Война Крайер (ЛП) - Варела Нина

Посмотри на меня ещё раз.

Рот Эйлы скривился, но она не подала виду – и это тоже было облегчением.

И всё же: это румянец проступил на её щеках, под смуглой кожей, под веснушками? Или это игра утреннего солнца, которое взошло как порыв ветра, как взрыв селитряных бомб в ночном небе, разноцветных, огненных и светящихся? Теперь Крайер чувствовала, как внутри неё тоже что-то лопнуло. Ты что-то увидела во мне?

Ей хотелось задать этот вопрос, но она сдержалась.

Вместо ответа Эйла сама задала вопрос:

– Как получилось, что вы чуть не разбились? – спросила она.

Какой любопытный вопрос. С другой стороны, действительно: как так получилось? Почему она упала?

– В последнее время я была занята, – сказала Крайер, складывая слова вместе, как слои накрахмаленного шёлка, и прикрываясь ими. – Завтра я… меня официально обручат со скиром Киноком, будет праздник, а через три дня после этого я впервые приду на заседание Совета в качестве дочери правителя. Надеюсь, у меня это будет не последнее заседание. Так много нужно сделать… я была занята, поглощена своими мыслями. Хотелось свежего воздуха, и я подошла слишком близко к краю обрыва.

Эйла кивнула, а затем подняла глаза, встретившись с пристальным взглядом Крайер:

– Почему вы не донесли на меня?

Эйла протянула руку и коснулась груди – там, где под рубашкой, должно быть, висело запретное ожерелье, холодящее разгорячённую кожу. Эйла плотно сжимала челюсти, выпятив подбородок.

Крайер сглотнула, хотя в этом не было необходимости. Хороший вопрос. Слишком много вопросов без ответов – Крайер такие ненавидела.

– Потому что ты спасла мне жизнь, – запинаясь, ответила она.

Эйла помотала головой:

– Стража прибыла достаточно быстро. С вами всё было бы в порядке, даже если бы меня там не было.

– Это правда, – признала Крайер, потому что так оно и было. Всегда было. Её стража всегда была на высоте. – Отец создал меня с сигналом тревоги, – внезапно ей захотелось, чтобы Эйле стало понятно. – Если у меня пульс слишком учащается, устройство посылает гвардейцам беззвучный сигнал бедствия. Даже мы его не слышим, а они услышат.

Она говорила только для того, чтобы заполнить тишину, и поэтому замолчала.

Брови Эйлы слегка приподнялись. Лёгкий ветерок, словно невидимый палец, шевелил маленькие завитки волос, выбившиеся из косы Крайер. Волосы у автома были густыми и блестящими, обычно их носили высоко на голове, заплетая в косу, скрученную в тугой венец. Внезапно Крайер почувствовала себя очень незащищённой, слишком остро ощущая крошечные, тонкие завитки на висках и затылке. Ей было неуютно под пристальным взглядом Эйлы. Она смутилась.

– Это потому, что я видела, как вы плачете? – сказала Эйла и сильно прикусила нижнюю губу.

– Я не плакала, – натянуто сказала Крайер.

– Вы плакали, я видела. Я дотронулась до вас. Морская вода не такая тёплая.

Они пристально посмотрели друг на друга.

– Прекрасно, – сказала Крайер. – Но я твоя миледи. И ты не единственная, кто прошлой ночью видел нечто, не предназначенное для твоих глаз, – она многозначительно посмотрела на то место, где должно было висеть ожерелье. – Таким, как ты, нельзя носить подобные безделушки.

Руки Эйлы дёрнулись, будто ей захотелось дотронуться до своего ожерелья.

– Это не безделушка.

– Что бы это ни было, оно запрещено, – Крайер склонила голову набок. – Это правда, что люди собирают блестящие предметы, как сороки?

Она видела, как птицы с чёрными перьями задерживались на высоких ветвях и пикировали вниз, чтобы осмотреть упавшие монеты; однажды она даже слышала о вороне, которая чуть не выклевала глаз благородной даме, пытаясь осмотреть её украшенную драгоценными камнями диадему. Иногда, во время трапез в большом зале, она вспоминала эту сказку, и каждый раз приходилось прятать улыбку за рукавом.

– Вы живёте во дворце из белого мрамора и золота, – недоверчиво сказала Эйла. – У вас в волосах жемчуг. И вы называете меня сорокой?

– Я леди, – отрезала Крайер. – Ты – нет.

– Ну, моё ожерелье – это не безделушка, – огрызнулась Эйла. – Это не просто что-то блестящее. Оно – часть истории.

– Правда? – сказала Крайер. – Какой истории? Что значит "часть истории"? – она пристально посмотрела на грудь Эйлы, будто пытаясь разглядеть таинственные свойства ожерелья. – Внутри зашифрованное послание? Ожерелье – ключ к секретной библиотеке? Это древняя реликвия?

– Нет, нет и ещё раз нет, – сказала Эйла, широко раскрыв глаза. – Нет, я... ну, на самом деле я сама не знаю.

– Жаль.

Губы Эйлы дрогнули. Возможно, от горечи.

Глядя на неё, Крайер почувствовала головокружение. Потеряла равновесие. Так близко к краю утёса ей грозила опасность снова упасть – казалось, что бушующее море под ними зовёт её, манит. Глаза Эйлы были такими тёмными.

Крайер внезапно подумала о садах. Все эти краски поддерживались слугами-людьми. Во дворце цвета были только в её спальне, на гобелене с изображением Киры. Кто соткал этот гобелен? Автом? Крайер изучила 14 языков, 29 отраслей науки и математики, тысячелетнюю историю каждого официально признанного королевства и территории, но она ни разу не сплела ни единой нити, никогда не рисовала, не писала ничего, кроме очерков. Она посмотрела на Эйлу, которая тоже не отрывала от неё пристального взгляда. Волосы Эйлы развевались на океанском бризе и прилипли к вискам.

– Ты когда-нибудь брала уроки? – она не собиралась об этом спрашивать.

Эйла сморщила нос. Она часто так делала.

– Нет. Я не...

– Что "не"?

– Я не умею читать, миледи.

Крайер помолчала, осмысливая её слова. Она не могла представить, что кто-то не умеет читать. Почему-то это казалось очень жестоким.

– А ты бы хотела чему-нибудь научиться?

Она имела в виду: "Что тебе интересно? Существуют ли какие-то слова или мысли, от которых морщины на твоём лбу разгладятся, а глаза заблестят?" Крайер хотелось изучить её, как карту. Нарисовать прямой путь между всеми её конкретными, но разбросанными по разным местам точками.

– Может быть, – Эйла пожала плечами.

Крайер ждала.

Эйла смотрела на океан:

– Очень давно я знала одного человека, которому нравилось изучать природу, её законы. Однажды я спросила его почему, и он сказал мне, что ему нравится, когда во вселенной существуют определённые законы. Он сказал, что нельзя считать, что всё остаётся неизменным, потому что всегда действует какая-то сила. Даже там, за небесами, так далеко, что мы даже не можем себе этого представить, всё работает точно так же, как и здесь, но уже с телами на орбите. Они взаимно притягиваются и отталкиваются. Кажется, это называется законом падения.

Закон падения.

– Кто тебе такое рассказал?

Когда Эйла снова посмотрела на неё, в её тёмных глазах горел огонь:

– Тот, кого я больше не увижу, – сказала она. Она снова помолчала. – Вы ещё что-то надо, леди Крайер? Если вы не собираетесь меня наказывать, то что мы здесь делаем?

Ты здесь, потому что видела, как я плачу.

– Я устала от своей нынешней служанки, – сказала Крайер. – Хочу найти ей замену.

Когда Эйла в замешательстве нахмурилась, она продолжила:

– Ты уже помогла мне однажды. Хочу, чтобы ты помогла мне снова. Будь моей служанкой.

– Что? – Эйла судорожно втянула воздух.

– Ты будешь приходить в мои покои на рассвете и весь день будешь рядом со мной. Ты будешь служить мне и только мне. Это положение власти и чести. Служанка наследника правителя.

Крайер знала это выражение. Шок. Но Крайер было всё равно. Она была знакома с Эйлой меньше часа, но уже знала, чего хочет. Ей нравились эти тёмные глаза, эта спокойная, резкая напряжённость, уклончивые ответы, от которых, как она знала, её ожидает ещё одна бессонная ночь, проведённая в раздумьях, догадках и… мечтах. Или что-то близкое к этому.

И снова Крайер почувствовала что-то вроде притяжения, искушения наклониться поближе к Эйле, своего рода внутреннее падение. Она стояла неподвижно. Это был навык, которым обладали только автомы – стоять неподвижно, не дрожа.