Требуется жадная и незамужняя (СИ) - Валевская Елена

Зеленоглазый малыш улыбался мне со стены напротив кровати. Вот так теперь и буду засыпать, наглядевшись на него.

В тот день я впервые, не считая походов в санузел и в столовую, вышла из комнаты. Прошлась по особняку и поняла, что пора бы мне прогуляться и подышать свежим воздухом.

В саду было тихо и спокойно. Деревья цвели. В Алуяре весна? Я не помнила, были ли цветы во время моего побега в лес. Мне кажется, что не были. Я вдыхала сладкий аромат и медленно прогуливалась по дорожкам. А вот и та скамейка, подарившая мне прохладной ночью плед. Он и сейчас покрывал ее деревянную поверхность. Я посидела немного в тишине. В разные стороны тянулись стройные ряды зелено-белых деревьев, а где-то далеко темнела между ними опушка леса.

Так близко. Я не помню, сколько мне пришлось бежать той ночью по саду. Кажется, не очень долго. Если подумать, то сад не такой уж большой. И где-то рядом за границей цветущих деревьев, бродит неведомая Тварь на паучьих ногах.

Я поежилась и поспешила уйти обратно в особняк. Анасар говорил что-то про деревню. Надо бы попросить его съездить туда, посмотреть, развеяться.

К ужину мне захотелось принарядиться. Мы выбрали с Ма очень красивое желтое платье в стиле ампир, обтягивающее грудь и струящееся от нее до самого пола. Я скинула свое «рабочее» платье и повернулась к Ма, готовая забрать у нее желтую прелесть.

Она во все глаза смотрела на мой живот. Я опустила взгляд туда же. А вот и первые плоды хорошего питания и ничегонеделания — стояние целый день за мольбертом физической нагрузкой ведь не считается. Я поправилась. Даже появился животик. Все дни рисования я одевалась одна, без помощницы, и понимала удивление Ма, которая не видела мою фигуру около недели. Мне даже стало стыдно. Пообещав себе с завтрашнего же дня заняться утренней зарядкой, я позволила Ма натянуть на меня платье.

Мы шли по пустынному коридору и опять никого не встретили. Я задумалась о том, что не видела никого из слуг, кроме Ма, с тех пор, как вернулась обратно в этот мир. И в саду никого не было. И даже в столовой я являлась к уже приготовленным для меня блюдам, а пустые тарелки убирали только после того, как я уходила.

Начали закрадываться странные подозрения.

— Ма, а почему меня избегают другие слуги? Потому что я из другого мира? И вы считаете меня страшненькой?

— Что вы, анасарана. Просто… — она смутилась. — Вы же носите дитя Люта!

Глава восьмая. Покушение

Шепотки, шепотки, шепотки… Они были везде, куда бы я ни шла.

— Носит дитя Люта…

— Лют… Она понесла от Люта…

— Бедный анасар Ле…

Мне было смешно всё это слышать. Суеверия неграмотных служанок и их отчуждение меня не особо волновали. Я сама предпочитала одиночество и не любила лишних людей рядом. И быстро пожалела, что рассказала Ле Ёну за завтраком о слугах, которые меня избегают. Лучше бы и дальше прятались, в самом деле. Но ослушаться своего хозяина они, видимо, не могли и продолжали выполнять свои обязанности даже тогда, когда рядом появлялась я. Но при этом вели себя так, словно…

Впрочем, выходила я из комнаты по-прежнему редко, с обитателями особняка сталкивалась еще реже, а шепотки старалась не замечать. Хотя было обидно, да. Звучало так, словно гадкая жена изменяет бедненькому любимому хозяину, так еще и чужой приплод собирается подкинуть. «Бедный анасар», ага. Бедная я, которая вынуждена выслушивать и терпеть весь этот бред.

Если я и могла от кого-то забеременеть, то лишь от самого хозяина поместья. Разве что, конечно, одного того раза в зачарованном состоянии хватило бы для этого. Но вот только через половину месяца определись беременность «на глаз» дело гиблое. Если только в эти желтые глаза навыкате не встроен аппарат УЗИ. В чем лично я сомневаюсь. Да и не было у меня никаких признаков, о которых в свое время слышала в родном мире. На солёненькое не тянуло, по утрам не тошнило, живот не болел, и вообще я ощущала себя на редкость здоровой и полной сил. Вот разве что на мясо появился сильный жор, так это от внезапного изобилия после вынужденного недоедания этого поистине деликатесного на моем столе продукта.

В общем, я решила просто переждать подозрительность и слухи в спальне, авось время всем покажет, как они глубоко заблуждались насчет новой хозяйки. А сама за это время решила написать пейзаж.

Идея появилась почти сразу после того, как я закончила портрет желанного сына.

На холсте проявлялся залитый синим лунным светом ночной лес. Я рисовала вдохновенно, не задумываясь, мазок за мазком, еще не видя общей картины. Дерево, другое, третье. Тут потемнее, там посветлее, трава погуще, между стволами серая тень… Картина была почти готова, когда я осознала, что именно нарисовала.

Воображение заставило меня перенести на холст то самое место, где я повстречала Тварь. Я даже почти видела ее саму, вон среди листвы едва заметно проглядывает изгиб огромной паучьей лапы…

Первым порывом было в ужасе разорвать пейзаж. Разорвать, сжечь, а пепел развеять за окном. После встречи с Тварью я до жути боялась леса, страшилась, что однажды она проигнорирует охранные амулеты и покажется в саду. И хотя страх этот иррационален, ведь на самом деле Тварь, не смотря на все шепотки, намеки Ле Ёна и рассказы Жу Даля, не сделала мне ничего плохого, но та жуткая картина медленно выдвигающейся из лесной тьмы темно-серой членистой лапы и громады длинной туши, навсегда, казалось бы, запечатлелась в моем мозгу.

Поэтому я не могла понять, почему нарисовала именно это место. Подсознательно хотела посмотреть своему страху в лицо? Победить его? Провести эдакую терапию для самой себя?

Или на что-то пыталась себе намекнуть?

Картину я рвать не стала. Но и на стену не повесила. Убрала в шкаф, на верхнюю полку, чтобы иногда доставать оттуда и смотреть своему страху в глаза.

В ту ночь мне опять пришлось увидеть картину, уже во сне. Она почему-то висела на стене, рядом с портретом зеленоглазого малыша. Самого ребенка я не видела, но слышала его дыхание. А потом малыш спросил:

— Ой, это там любит гулять папа?

А я закричала…

Я резко проснулась, с диким сердцебиением и дрожью во всем теле. Я хватала ртом воздух, понимая, что задыхаюсь. Впервые в своей жизни я испытывала настоящий приступ панической атаки.

— Анасарана, что с вами? — в спальню влетела Ма и бросилась ко мне. Как же хорошо, что я перестала вязать на дверь веревку, поверив мужу, что он не станет приходить, а ключ у служанки был свой, на всякий случай.

Потом она долго успокаивала меня, бегала за водой, за горячим успокаивающим чаем. А я всё никак не могла прийти в себя. Дышать у меня уже получалось, но слезы никак не заканчивались, как и судорожные рыдания.

— Может, позвать анасара? — расстроенно, что никак не может помочь мне справиться с эмоциями, спросила напуганная моим состоянием Ма.

Только после этих ее слов я начала приходить в себя.

— Не говори ему, хорошо? — попросила я, успокаивая дыхание и сердце. — А то посчитает какой-то ненормальной истеричкой.

— Что вы, анасарана. В вашем положении это нормально.

С того момента я приняла тот факт, что у нас с Ле Ёном получилось. С первого же и единственного раза. И он был прав, тогда за ужином дав понять, что вторая половина указа его короля исполнена. Непонятно только, как он узнал о положении своей жены куда раньше нее самой. Опять какие-нибудь магические штучки?

Да, факт беременности я приняла и даже была ей рада, не только из-за того, что нам больше не угрожало потерять поместье. Я хотела малыша. Того самого, с портрета. Ребенка, который приходил ко мне во сне.

Но с этого же дня меня пугала вероятность того, что слухи и шепотки тоже могли оказаться правдивыми. Понимаю, это невозможно. Чудовище из леса никак не могло заделать ребенка человеку. Это физиологически невыполнимо. Но вдруг… Вдруг какая-то магия способна и на такое? Откуда мне знать о возможностях и правилах этого непонятного и странного мира?