так близко к этому парню, к Зараженному, к тому, кто является секретом Лины. Моя кожа зудит.
Я высовываю голову за дверь.
— Привет, Джед, — жизнерадостно говорю я. Лина смотрит на меня с благодарностью.
— Я просто зашла к Лине кое-что отдать. И мы заболтались.
— У нас покупатели, — вяло произнес Джед, смотря на Лину.
— Я выйду через секунду, — говорит она. Когда Джед уходит, закрыв за собой дверь, Алекс долго выдыхает. После этого напряжение опять повисает между нами. Я чувствую, как по моей коже бегут мурашки.
Возможно, ощущая это напряжение, Алекс опускается на колени и что-то достает из своей сумки.
— Я принес кое-что для твоей ноги, — тихо говорит он, доставая разные медикаменты.
Когда Лина закатала джинсы на одной ноге до колена, стала видна страшная рана голени.
Я чувствую головокружение и поднимающуюся к горлу тошноту.
— Черт возьми, Лина, — говорю я, пытаясь смягчить голос. Я не хочу ее взбесить. — Да эта псина хорошо тебя цапнула.
— С ней все будет в порядке, — пренебрежительно отвечает Алекс, словно я не должна беспокоиться об этом, словно это не моя забота. Вдруг мне хочется ударить его по макушке. Он приседает напротив Лины, намазывая антибактериальный крем на ее ногу. Я заворожено наблюдаю, как уверенно двигаются его пальцы по ее коже, будто ему можно трогать ее тело. «Она была моей перед тем, как стать твоей» — эти слова неожиданно разбушевались в моем горле под языком. Я глотаю их обратно.
— Наверное, тебе лучше показаться доктору, — я адресую эти слова Лине, но Алекс реагирует на них.
— И что сказать? Что она поранилась во время рейда на подпольной вечеринке?
Я знаю, что он прав, но я не могу остановить нарастающее во мне возмущение. Мне не нравится, что он говорит так, будто только он знает, что лучше для Лины. Мне не нравится то, как она смотрит на него, соглашаясь с этим.
— Больше не болит так сильно, — голос Лины нежный, успокаивающий, голос, которым родители успокаивают упрямого ребенка. Опять возникает чувство, что я вижу ее впервые в жизни: она будто фигура за ширмой, лишь силуэт, пятно, и я едва ее узнаю.
Я больше не могу смотреть на нее, Лина — незнакомка, я бросаюсь на колени и практически отталкиваю Алекса в сторону.
— Ты неправильно делаешь это, — говорю я, — позволь мне.
— Да, мэм, — он, не сопротивляясь, отходит в сторону и приседает недалеко от меня, наблюдая за моей работой. Надеюсь, он не замечает, как трясутся мои руки.
