Ведьмочка для художника, или Возвращение в Мир Мечты (СИ) - Хайруллова Регина

Тут Хранитель достал сигару и зажёг её, дым спиралью пополз вверх.

— Но… видите ли… я… я же не знал, кто она такая, — с отчаянием выдавил из себя Мэлибуд. Ноги его всё больше слабели, и он чуть заметно качался на них.

— Она? — Хранитель рассмеялся, отчего Хэйдена обдало ледяным потом. — Я не говорил, что это женщина, — спокойно продолжил он. — Что ж. Ты, как я вижу, всё прекрасно понимал. И всё же утаил от нас эти сведения. Ты поставил под угрозу весь Мир Мечты, Хэйден, — мягко сказал Хранитель и сел за стол, тогда как Мэлибуд остался стоять на ватных ногах.

— Я… видите ли… — бормотал он, теребя пуговицы и пытаясь унять страх, который с каждым словом Хранителя накатывал новой более мощной волной и грозил затопить его, утопить, измельчить в песок и усеять им пол этого кабинета.

— Не нужно оправдываться. Посмотри вокруг, — он закурил и показал на стеллажи с тысячами книг, — видишь всё это?

— Да, Хранитель.

— Хочешь стать тем, кто будет внесён в самую главную книгу: в наш список великих хранителей? Можешь не отвечать, я и так знаю, что хочешь, — Он стряхнул пепел прямо на стол. — Но чтобы стать одним из нас, сперва надо побыть стражем. Причём не просто добросовестным и ответственным, но и очень полезным. Понимаешь, о чём я?

— Не совсем.

— Я поясню, мальчик мой, — мягко сказал он, снова стряхивая пепел с сигары. — Сейчас у тебя есть выбор: согласиться с моим предложением и стать стражем, а потом, если будешь стараться, то и хранителем. Либо же мы отправим тебя на одну из планет.

— Но какое предложение, Хранитель? — спросил Хэйден, хотя уже прекрасно всё понял. Он вот-вот променяет незнакомцев на свою мечту, на то, чтобы наконец достичь её. Так ли это страшно: предать чужаков? Так ли ужасно отдать свою честь ради своей мечты?

— Сущий пустяк. Тебе нужно лишь присматривать за своими спутниками. Куда они идут, о чём говорят… Запоминать как можно больше и раз в пару дней писать мне отчёты обо всём, что они сказали и сделали. Я найду способ получить у тебя бумаги, об этом не беспокойся, мальчик мой.

А всё-таки страшно. Стать доносчиком. Или даже предателем? Хотя можно ли предать тех, кого совсем не знаешь? Где та грань, что отделяет чужих тебе от тех, кто важен и дорог? Он её уже перешагнул или ещё нет? А впрочем, есть ли вообще такая граница?

— Но Хранитель… Видите ли…

— Хэйден, — он встал и положил тяжёлую руку с желтоватыми ногтями на плечо Мэлибуда. Сильно запахло табаком. — Ты ведь не хочешь лишиться стольких прекрасных лет в Мире Мечты и сгнить на какой-нибудь планетке без памяти и без всего, что тебе дорого, мальчик мой? Твой грифон останется здесь, знаешь это? — Хранитель орлиной хваткой сжал плечо Хэйдена, так что он не смог бы отойти ни на шаг, даже если бы решился.

Мэлибуд опустил голову, чтобы не видеть взгляда, разъедавшего даже через золотую маску.

— Так будет лучше для всех.

***

— Куда лезешь! — завопил громила с камнеподобным лицом, и Хэйден отшатнулся.

Реальность вырвала его из воспоминаний. Хотелось есть. Деньги были, их теперь более чем достаточно, так что он зашёл в лучший ресторан Города Мечты.

Когда-то через стекло он жадно разглядывал посетителей заведения и блюда и всё думал, что однажды тоже переступит этот порог. И вот вошёл. И не почувствовал ничего, кроме усталости и желания поскорее съесть хоть что-нибудь.

Он глотал запечённую форель под кисловатым соусом на изящном блюде, запивал изысканным вином, о котором ещё недавно не мог даже мечтать, ел штрудель с хрустящим тестом и мороженым, ну а мыслями снова и снова, как примагниченный, уходил к тяжёлым воспоминаниям.

***

День, когда Мирослава вернулась на Землю, был особенно тёплым и радостным. Хэйден точно знал, что теперь, когда она ушла, больше не придётся ни за кем следить и писать отчёты. «Этот — последний», — думал он, сжимая бумажку и бодро входя в кабинет. Хэйден решил сам отнести отчёт, чтобы наконец попрощаться с Хранителем, чтобы разойтись с ним на равных, ведь свою часть уговора он выполнил, а теперь дело за малым: Хранитель устроит так, чтобы Хэйден стал стражем. И всё наладится. А горечь от предательства вскоре уйдёт, должна уйти, ведь он, в сущности, никому ничем не навредил.

Хранитель молча прочёл бумаги, куря сигару, положил листы на стол, медленно встал и посмотрел на Хэйдена сквозь щёлочки в золотой клювообразной маске.

— Мальчик мой, ты помнишь, что должен был сделать? — тихо спросил он, и от этой излишней сдержанности в голосе Хэйдену стало не по себе.

— Да, Хранитель. Я должен был передавать вам всё, что они…

— Идиот! — крикнул он и ударил кулаком по столу, отчего тот едва не развалился. Тут же Хранитель закашлялся так, что маска едва не слетела. Когда приступ кончился, сел и положил руки на отчёт.

Хэйден не шелохнулся.

— Мальчик мой, — снова сдержанно сказал Хранитель. — Как ты мог такое допустить? Ты должен был следить за ними.

— Но вы просили лишь описывать всё, а теперь, видите ли, Мирослава покинула Мир Мечты. Я ведь могу больше не писать отчёты?

— Не писать? Ты хоть бы понимаешь, что наделал?! — он снова ударил по столу, и от этого открылась дверца шкафа.

Хранитель подошёл к нему, постоял рядом некоторое время и осторожно закрыл.

Хэйден вдруг вспомнил. Говорят, у него там лежит то ли портрет супруги, которую никто никогда не видел, то ли её медальон, то ли вообще череп.

— Она была нужна мне, Хэйден, а ты её упустил, — сказал он, садясь за стол и закуривая новую сигару, пока Хэйден по-прежнему стоял напротив и уже переминался с ноги на ногу, потому что они затекали. — Теперь придётся вернуть её или ждать, пока она сама придёт. И ты будешь следить за Артуром, мальчик мой. Постоянно. А иначе тебе не видать маски стража. Да и ты, помнится, нарушил наш кодекс, не донеся информацию, не позабыл наказание?

Глава 18. Дневник (Сад)

Журчание бегущего вдаль, за самый горизонт, ручья. Отражённое в чистой воде ясное голубое небо, подобное нашему земному. Бледные цветы на деревьях и кустах, молодая сочная зелень, едва пробившаяся, едва вступившая в свои весенние — есть ли тут весна? Есть ли что-то, помимо неё? — права.

Права. Она вечно права. Она вечна зелена.

Она — сама Богиня, царствующая в своих величественных покоях, и чело её украшает венец из первоцветов, и на запястьях у неё жемчужные капли воды, а волосы — струистый поток, и она — это я, отражённая в ручье.

— Знаешь, тут настоящий райский сад, — сказала я, глубоко вдохнув тонкий и чарующий запах цветущих деревьев.

Мы шли по тропинке, и ладонь Артура крепко держала мою. Было до того спокойно и хорошо, что хотелось остаться вот здесь и вот так навсегда. Никуда не возвращаться, никуда не идти — верней, идти вот так, но без конца и без цели, быть просто в движении, просто держаться за руки и чувствовать покой и какую-то благость, которая идёт изнутри, наполняет меня и выливается наружу вместе с дыханием. И от этого её становится только больше.

Поцеловать бы, но не смогу. Остаётся лишь держать его руку и идти рядом. Идти и идти в неведомые дали мимо благоухающих деревьев и кустов, и сама бесконечность будет сопровождать нас, укрывать своими могучими крылами, и она убережёт нас, потому что бесконечность и та Богиня в воде ручья — это всё я. Это всё части меня, какие-то иные, каких я ещё не знала, не видела в себе, но мои. Или я — их часть. Впрочем, разницы ведь нет.

Пока я так думала, по тропинке мы вышили к Древу знаний. Мне казалось, что оно будет самым большим и древним, но получилось ровно наоборот — это был саженец, усыпанный цветами. От их запаха голова шла кругом, так что я прислонилась к соседнему дереву, чтобы не упасть.

я глядела на розовые вкрапления в молочных лепестках — ровно пять на каждом цветке, — на тоненькие пестики, на желтоватую пыльцу, на словно пульсирующие прожилки в салатовых листьях. я глядела на всё это, и мне чудилось, что цветок хочет мне что-то сказать, что все эти растения говорят со мной, но я не знаю их языка. стоит лишь коснуться, чтобы мы поняли друг друга.